В дальнейшем связи Болгарской и Русской Церквей продолжали активно развиваться. В конце февраля 1945 г. Священный Синод пригласил Московского Патриарха приехать в Болгарию, в начале марта Патриарх Алексий известил экзарха о скором прибытии в страну делегации Русской Церкви «во главе с архиепископом Московским». В ответной телеграмме от 6 марта митрополит Стефан писал: «Глубоко обрадован решением Вашего Святейшества прислать представителя, которого ждем с любовию каждый день, когда угодно Вам»[893].
6 апреля 1945 г. в Софию приехала делегация Московского Патриархата из четырех человек во главе с одним их ближайших помощников патриарха архиепископом Псковским и Порховским Григорием (Чуковым). Приветствуя ее, митрополит Стефан сказал: «Православная Русская Церковь заняла ведущее место в большом семействе славянских народов, как старшая и передовая среди Православных Церквей», – причем из заявления Софийского митрополита следовало, что «огромная заслуга в этом историческом акте, безусловно, принадлежит великому вождю Советского Союза»[894].
Болгарское правительство помогло Синоду необходимыми для достойного приема автомобилями, квартирами и другими материальными средствами. Интересно отметить, что возглавлявший Синод в «фашистский период» митрополит Неофит в эти дни отсутствовал в Софии, якобы по причине болезни. 18 апреля в честь делегацтии Русской Церкви был устроен торжественный прием, на котором присутствовали члены болгарского правительства во главе с премьер-министром К.С. Георгиевым, представители Болгарского Священного Синода, члены Союзной контрольной комиссии во главе с генерал-полковником С.С. Бирюзовым, члены Национального комитета Отечественного фронта, Славянского комитета, известные деятели науки и культуры. Посетив многие города и монастыри, делегация пробыла в Болгарии до 23 апреля, проведя успешные переговоры об укреплении связей двух Церквей. Входивший в ее состав доцент Московского богословского института А.И. Георгиевский прочитал на богословском факультете Софийского университета публичную лекцию «О церковном обряде»[895].
Вскоре после отъезда делегации Московского Патриархата Болгарский Синод на своем заседании подчеркнул, что с этого момента началась реальная связь между двумя Церквами. Также было отмечено, что благодаря приезду делегации старое представление о подавлении религиозной свободы в СССР преодолено. В письме Патриарху Алексию от 25 апреля экзарх Стефан подчеркнул: «Прежде всего, благодаря Вашей делегации, рассеялись упорно распускавшиеся нашими общими врагами и легковерными людьми и находившие для себя почву слухи, что Русская Православная Церковь расстроена, обессилена, что она потеряла всякое влияние и значение в народе. Косвенно этим в переживаемое трудное время была оказана поддержка нашей Церкви, обуреваемой злонамеренными слухами и разными домогательствами врагов и “друзей”. Пребывание делегации в Софии и ее поездка по Болгарии дали повод и возможность нашему православному народу ярко проявить свою любовь к матушке-России и свою веру в несокрушимую мощь Русской Церкви и русского народа. Существующим в эмиграции русским людям, всегда близким моему сердцу, пребывание делегации принесло великое утешение. Они остаются преданнейшими своей Родине верными сынами своей Церкви»[896].
В отчете владыки Григория о поездке была дана подробная характеристика внутренней ситуации в Болгарской Церкви: «Среди духовенства образовался Союз священников, комитет, который начал проявлять тенденцию, подобную тем, какие проявляли в первые годы наши русские обновленцы (те же вопросы о браке епископов, второбрачии священников и т. п.), дисциплина пошатнулась, священники занялись выработкой (очень) “левого” устава. Разъяснение о положении Церкви Русской и особенно Положение об управлении РПЦ, привезенное делегацией, отрезвило Комитет священников, дало опору Синоду в направлении жизни Болгарской Церкви на твердых канонических началах и указало Правительству пример установления нормальных отношений между Церковью и государством. Экзарх митрополит Стефан, несомненно, самый умный из архиереев, пользуется большим авторитетом среди болгар, большой дипломат и до мозга костей политик. По-видимому, его отношение к немцам по существу было отрицательным, хотя он принужден был лавировать. Англоманство в нем скрытно, вероятно, еще есть в некоторой степени и теперь. Но сейчас он чрезвычайно ярко проявляет свое русофильство. идею славянства и его объединения под главенством России он громко заявляет в своих речах. О своих митрополитах он отзывался как о “немцах”, о митрополите Иосифе как о “ренегате”. Тем не менее эти “немцы’-митрополиты являются его ближайшими помощниками (м. Михаил и м. Паисий), хотя вообще он всех их держит довольно властно. Теперь он приблизил к себе и поставил на ответственные должности наилучших людей русофильского направления – новорукоположенного епископа Парфения, архимандрита Мефодия (протосингела Синода), иеродиаконов – Александра и Григория, иеромонаха Серафима. Эти лица – духовные воспитанники управляющего русскими приходами архиепископа Серафима (Соболева)»[897].
5 мая экзарх отправил теплую телеграмму командующему III Украинским фронтом маршалу Ф.И. Толбухину: «С восхищением слежу за Вашими удивительными победами. От всей души поздравляю Вас с высшими военными наградами, которыми одновременно и советское, и наше Болгарское правительства оценили Ваши великие заслугами. Отныне Ваше славное имя вписано на страницах нашей истории рядом с вечно памятными именами генералов Гурко, Драгомирова, Скобелева»[898]. 10 мая в Софии на площади перед собором св. кн. Александра Невского состоялся многолюдный митинг по случаю капитуляции нацистской Германии, на котором в числе почетных гостей присутствовал митрополит Стефан.
Подводя итог, следует отметить, что развитие церковной жизни Болгарии в первой половине XX в. проходило очень драматично и характеризовалось целым рядом заметных потрясений, конфликтов и преобразований: значительным сокращением территории Болгарского экзархата в результате поражений страны в ходе Второй Балканской и Первой мировой войн, конфликтами с сравительством и безуспешными попытками преодолеть схизму в 1920-1930-е гг., временным расширением экзархата в период Второй мировой войны и в то же время борьбой с прогерманской политикой правительства, отменой схизмы в 1945 г., существенным ухудшением положения Церкви в социалистической Болгарии и, наконец, восстановлением Патриаршества в 1953 г. (что выходит за рамки описываемых в параграфе событий).
2. Румынский Патриархат
Вторая по величине после Русской Православной Церкви – Румынская в 1934 г. насчитывала около 10 тыс. общин, 5 митрополий и 18 епархий (в том числе созданная в 1921 г. «епископия армии»), к ней принадлежало 72 % из 16 млн жителей страны. В Румынии действовали три богословских факультета (старейший – с 1884 г. при Бухарестском университете, а также при Черновицком и Кишиневском университетах), пять духовных академий в Трансильвании и Банате (Клужская, Орадиевская, Карансебешская, Арадская и Сибиуская) и десять семинарий (в том числе монашеская в Керницком монастыре)[899].
В результате Первой мировой войны территория страны увеличилась в два с лишним раза (считая незаконно оккупированную в 1918 г. Бессарабию), и теперь 30 % населения Румынии составляли национальные меньшинства, в том числе православные (украинцы, русские, болгары), но их статус не был отражен в государственных законах. Значительный вклад в создание послевоенного государства внесла Румынская Православная Церковь. Она всегда была тесно связана с правительством страны и, как правило, активно поддерживала его, проявляя при этом очень сильную национальную ориентированность и нередко являясь инструментом румынизации национальных меньшинств. В 1919 г. состоялся Церковный Собор, объединивший митрополии Румынии, Трансильвании и Буковины.
4 февраля 1925 г. на Соборе Румынская Православная Церковь была провозглашена Патриархатом. Вначале этот акт рассматривался Константинопольской Патриархией как «умаление престижа Вселенского Патриарха в политических целях», но в дальнейшем выяснилось, что между Фанаром и Бухарестом было достигнуто негласное соглашение о даровании Патриаршества взамен принятия Румынской Церковью новоюлианского календаря[900].
Законность акта от 4 февраля была подтверждена Томосом Константинопольского Патриарха от 30 июня 1925 г., дарующим Румынской Церкви статус Патриархата. Его учреждение было также одобрено румынским парламентом. Осенью того же года митрополит Мирон (Кристя) принял титул Патриарха всея Румынии, наместника Кесарии Каппадокийской, митрополита Унгро-Влахийского и архиепископа Бухарестского. 1 ноября 1925 г. состоялась интронизация первого Румынского Патриарха, в которой приняли участие несколько Первосвятителей Поместных Православных Церквей[901].
Патриарх Мирон (Кристя) скончался 7 марта 1939 г., и 30 июня 1939 г. Церковный Собор избрал новым Румынским Патриархом митрополита Ясского Никодима (в миру Николая Мунтяну)[902].
В предвоенные годы за влияние на Румынскую Православную Церковь активно боролись Великобритания и Германия. При этом власти Соединенного Королевства действовали в основном через Англиканскую церковь. В 1935 г. в Бухаресте состоялись румыно-англиканские собеседования, на которых были проведены дискуссии и приняты согласованные решения по вопросам о доктринальном значении 39 членов англиканского исповедания, о таинстве Священства и действительности англиканских хиротоний, Св. Евхаристии и других таинствах, Священном Писании и Предании, о спасении. В отношении таинства Cвященства члены румынской делегации на собеседовании рекомендовали Священному Синоду своей Церкви признать действительность англиканской иерархии.