единения Управления всеми казачьими церквами и духовенством, где бы они по обстоятельствам военного времени не находились. Не нужно, казакам особенно ученого, но нужно честного, верующего, неподкупного и понимающего, что сейчас в казаках, как нигде, ярко горит пламя православной веры и нельзя его равнодушием и непониманием казачьей души угасить. Прошу и умоляю Вас поспешить с назначением епископа казачьих церквей, знающего казаков»[1136].
С другой стороны и о. В. Григорьев также хотел этого. 11 декабря он писал Краснову: «Лично меня и духовенство очень интересует вопрос о назначении епископа в наш Стан. Все мы, как один, желаем иметь своим архипастырем епископа Афанасия». Через пару дней о. Василий подал рапорт атаману Доманову с просьбой разрешить пригласить епископа Афанасия (Мартоса) для совершения богослужения на Рождество. 16 декабря Доманов переслал рапорт Краснову, поставившему 19 декабря на нем резолюцию «Это было бы большим праздником для всех казаков, так любящих и ценящих владыку Афанасия»[1137].
Эта активность как со стороны военного руководства, так и духовенства казаков в конце концов подействовала на митрополита Анастасия, который, возможно, хотел лично управлять Казачьей епархией (в октябре 1944 г. Архиерейский Синод принял решение о сохранении казачьего военного духовенства в ведении владыки Анастасия). 7 декабря председатель Синода пригласил епископа Афанасия приехать в Карлсбад для переговоров в случае, если сам митрополит Анастасий не сможет в ближайшие дни посетить Франценсбад: «В связи с возбужденным генералом П.Н. Красновым вопросом об организации церковного управления для казаков мне очень нужно было бы срочно переговорить с Вашим Преосвященством, ибо, насколько мне известно, у Вас уже были разговоры по этому вопросу в Берлине и, кроме того, Вы уже принимали участие в пастырском окормлении казачьих частей в бытность их на территории Вашей епархии». А 11 декабря митрополит Анастасий поставил резолюцию на письме Краснова: «Со дня на день ожидается приезд сюда митрополита Серафима, с участием которого будет разрешен вопрос об организации церковного управления для казачьих войск».
Казалось, что владыка Афанасий вскоре будет назначен правящим архиереем Казачьей епархии, но этого не произошло. Сам епископ начал колебаться и не дал своего окончательного согласия. Как только митрополит Анастасий узнал об этих колебаниях от посетившего Краснова в Берлине секретаря Синода Г. П. Граббе, он 25 декабря написал епископу Афанасию, что генерал обещал телеграфировать о. В. Григорьеву о желании епископа повидаться с ним и просил посетить казаков в рождественские праздники. Краснов также заверил, что епископ Афанасий будет жить в спокойном месте, в удобном помещении и от него «не ожидают посещения отдаленных походных церквей»[1138].
Через пару дней к епископу во Франценсбад приехал молодой казак из Италии, передавший письмо с приглашением приехать в Казачий Стан к Рождеству Христову и документы на проезд по железной дороге в г. Толмеццо. Позднее владыка Афанасий вспоминал: «Я загорелся желанием ехать к казакам, архиерейское облачение одолжил у Полесского митрополита Александра (Иноземцева), который в то время проживал в Мариенбаде и к которому я заблаговременно съездил. Собравшись, я вместе с казаком выехал в Италию»[1139].
7 января епископ совершил Рождественское богослужение в главной церкви Стана, устроенной в большом зале бывшего кинотеатра, храм был переполнен казаками и их семьями. В дальнейшем владыка Афанасий неоднократно приезжал в Казачий Стан, совершал богослужения в воскресные и праздничные дни в сослужении отцов Василия Григорьева и Владимира Чекановского; по его воспоминаниям, там был «голосистый протодиакон и хороший хор». Однажды епископ даже служил в отдаленной станице в горах, где настоятелем походного храма был протоиерей Исидор Дереза[1140]. Однако церковное управление владыка Афанасий так и не возглавил.
В результате 2 января 1945 г. Архиерейский Синод, рассмотрев ходатайство П.Н. Краснова, постановил возвести в сан протопресвитера с правом ношения митры протоиерея Василия Григорьева, «который фактически организовал церковную жизнь в казачьих поселениях, управляет казачьим духовенством и в будущем явится ближайшим помощником епископа». В тот же день Синод рассмотрел прошение протоиерея Димитрия Попова о назначении его в казачий приход с раскаянием в совершении в Варшаве литургии вместе с главой неканоничной Православной Церкви в Генерал-губернаторстве митрополитом Варшавским Дионисием (Валединским). В принятом по этому делу постановлении говорилось: предоставить духовнику о. Димитрия права разрешить его от греха сослужения с митр. Дионисием с прочтением над ним разрешительной молитвы, о чем послать указ временно управляющему казачьими церквами и духовенством протопресвитеру В. Григорьеву[1141].
Таким образом, о. Василий продолжал возглавлять духовенство Казачьего Стана до конца его пребывания в Италии. Он сформировал Епархиальное управление (в состав которого вошли не только священнослужители, но и представители мирян), назначил законоучителем и духовником Казачьего юнкерского училища о. Николая Синайского, казначеем собора духовенства о. Николая Кравца и т. д. Священнослужители Стана (численность которых к маю 1945 г. выросла до 46) сыграли некоторую роль в неудаче попыток нацистов оторвать казаков, как якобы особую нацию, от России. Еще 2 августа 1944 г. в Берлине был принят приказ о переформировании Главного управления казачьих войск в Казачье правительство, в котором «самостийники» получали важнейшие министерские посты, но 29 августа удалось добиться отмены этого приказа, а во второй половине апреля 1945 г. Казачий Стан перешел под начало командующего Русской освободительной армией генерала А.А. Власова[1142].
Казаки любили своих священников, и одним из проявлений этой любви были шутливые прозвища. Так, например, протопресвитера В. Григорьева называли Наша фибра. В своих проповедях о. Василий призывал ничего не делать наполовину, а любить добро и ненавидеть зло «всеми фибрами души». Окормлявшего казачьих юнкеров протоиерея Н. Синайского именовали Батюшка-амнистия, так как о. Николай всегда заступался за провинившихся: «Бывало часто, что повеса-юнкер, стоя навытяжку перед генералом – начальником училища, прятал улыбку, услышав заверения о. Николая, что это случилось “в первый и в последний раз”, что “дитя увлеклось”, что соблазн был так велик и прочее. Кончалось все это тем, что генерал махал рукой, а отец Николай, выпроваживая юнкера из кабинета, виноватым голосом успокаивал генерала: “Он больше не будет, уж я его. уж он у меня.”»[1143].
Скромного, молчаливого о. Андрея казаки называли Чеченец, объясняя: «А вы похвалите при нем советскую власть – узнаете тогда, почему он Чеченец». Священник Владимир из Кадетского корпуса считался в войсках старцем и носил прозвище Утеха. «К отцу Утехе сходи, поплачься, – советовали казачке, потерявшей мужа». Иеромонаха Владимира называли Метание, так как он любил делать поясные поклоны и совершал их в большом количестве. Казака, по какому бы делу он ни пришел, о. Владимир ставил перед иконами и говорил: «Сотвори, брате, метание». В войсках были диаконы Октавистый, Тенористый и Занозистый, а также псаломщик Ульян Не Тронь Шапку.
Казаки очень любили скромного, худенького священника Николая, примкнувшего к ним в Западной Белоруссии, которого называли Отец Сейминут. Когда кто-либо приходил к этому батюшке, тот, выслушав дело и причину визита, говорил: «Вот здорово! Это мы сию минуту», и делал все для просителя. Самопожертвование Отца Сейминута не знало границ. При этом священник был постоянно занят поручениями епархиального начальства, даже в череду священнослужителей его долго не ставили[1144].
Постепенно военная ситуация в Северной Италии ухудшалась. В конце марта – апреле против Казачьего Стана действовало уже 12 соединений итальянских партизан, в том числе пять гарибальдийских дивизий. 30 апреля 1945 г. командующий немецкими войсками на Юго-Западном фронте (в Италии) генерал Ретингер подписал приказ о прекращении огня, в этот же день около 400 казаков стали жертвами ожесточенной бомбардировки англичан. 2 мая должна была начаться капитуляция, и руководство Казачьего Стана выпустило приказ о его переселении на территорию Австрии в Восточный Тироль, надеясь на почетную капитуляцию англичанам. Численность Стана в это время составляла, по данным австрийских историков, 36 тыс.: 20 тыс. боеспособных штыков и сабель и 16 тыс. членов семей, подсчетам российских специалистов – 20, 4 тыс. военнослужащих и 17,7 тыс. гражданских лиц, а по сведениям итальянских ученых – около 40 тыс. человек.
В ночь со 2 на 3 мая казаки вышли в свой последний поход через Альпы. Он оказался очень тяжелым, в начале похода у с. Оваро около тысячи партизан перегородило горную дорогу и потребовало сдачи всего транспорта и оружия. После короткого жаркого боя казаки одержали полную победу и расчистили себе дорогу (при этом были убиты командовавшие нападавшими два католических священника), но партизаны сожгли, предварительно заперев двери, госпиталь в Оваро, в котором сгорело 58 раненых и больных казаков. 3-й запасной полк (1156 человек) не сумел пробиться из Джемоны к месту сбора частей в Толмеццо и 4 мая сдался партизанам. По разным причинам в Италии осталось еще 640 казаков.
Однако подавляющее большинство подразделений Казачьего Стана пробилось в Австрию. Во Фриуле родилась легенда, согласно которой «знаменитый атаман Краснов пал жертвой партизанской атаки 2 мая 1945 г.», местные жители даже показывают его «могилу»