Несмотря на атеизм революционной верхушки и гонения на РПЦ, в народе (крестьянстве) господствовала православная этика. Лишь два поколения спустя социализм в СССР перестал быть православным, когда ушли ее носители. Крестьянство приняло революцию, ибо этика большевизма срезонировала с простонародной этикой, легла, что называется, на душу, без швов и складок. Кроме того, здесь сыграл роль чисто русский феномен, которого нет в Европе (на который обратил наше внимание А. Г. Дугин в лекции-презентации трилогии о Русском логосе): в России всегда жили параллельно и бесконфликтно две этики – этика элиты и этика крестьянства. Последняя ноктюрнически интерпретирует господскую этику, смягчая и эвфемизируя ее. Воинствующий материализм стал не таким уж воинствующим, да и не материализмом вовсе, – что мы отчетливо видим в произведениях «новокрестьянской» литературы 20-х годов (А. Платонов, С. Есенин, Н. Клюев, С. Клычков).
Вторая крамола состоит в том, что социализм в СССР победил не вопреки, а благодаря Гражданской войне, которая была катастрофой для народа, но спасением для революции. Гражданская война снесла под корень все социальные институты прежнего режима, буквально не оставив от них камня на камне. Поэтому создание новых институтов шло без того саботажа и бюрократических препон, о которых почти в отчаянии писал В. И. Ленин в первые послереволюционные месяцы.
Про экономическую победу много говорить не будем – тут все ясно и сделано по лекалам марксизма. Заметим только, что это победа была бы невозможной без коллективизации и последующей индустриализации, тяжелого, но необходимого этапа.
Революции же в Европе, даже победившие, всегда заканчивались крахом (Ноябрьская революция 1918 г. в Германии, приход португальской компартии к власти после крушения режима Салазара, премьерство христианского социалиста Альдо Моро в Италии и социал-демократа Улофа Пальме в Швеции). Это объясняется вышеупомянутым фактором «повседневности»: революции проигрывали бюрократии и буржуазному самосознанию европейского обывателя.
Закончить наше маленькое рассуждение мы бы хотели почти революционным призывом Владимира Соловьева: «Должно надеяться, что готовящаяся великая борьба послужит могущественным толчком для пробуждения положительного сознания русского народа. А до тех пор мы, имеющие несчастье принадлежать к русской интеллигенции, которая, вместо образа и подобия Божия все еще продолжает носить образ и подобие обезьяны, – мы должны же, наконец, увидеть свое жалкое положение, должны постараться восстановить в себе русский народный характер, перестать творить себе кумира изо всякой узкой ничтожной идейки, должны стать равнодушнее к ограниченным интересам этой жизни, свободно и разумно уверовать в другую, высшую действительность. Конечно, эта вера не зависит от одного желания, но нельзя также думать, что она есть чистая случайность или падает прямо с неба. Эта вера есть необходимый результат внутреннего душевного процесса – процесса решительного освобождения от той житейской дряни, которая наполняет наше сердце, и от той мнимо научной школьной дряни, которая выполняет нашу голову. Ибо отрицание низшего содержания есть тем самым утверждение высшего, и, изгоняя из своей, души ложных божков и кумиров, мы тем самым вводим в нее истинное Божество» [1].
1. Соловьев, В. С. Три силы / В. С. Соловьев // Соловьев В. С. Соч. в 2 т. Т. 1. – М.: Правда. 1989. – С. 19–31.
2. Кропоткин, П. А. Взаимопомощь как фактор эволюции / П. А. Кропоткин. – М.: НИЦ Луч, 2018. – 256 с.
3. Зиновьев А. А. Русская трагедия / А. А. Зиновьев. – М.: Родина, 2018. – 528 с.
4. Катасонов, В. Ю. Капитализм. История и идеология «денежной цивилизации» / В. Ю. Катасонов. – М.: Институт русской цивилизации, 2017. – 1120 с.
5. Арнольд, В. И. Теория катастроф / В. И. Арнольд. – М.: Наука, 1990. – 128 с.
6. Соловьев, В. С. Национальный вопрос в России/ В. С. Соловьев // Соловьев В. С. Соч. в 2 т. Т. 1. – М.: Правда. 1989. – С. 259–396.
Андрей КостеринВыполнима ли «Миссия России»? Диалог с критиком фильма Александра Пасечника[35]
Капитализм в его нынешней постиндустриальной стадии – это абсолютная власть Мамоны основанная на жестком «механизме денежного тоталитаризма», и никакая божественная власть (в лице монархии) в этих условиях невозможна… Поэтому сначала освободимся от капитализма, …а потом будем говорить о монархии.
Социализм – это общественная форма осуществления любви к ближнему.
Недавно мне переслали комментарий к фильму Александра Пасечника «Миссия России»: «Это утопия, без перспектив и основания. Попытка прилепить иерархическое православие с Царем Иисусом Христом во главе к фантазии социализма, изобретенной врагами того самого Царя Иисуса Христа, как некий суррогат подобия святости, не имеет никаких перспектив». Товарищ, переславший мне комментарий с просьбой его критического разбора, добавляет аргументы оппонентов: «многие сейчас говорят, что Православие – глубоко иерархическая религия и, следовательно, и экономический, и политический строй должны строиться исключительно на этих началах, остальное – это богоборчество. Они также клеймят за это и общественное самоуправление. Это даже для них еще страшнее! Следовательно, единственный истинно-христианский строй – авторитарная монархия и капитализм».
Краткое возражение на критику концепции фильма «Миссия России» таково: упреки не по адресу, ибо оппонент ругает собственные фантазии о православном социализме, видя в них утопию и казарму одновременно. Собственно, эти фантазии помешали ему посмотреть фильм [2] (а тем более взять на себя труд изучить первоисточник [1]) и составить менее непредвзятое мнение. Однако сознавая, что вышеприведенное мнение достаточно типично для православных прихожан, попытаемся детально обсудить возражения наших оппонентов; тем более, что аргументы сторонников марксистского социализма для них представляются религиозно неприемлемыми.
1. Иерархично ли Православие?
Да, разумеется. Церковная иерархия – это три степени священства в их соподчиненности и степени административной иерархии священнослужителей: диаконат, иерейство и епископат. Церковная иерархия, являющаяся по Дионисию Ареопагиту продолжением небесной иерархии: трехстепенной священный строй, представители которого через богослужение сообщают божественную благодать церковному народу. В свою очередь, Небесная иерархия – совокупность небесных сил, ангелов, представленных в соответствии с их традиционной градацией в качестве посредников между Богом и людьми. «Ареопагитики» сообщают нам довольно хитроумную систему 9 ангельских чинов, организованную по принципу триадического построения сфер [3]. Протоиерей Андрей Ткачев проповедует: «Всюду должна быть иерархия, и реальность земная копирует реальность небесную. О небесной иерархии мы читаем у Дионисия Ареопагита и у апостола Павла. Ангелы не все сбиты в стадо, ангелы подобны войску, а войско имеет военачальника и потом тысячников, десятников, сотников и так далее. Армия любая – это иерархическая структура. Мы имеем небесное воинство, и Господь – Царь небесного воинства; кстати, Он так и зовется – Саваоф, то есть „Господь воинств“. А если воинство, значит, воинские звания и иерархия. И есть девять ангельских чинов: Ангелы, Архангелы, Начала, Власти, Силы, Господства, Престолы, Херувимы и Серафимы. Они не меняются местами, каждые совершают свое особое служение, каждые находятся в послушании высшему и все вместе служат Богу» [4].
Казалось бы, наши оппоненты безусловно правы, и коль скоро небесная иерархия существует во главе с Господом, то естественно желать подобия оной в земном устроении, в виде сословной абсолютной монархии. И действительно, среди верующих нет недостатка в апологетах православной монархии, живописующих идиллические картинки купеческой патриархальной России в стиле «ложных воспоминаний» Ивана Шмелева: «Отходник Пахомов, большой богач, у которого бочки ночью вывозят „золото“ за заставу, сам принес большущий филипповский кулич, но этот кулич поставили отдельно, никто его есть не станет, бедным кусками раздадут. Все полки густо уставлены, а пироги все несут, несут… В летней мастерской кормят обедом нищих и убогих – студнем, похлебкой и белой кашей. В зимней, где живет Горкин, обедают свои и пришлые, работавшие у нас раньше, и обед им погуще и посытней: солонинка с соленым огурцом, лапша с гусиным потрохом, с пирогами, жареный гусь с картошкой, яблочный пирог, – „царский обед“, так и говорят, пива и меду вволю» [5]. Как не без иронии заметил по этому поводу Александр Халдей: «Образ идеальной монархии канонизирован во многих литературных и философских трудах монархистов, рисуя картину торжества царства справедливости, независимости и высокой религиозной нравственности» [6].
А. Е. Молотков справедливо указывает: «Монархия принципиально подразумевает социальную иерархию, и даже в идее „народной монархии“, представляемой в свое время И. Солоневичем как „бессословное, бесклассовое общество“, социальный вопрос не находит вразумительного ответа. Монархия (если она не бутафория) есть принцип социальной пирамиды, каждый социальный слой которой занимает строгое, единственно ему отведенное место, являясь опорой слою вышестоящему. При всей монолитности и государственной крепости подобной структуры невозможно не признать того факта, что в своей основе она подразумевает принципиальное сословное разделение на высших и низших, т. е. социальное неравенство. Но приемлемо и возможно ли для сегодняшней России, прошедшей опыт трех революций, опыт социализма и демократии, новое возвращение к какой бы то ни было юридически закрепленной форме сословного (т. е. социального) неравенства? Очевидно, что это есть выражение предельного исторического идеализма и политической мечтательности