Православный социализм — страница 36 из 99

В капиталистическом обществе главным драйвером является стяжательство. Отцы-основатели капитализма вместе с Мефистофелем были свято уверены, что корысть – это «часть той Силы, что вечно хочет Зла и вечно совершает Благо», что зло, подобно мирному атому, можно обуздать конституциями и поставить на службу прогрессивному человечеству. И только теперь, спустя пять столетий с начала этой безумной затеи, стало очевидно, что градиент любостяжания формирует иерархию нисхождения в «царство количества». Об этом прямо заявили не только социалисты, но и традиционалисты: «пример денег хорошо показывает, что эта „профанизация“, если можно использовать подобный неологизм, принципиально совершается через сведение вещей к одному лишь их количественному аспекту… Это качественное вырождение всех вещей, кроме того, тесно связано с вырождением денег, что видно из того факта, что уже дошли до того, что вещь обычно „уважают“ за ее цену, понимаемую только как „число“, „сумма прописью“ или нумерическое денежное количество; действительно, у большинства наших современников всякое суждение, выносимое относительно какой-либо вещи, основывается почти всегда на том, что она стоит» [11].

А. Г. Дугин колоритно дорисовывает картину инволюции денежной цивилизации (капитализма), начатую Рене Геноном: «Деньги есть процесс энтропии, получивший социально-экономическое выражение… Деньги – это субстанция зла. Они не нейтральны. Они в каком-то смысле живые, но темной титанической жизнью. Это предел энтропии… Так проникает в нас бессмертный обитатель вечного ада» [12].

Социализм и капитализм – отнюдь не «плоские» уклады, но оба порождают иерархии духовного путешествия своих обитателей: один ведет ввысь, другой – вниз. А теперь вопрос на «засыпку»: какой из путей должно благословить Православие?

4. Каково соотношение этики и общественного уклада?

Поговорим теперь об этике, точнее о двух этиках – коммунистической и либеральной, – порождающих социалистический и капиталистический уклад соответственно. Наше принципиальное отличие от экономикоцентризма модернистских воззрений (равно марксизма или либерализма) состоит в том, что мы считаем этику базисом, социальную психологию – первым этажом надстройки, экономику – вторым этажом надстройки. Подобно тому как в христианской антропологии имеется иерархия нисхождения Божьей благодати: «дух → душа → тело», – в социологии можно зафиксировать трехзвенную поэтапную материализацию общественного идеала: «этика → социальная психология → экономика» [13].

Этика дает человеку способность отличать добро и зло: альтруистическая этика провозглашает, что «человек человеку брат», эгоистическая этика заявляет, что «человек человеку волк». Указанные этики учреждают в социуме два аспекта социально-психологической коммуникации: «деловой» и «коммунальный» [14].

Субъект деловой коммуникации – индивид или бизнес-структура. Деловой субъект стремится выстроить цепочки коммуникаций как обмен с положительной суммой; таким образом, чтобы оказываться в выигрыше или в более выгодном положении. Успех – важнейший показатель результата коммуникаций, которые, как правило, носят конкурентный, соревновательный характер. Формула: «Ничего личного – только бизнес» – как нельзя точно отражает суть и характер деловой коммуникации.

Напротив, коммунальный аспект интересы общества (вернее, общины – коллектива, в который личность включена) ставит выше интересов личности. Между членами общины устанавливаются отношения братства, взаимопомощи и соучастия, они заняты общим делом во имя единой задачи. Интерес индивида удовлетворяется в той мере, пока и если он не противоречит интересам большинства членов общины и не мешает достижению общей цели. Наивысшим воплощением коммунального аспекта является девиз: «Прежде думай о Родине, а потом о себе».

Деловой и коммунальный аспекты коммуникации порождают два уклада, два типа экономики. Конкуренция учреждает господство капиталистических отношений, имеющих целью «зафиксировать успех» в материальных «пряниках» с неизбежным установлением института частной собственности и даже его… освящением. Взаимопомощь и работа на общий результат институируют социалистические экономические отношения с общественным (распределительным) характером присвоения прибавочного продукта.

В свою очередь, по принципу положительной обратной связи установившийся уклад влияет на моральную обстановку в обществе, требует ту этику, которая наиболее полно отвечает характеру сложившихся производственных отношений. Социалистические отношения культивируют добродетели (так обстояло дело даже в атеистическом советском обществе!), капитализм культивирует грех (как приносящий наибольшую прибыль). В теле, отвратившемся от греха, расцветает душа и поселяется дух; в теле, открывшемуся греху, черствеет душа, его покидает дух. Также и в обществе, социализм апеллирует к совести, капитализм опирается на закон и страх (наказания или голодной смерти).

Еще раз зададимся вопросом: какой уклад более отвечает Православию: социализм, строгостью нравов напоминающий монастырь, или капитализм, даже в Храме норовящий открыть если не контору быстрого займа, то лавку?

5. Почему капитализм – фабрика греха?

А. Е. Молотков в книге «Миссия России» приводит замечательный тезис Ф. В. Карелина: «основное нравственное различие между капитализмом и социализмом как раз в том и состоим, что капиталистический способ производства экономически нуждается в грехе (алчности предпринимателей и развращенности потребителей), а социалистический способ производства экономически нуждается в добродетели (честность, бескорыстие, справедливость). В принципе, капиталистический способ производства ставит ставку на самые темные стороны человеческой природы, социалистический – на самые светлые» [1].

Многим верующим поборникам капитализма, воспитанных на чопорных образцах протестантской литературы – один «Атлант расправил плечи» Айн Рэнд чего стоит! – (заметим, что в русской литературе апологетику капитализма отыскать несравненно труднее: кроме уже упомянутого «Лета Господня» ничего не приходит на ум), тезис Феликса Карелина покажется по меньшей мере парадоксом. Поэтому за разъяснениями обратимся к недавно вышедшему политэкономическому трактату Михаила Хазина «Воспоминания о будущем».

М. Л. Хазин пишет: «В XVI веке, после катастрофического „золотого“ кризиса, случившегося в результате резкого падения цены на золото, игравшего тогда (да и почти всю писаную историю) роль Единой меры стоимости, и последующего разрушения системы натурального феодального хозяйства, в Европе начал развиваться новый, Капиталистический проект, идейной базой которого стала Реформация. В доктринальном плане этот проект отошел от идейной базы библейской системы ценностей, отказавшись от одного из догматов – запрета на ростовщичество, поскольку экономической базой Капиталистического ГП [глобального проекта – А.К.] стал ссудный процент. Запрет, разумеется, не мог быть отменен в догматике (и в тезисах Мартина Лютера, например, он присутствует в полном объеме), но был снят в мифе о т. н. „протестантской этике“. Отметим, что Капиталистический проект принципиально изменил базовую цель в рамках проектной системы ценностей. Если в Христианском проекте, во всех его вариациях, даже не принявших форму ГП, основой является справедливость, то для Капиталистического таковой является корысть, нажива. Этот пример показывает, что библейская система догматов, являющаяся базой практически всех ГП на территории Европы, не является механической суммой запретов и ограничений, а существенно взаимозависимой системой норм и правил, причем эта зависимость проявляется через всю жизнедеятельность людей. С точки зрения верующего христианина (да и иудея, и мусульманина) это естественно, иначе и быть не может, поскольку даны эти догматы были Богом и ревизии человеком не подлежат. Но и чисто материалистический анализ показывает, что отказ только от одного из догматов неминуемо привел к радикальному и принципиальному изменению жизненных целей и принципов!» [15].

На примере Капиталистического проекта мы стали свидетелями поучительной эволюции (вернее, деградации) христианских нравов. Отмена одной заповеди (запрет на ссудный процент) привела к разрушению всей библейской ценностной базы! Оправдание одного греха, любостяжания, привело к тому, что стало возможным оправдание любого греха – вопрос лишь в цене. Однако было ли это открытие новостью для святых отцов раннехристианской церкви? Нет. Свт. Иоанн Златоуст не жалеет эпитетов и красноречия, изобличая сребролюбца буквально во всех смертных грехах: «Посрами твою душу, говорят они, без нужды и причины; оскорбляй Бога; не знай самой природы; будет ли это отец, или мать, – отложи всякий стыд, восстань против них. Таковы повеления сребролюбия. Приноси мне в жертву, говорит оно, не тельцов, а людей… приноси в жертву людей; приноси в жертву не сделавших никакой неправды; убей и того, кто оказал тебе благодеяние. И опять: будь враждебен ко всем, будь общим врагом всех – и самой природы, и Бога; собирай золото – не для наслаждения, а для того, чтобы беречь его и испытывать чрез него большее мучение. Ведь невозможно сребролюбцу быть вместе и преданным наслаждению, потому что он боится, чтобы не уменьшилось золото, чтобы не оскудели сокровищницы. Бодрствуй, говорит оно, всех подозревай – и рабов, и друзей; будь стражем чужого. Если увидишь, что бедный умирает с голоду, не давай ему ничего, но, если возможно, сними с него даже самую кожу. Нарушай клятвы, лги, клянись, обвиняй, клевещи и, хотя бы надлежало идти в огонь, подвергнуться тысяче смертей, умереть от голода, бороться с болезнью, – не отказывайся. Разве не такие законы предписывает сребролюбие? Будь дерзким и бесстыдным, наглым и грубым, преступным и бесчестным, неблагодарным, бесчувственным, недружелюбным, непримиримым, безжалостным, отцеубийцею, больше зверем, нежели человеком. Превзойди всякого змия суровостью, всякого волка хищностью; превзойди жестокость животной природы. Хотя бы надлежало тебе сделаться настолько злобным, как демон, не отказывайся; не знай благодеяния. Разве не это вещает оно? И мы слушаемся его! Но Бог дает противоположные заповеди