Не трудно заметить, что после бурного рассвета Православия в 90-е и отчасти в нулевые годы, ныне в нашей Церкви происходит определенное торможение: количество православных не растет, их влияние на общество падает, харизматические личности, подобные, например, митр. Санкт-Петербургскому и Ладожскому Иоанну (Снычеву), уже не появляются (или, во всяком случае, они не выходят на широкую публику)… И так далее.
Нетрудно заметить так же, что этот процесс «церковного торможения» удивительным образом совпадает с тем, как укрепляются в общественном сознании идеи капитализма. Чем дальше мы отходим от коммунистических идеалов, чем более они остановятся страницей из «древней истории», тем менее привлекательны для общества становятся и идеалы христианские. Человек капитализма, даже если сам он и не владеет «заводами, газетами, пароходами», но только уверен в справедливости того, что кто-то ими владеет, – этот человек, как правило, твердо стоит на позициях «разумного реализма». Его интересует только то, что можно потрогать, съесть, выпить, поцеловать; общественная мораль для него не самоценна, и рассматривается только как средство для обеспечения его собственной безопасности; культура для него ужимается до поставщика легких, ненавязчивых развлечений и т. д. Для чего существует вера в Бога он, как правило, не понимает и не хочет задумываться о таком вопросе, вполне удовлетворяясь объяснением, что это-де нечто, входящее в состав каких-то «традиционных ценностей» – не очень-то ясных, и не слишком привлекательных.
И это мы сейчас говорим не о злодее, не о дегенерате, не о мещанине даже (ибо понятие мещанства сейчас отсутствует), но о вполне уважаемом гражданине, опоре общества, едва ли не идеале. В принципе государственная идеология как бы не возражает, если бы все граждане страны стали такими. Как мы видим, герои сейчас не нужны даже на войне, ибо они мешают размеренному, нешатко-невалкому течению боевых действий.
Данная парадигма общественного бытия сейчас настолько сильна, настолько сама собой разумеется для подавляющего большинства населения, что она не может не отразиться на сознании членов православного сообщества.
Можно с уверенностью сказать, что обмещанивание и маргинализация верующих – это две стороны одной медали и две главные беды, которые стоят перед современной Церковью. Храмы опять наполняют сплошные «белые платочки», но в отличии от XX века происходит это не в следствие гонений: мужчин никто из храма не гонит, просто мужчинам нужно работать, нужно зарабатывать, нужно придерживаться «разумного реализма», ибо тот же «белый платочек», вернувшись из храма, не похвалит его за пустой кошелек.
Вера верой, а кушать хочется всегда.
Иные батюшки из себя выходят, пытаясь создать настоящий приход, создать прочную общину, – но что тут сделаешь, если атомизация населения зашла уже слишком далеко? Чтобы эти атомы склеились, нужно мощное поле – нужна идея, нужно общее движение, а движение у нас такое – к своим двум комнатам и кухне. Вот там – реальность, а тут… Неизвестно что. Культурный досуг.
Очень трудно всколыхнуть дух в обществе, где потребление объявлено единственной реальной ценностью. Да не то, чтобы объявлено, – если бы это шло «сверху», ему еще можно было бы противиться: нет, просто самим ходом вещей человек выталкивается (с огромной силой выталкивается!) из мира духа в мир плоти.
Это капитализм, извините. За это за самое в 80-е боролись утомленные идеей граждане. Вход сюда – рубль, а выход – у вас и денег-то таких нет.
Кстати, «капитализм» – это в данном случае условный или очень общий термин, в котором сгруппированы все варианты общественного развития, противоположные общинному, справедливому, русскому пути. Нет времени перечислять все эти «империализмы», «постиндустриальные общества», «глобализмы» и т. д. и т. п. Суть у них у всех одна: я жую свой хлеб с салом, а ты ко мне не лезь.
В этом обществе Церковь неизбежно превратится, и уже превращается, в клуб по интересам, в фольклорный ансамбль, в кружок пенсионеров и малахольных. Когда сильные люди бегают в беличьем колесе бизнеса, Церковь неизбежно окажется богадельней. Вера, которая по сути своей должна быть огнем сердечным, очень скоро станет обрядоверим – или даже не в «…верием» (тут хоть о какой-то вере можно говорить!), а в заученным исполнением определенных телодвижений.
Я не знаю, может быть, где-то на Западе, где бизнес, нажива, предпринимательство испокон века были делами духа (ну, так уж у них дух устроен), – капитализм и не является столь губительным состоянием. Но в России – иначе. Еще Горький говаривал, что для русского человека нет ничего тоскливее, чем джеклондоновская азартная борьба за существование. И знаете, мне кажется, что в этом вопросе Бог – на стороне России. Обратите внимание, как только в прежней России капитализм прочно встал на ноги, как по нему тотчас ударили мировой войной и революцией. Как только русский правящий класс делом показал, что считает капитализм самой естественной и разумной системой, для него тут же гостеприимно распахнулись двери расстрельных подвалов. Такие вещи само собой не делаются, тут не без воли Божией.
Но вот Россия вновь свернула к капитализму… Лет двадцать можно было ожидать, что эта ошибка еще исправится…
Впрочем, довольно. Мы сейчас говорим о Церкви, Православии и о том, почему им как воздух нужен коммунизм (равно как и коммунизму как воздух нужна Церковь).
Почему? Но ответ лежит на поверхности: в первую очередь потому, что только коммунизм создает в обществе необходимую атмосферу горения духа. Мещан и в СССР было полным-полно, – но они прятались, они маскировались, они поддакивали лозунгам, они по крайней мере внешне изображали горение духа, а потому человек, у которого дух действительно горел, не выглядел и не чувствовал себя в этой среде белой вороной.
А что касается слов о том, что коммунизм для того и был создан, поднят на щит и долгое время поддерживался весьма некоммунистическими персонажами, чтобы с его помощью окончательно задавить христианство, то на эти слова мы ответим: «Да, это так!»
Действительно, задумка всевозможных карлов марксов в том и состояла. Они сочиняли свое учение для Запада, где коммунизм по ряду объективных причин не сможет победить никогда, но подточить многие хорошие вещи, в том числе и христианство, – очень даже может. Они – эти карлы марксы – никогда не думали (и тому есть свидетельства!), что коммунизм сможет привиться на русской почве. И уж подавно они не думали о том, какой плод на этой почве он сможет принести.
Суть в том, что Россия и коммунизм совпали. Это стало понятно марксистам еще в 20-е годы. Попытка отыграть назад, возглавленная Троцким, провалилась: реакция уже пошла, остановить ее было невозможно.
Но еще возможно было разъединить коммунизм и Православие.
Ведь коммунизм и Православие тоже могли бы совпасть: никаких объективных препятствий к этому не существовало, как не существует их и по сей день. Как их разъединяли – об этом рассказывать не надо: все мы знакомы с этим очень хорошо – как по историческим книгам, так и по собственным современным наблюдениям. Вопрос в другом: как их соединить?
Как сделать это практически – покажет время. В настоящий момент ни КПРФ, ни РПЦ никаких шагов в эту сторону не предпринимают, но время – удивительная вещь. Оно порой совершает такие удивительные повороты, что нашей философии не снились. Ей, в частности, не снится пока, что Церковь, едва не до смерти задохнувшись в безвоздушном, бездуховном пространстве капитализма, протянет руку коммунистам. Не снится ей и то, что однажды молодые коммунисты, поняв, что в современной политической системе их партия играет роль фанерного щита, коим прикрывается на время парадов мавзолей, захочет по-новому взглянуть на сусловские догмы, прогнившие еще в 70-х, и поискать более прочной основы для своего существования.
И ведь вовсе не надо, чтобы коммунисты стройными колоннами двинулись в храмы, а батюшки сплошь завели бы партбилеты.
Вполне достаточно было бы одной стороне признать, что строительство коммунизма принципиально отличается от возведения Вавилонской башни, что это строительство для общества есть то же, что для отдельной личности деятельное стремление к святости. Святость личная в данном случае поддерживается святостью общественной – и наоборот. Никто не говорит о том, что однажды нам удастся построить «стан святых», – его завершение видится уже за пределами истории, как, собственно, и личная святость определятся только после смерти, когда человек переходит в вечность.
Другой же стороне следует признать неосуществимость на деле «атеистической святости», признать, что у нее не хватит сил в одиночку добиться всемирной справедливости, что неизбывная человеческая удобосклонность ко греху всегда будет непреодолимым препятствием на пути коммунизма, а победить ее возможно только теми средствами, что предлагает христианство.
Если два этих признания будут сделаны и подкреплены неким соглашением, две половинки критической массы в русской антибомбе соединятся и антивзрыв – созидательный и животворный – озарит земной шар.
Алексей Бакулин, Игорь Фроянов«Задача у нас одна – сохранить Россию»[13]
В течение нескольких лет мне довелось общаться с выдающимся русским историком, мыслителем и общественным деятелем Игорем Яковлевичем Фрояновым. Я часто беседовал с ним и на основе этих бесед в нашей газете «Православный Санкт-Петербург» было опубликовано 13 материалов, интервью, в которых Игорь Яковлевич высказывался по самым различным вопросам современности. Нередко в этих беседах Игорь Яковлевич так или иначе касался вопроса соотношения Православия и коммунистических идей. Специально для сборника я выбрал эти места из наших интервью и даю их единым блоком.
Чтобы остаться честным, я должен сказать: внутри нашего общества, на самом верху государственной власти, есть люди, целью которых является уничтожение исторической России и русского народа. Уточню: речь идет не о ликвидации русского народа целиком, всех людей до единого. Это практически невозможно или слишком сложно… Нет, этим людям достаточно разрушить русский народ как большую семью, сознающую себя единым организмом, родственным кругом. Им надо заставить нас забыть, что русский русскому брат, им надо, чтобы каждый из нас стоял только сам за себя, – тогда нас перебьют поодиночке. Нет у нас национальной власти! А что стадо овец без пастыря? Волки расхитят это стадо.