22. Дугин, А. Г. Русский Логос II. Русский историал. Народ и государство в поисках субъекта / А. Г. Дугин. – М.: Академический Проект, 2019. – 959 с.
23. Дугин, А. Г. Русский Логос – русский Хаос. Социология русского общества / А. Г. Дугин. – М.: Академический Проект, 2015. – 583 с.
24. Цыпин, В. Апология монархии [Электронный ресурс] / Прот. Владислав Цыпин // Православие. Ru. – https://pravoslavie.ru/125291.html.
25. Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека. – М.: Изд-во МП РПЦ, 2018. – 176 с.
26. Цыпин, В. Республика и монархия [Электронный ресурс] / Прот. Владислав Цыпин // Православие. Ru. – https://pravoslavie.ru/117895.html.
27. Сорокин, П. А. Социокультурная динамика / П. А. Сорокин // Человек. Цивилизация. Общество. – М.: Политиздат, 1992. – 543 с.
28. Сомин, Н. В. Уранополитизм и капиталофилия [Электронный ресурс] / Н. В. Сомин // Православный социализм как русская идея. – http://chri-soc.narod.ru/Uranopolitizm_i_kapitalofilia.htm.
29. Свт. Иоанн Златоуст. Беседы о статуях, говоренные к антиохийскому народу. Беседа 12-я [Электронный ресурс] / Свт. Иоанн Златоуст // Азбука веры. – https://azbyka.ru/otechnik/Ioann_Zlatoust/besedy-o-statujah/#0_12.
Андрей КостеринБез социализма Россия погибнет[36]
Острые и полемичные статьи Геннадия Матюшова редко оставляют читателя равнодушным. С тем бо́льшим сожалением мы вынуждены констатировать наше решительное расхождение во взглядах на социализм. Настоящая статья посвящена критическому разбору статьи Г. Н. Матюшова «Спасет ли социализм Россию?» [1] и построена в жанре диалога, в котором комментируемый тезис выделен полужирным курсивом.
Сегодня в мире об этом [о конце капитализма – А. К.] говорят все, кому не лень, представители, так называемой элиты и государственных структур, через которые элита управляет народами.
Во-первых, элита не «так называемая», а вполне себе реальная политическая и финансовая элита, в руках которой сосредоточена вся политическая власть и экономические ресурсы.
Во-вторых, раз об этом говорят «все, кому не лень» – значит, проблема стоит чрезвычайно остро. О кризисе конца капитализма элиты задумались примерно 50 лет назад – и Римский клуб именно был заточен под эту проблему: не что делать с СССР (к нему более-менее приспособились), а что делать с капитализмом? Тогда проблема была концептуализирована на уровне элит, а в общественное сознание было вброшено решение о повороте на деинстриализацию [2]. Почти синхронно с этим вбросом, было найдено нетривиальное экономическое решение («рейганомика» и «тэтчеризм»), позволившее отстрочить конец капитализма (а с учетом краха мировой социалистической системы – отсрочка была очень сильно отсрочена, на целые 40 лет).
Конец капитализма в его нынешней (Бреттон-вудской) модели наступил в 2008 г., и с тех пор мы наблюдаем его агонию. Фактически, это не жизнь, а долларовая кома, конец (отключение от печатного станка) которой уже видят все, только делают разные выводы.
Из этого утверждения делается само собой разумеющийся вывод – капитализм, как общественный строй и экономическая система, должен быть заменен на свою противоположность. Разумеется, на социализм.
Вовсе нет, этот вывод не разумеется, а нуждается в строгом и аккуратном доказательстве. Причем не кабинетными учеными, а социальным строительством народа. Все учение Карла Маркса возникло из понимания им неизбежности конца капитализма и построения альтернативной (не противоположной!) экономической модели. Фундаментальная ошибка Маркса заключалась в вытекавшем из его прогрессистского мировоззрения тезисе о победе коммунизма, наступающем почти неизбежно в силу объективных законов исторического материализма. Рецидив этого феномена мы встречаем в концепции Анатолия Вассермана «автоматического социализма» [3], как прямого следствия полной компьютеризации и цифровизации экономики.
Но если мы откажемся от априорной веры в прогресс, то мы придем к выводу, что любой кризис – это точка бифуркации, из которой могут быть много выходов, как по позитивному, так и по негативному сценарию. Если негативный сценарий может случиться автоматически (просто в силу закона возрастания социальной энтропии), то чтобы выйти на позитивный сценарий – необходима сознательная воля, появление «субъекта стратегического действия». Это как движение вверх или вниз из точки полуустойчивого равновесия на скале («полки»): подъем требует мастерства, тогда как срыв в пропасть влечет любой неосторожный шаг.
Капитализм доказал свою невероятную живучесть за счет периодической смены модели. Когда в мире была мода на социализм, элиты были вынуждены согласиться на кейнсианскую модель с зачислением «опасного класса» (пролетариата) в средний класс. После развала мировой социалистической системы восторжествовала (особенно с странах периферии) неолиберальная модель, характеризующаяся выдавливанием среднего класса в прекариат (который пока не воспринимается элитами как «опасный класс» в силу своей разобщенности и утраты способности к самоорганизации и жертвенности).
Концепция «инклюзивного капитализма» – вот то стратегическое решение, которое предлагают мировые капиталистические элиты для сохранения себя в качестве таковых и под которое осуществляется форсированная трансформация мировых политических и социально-экономических институтов. В мировой повестке «разумеется» инклюзивный капитализм, а вовсе не социализм. Из-за того, что при инклюзивном капитализме 90 % лишены частной собственности, а в экономике преобладают распределительные методы (безусловный базовый доход, нормативное потребление по социальному рейтингу), его часто называют «цифровым социализмом», что говорит либо о непонимании, либо о сознательном введении в заблуждение с целью диффамации понятия «социализм». Инклюзивный капитализм – это близкая к рабовладению модель капитализма, которую В. Ю. Катасонов справедливо называет «цифровым концлагерем»: у человека отчуждается его поведение и воля, он фактически становится рабом цифровых экосистем (точнее, стоящих за ними т. н. «эксистов», разработчиков платформ и лиц с максимальным уровнем доступа [4]).
С точки зрения здравого смысла выбираться из тупика «разумеется» релейной сменой полярности управляющих сигналов. Если индивидуализм, стяжательство, конкуренция и меркантилизм нас привели к краху, то новый уклад – это обращение к коллективизму, бескорыстию, взаимопомощи и идеальным смыслам. В этом смысле – да, социализм разумеется. Социализм, особенно православный социализм, – это запрос идеального, это обретение крыльев, способных вытащить нас из болота потребительского индивидуализма и вознести к вершинам христианского соборного братства. Это подвиг, это чудо, которое не «разумеется». Но которое осеняет всякого, кто отважится стяжать его.
…именно социализм позволяет установить абсолютную власть по сравнению с капитализмом, ибо условием существования капитализма является необходимость относительной свободы.
Базовым условием существования капитализма является либерализм, как способ «освобождения» от любой ценностной базы. Первоначально, капитализм «освободился» только от одной библейской ценности – запрета на ссудный процент. Но не прошло и 200 лет, как идеологи капитализма (в лице философов Просвещения) отбросили ложный стыд и все библейские ценности вообще. «Бога нет» – это не Ницше придумал, а его старший товарищ Кант, который упрятал Бога в трансцендентное заточение «вещи в себе». Условие существование капитализма – это культ Мамоны, абсолютная свобода от Бога и полная свобода для греха. А имманентная природа капитализма – это экономическое закабаление человека, абсолютное и тотальное.
По сравнению с капитализмом социализм – это заметное ущемление «прав и свобод» человека. Социализм не свободен от этической ценностной базы – ибо этика выступает главным социальным регулятором при социализме. Коммунальный способ взаимодействия подчиняется только этическим императивам, тогда как индивидуализм несет с собой примат закона, как регулятора отношений «экономических агентов» коммуникации.
Социализм, в отличие от капитализма, задает высокую этическую планку как свое имманентное свойство. Он – «гарантийное государство» и «государство тягла» (см. «Русский народ и государство» Н. Н. Алексеева [5]), ставит по жизни себе и своим гражданам достаточно трудную задачу: нести идеальную миссию, служить в условиях строгих моральных ограничений и табу. И спрос с него по самому высокому, гамбургскому счету. Как мы судим успехи капиталистического строительства? Исключительно по макроэкономическим показателям, главный из которых «экономический рост». Если есть рост – все остальное (ЛГБТ, ювенальная юстиция, гендерная свистопляска, монетизация социальной сферы) сходит с рук. Напротив, социализм мы судим не только по макроэкономическим показателям (хотя не отрицаем их важности), но прежде всего, по «накаленности», по тому, насколько общество морально здорово и проникнуто служением, стяжанием идеального общественного блага. Социализм в СССР погиб ровно в тот момент, когда выключили свет общественного накала, и общество перестало заботиться об общем идеальном благе, переключившись на стяжание индивидуальных материальных благ.
Переходя к православному социализму, мы не станем отрицать «абсолютной власти» в нем евангельских заповедей. Мечта Гоголя о России («Монастырь ваш – Россия! Облеките же себя умственно ризой чернеца и, всего себя умертвивши для себя, но не для нее, ступайте подвизаться в ней. Она зовет теперь сынов своих еще крепче, нежели когда-либо прежде» [6]) большинству из нас покажется чрезмерно суровым игом и тяжким бременем. Но как еще выбить из нас укоренившийся грех, как не постом и молитвой? Не будет ли это «бремя» самой лучшей проверкой нашей крепости в вере? И не про это ли «иго» сказано в Священном Писании: «