Мне кажется, что и движения-то никакого (патриотического) нет. Есть имитация патриотизма некими политическими кругами, и есть попытки отдельных патриотически настроенных людей что-то сказать… Да, именно «сказать», реже – «сделать»… Но движения массового, народного до сих пор, по-моему, нет. Всякое движение должно выражаться в целенаправленной, решительной деятельности, влияющей на ход событий. Вы видите что-нибудь подобное в патриотической среде? Я – пока нет.
– Давайте не будем забывать о том, что коммунизм возник именно в противовес христианству, как его антитеза. «Христиане-де чают рая на небесах, а мы зовем людей к раю земному». Это принципиальная разница! Чтобы достигнуть рая небесного, необходимо совершенствовать свою душу, а для того, чтобы достигнуть рая земного, нужно совершенствовать только экономику… С другой стороны, идея социальной справедливости никогда не была чужда христианству. И наверное, можно было бы представить себе такое общественное движение, которое, твердо стоя на православных позициях, преследовало бы в политике истинно народные, справедливые цели. Но это был бы уже не коммунизм, для этого движения пришлось бы придумывать другое название. Скажу, как историк: слова «коммунизм», «социализм» никогда и не имели в России подлинного содержания. Тот режим, в котором страна жила при Сталине, правильнее было назвать «мобилизационным обществом», а тот, что установился после его смерти, – «социально-ориентированным капитализмом»… Сталин понимал – так мне, во всяком случае, кажется, – что общество необходимо вести по направлению к социализму, и для этого он замышлял сближение широких масс с властью и собственностью. Собственность и власть на первом этапе была аккумулирована государством, а задача заключалась в том, чтобы постепенно передать эту собственность в руки производственных коллективов, – возможно, предполагалось допущение и частной собственности в сфере обслуживания. Противоречит ли этот план идеалам Православия? Я не вижу никаких принципиальных противоречий… Реформы должны были состояться после того, как наша страна обеспечит себе внешнюю безопасность, создав ракетно-ядерное оружие. Но номенклатура, освободившаяся от Сталина, не пошла этим путем. Она сохранила власть и близость к собственности. Сталин понимал опасность такого положения – этим-то и объясняются его многочисленные номенклатурные чистки, в том числе даже и ежовщина… А когда чистки прекратились, люди, обладающие огромной властью и приближенные к собственности, перестали быть подконтрольными, перестали быть ответственными, перестали быть наказуемыми… И это создало почву для переворота, который был совершен Горбачевым, продолжен Ельциным и завершается в настоящее время.
И если далее говорить об общности интересов Церкви и коммунистов, то нельзя не сказать вот о чем… Сейчас и перед Церковью, и перед коммунистами встала общая задача, которая важностью своей намного перекрывает все остальные. Эта задача: сохранить Россию. Не будет России – не будет ни РПЦ, ни КПРФ. И глубоко заблуждается – а может быть, сознательно лжет! – тот, кто хочет убедить нас в обратном: будто бы Церковь выше России, выше нации, выше народа… Церковь и народ – это душа и тело. Разве, исходя из того, что душа человеческая бессмертна, мы посчитаем убийство человека вполне простительным делом? Реальность такова, что именно русский народ стоит на страже Церкви, и после Москвы четвертого Рима не будет.
– Как по-вашему, может ли православный человек голосовать сегодня за коммунистов?
– Не вижу к тому никакого препятствия. Давно пора разобраться в этом вопросе, давно пора прекратить мазать одной краской всех коммунистов подряд – и Ленина, и Троцкого, и Сталина, и Зюганова. Все это разные люди, разные политики, разные эпохи. Я уже не говорю о том, что основные принципы коммунистической морали не входят ни в какое противоречие с основами христианской нравственности. Я не говорю о том, что принцип социальной справедливости – это политическое воплощение заповеди любви к ближнему… В прежние времена преградой, стоящей на пути объединения православных с коммунистами был атеизм – непримиримый, воинствующий. Но сегодня этой преграды не существует: нынешние коммунисты вполне терпимы к вере, и мне известно, что некоторые представители высшего руководства КПРФ приняли Святое Крещение.
Есть и еще одно обстоятельство, которое связывает ныне КПРФ и РПЦ: и КПРФ и РПЦ существуют до тех пор, пока существует Россия. Если планы мирового правительства осуществятся и наша Родина будет расчленена на несколько «удельных княжеств», то ни коммунистам, ни православным в этом новом мире места не найдется: они будут не нужны новым хозяевам и от них постараются побыстрее избавиться. Поэтому надо понять, что время раздоров и взаимных обид прошло: теперь настала пора искать согласия, пора «собирать камни».
– Скажите, Игорь Яковлевич, вы связываете судьбу России с каким-то определенным политическим строем? Вы считаете, что наша страна должна непременно быть монархической? или демократической? или она должна управляться партийной диктатурой? Нужно ли привязывать великую Россию к одной-единственной политической доктрине?
– С одной стороны – да: Россия остается Россией и при царях, и при коммунистах, и при демократах, – Россия не исчерпывается формой власти. Но, с другой стороны, есть объективные обстоятельства, не учитывать которые нельзя. Первое из этих обстоятельств – наши огромные пространства, наше богатство, наш народ. Править такой страной на современный демократический манер попросту невозможно, нецелесообразно, неразумно: Россия не Швейцария – иной масштаб и, соответственно, иные законы. Итак, нужна твердая, весьма сильная центральная власть. Правда, сегодня у президента России власти столько, сколько ее не было, скажем, у Николая II после революции 1905 года. Так, может быть, оставить президентство – чем оно плохо? Плохо оно только тем, что лишает власть ее священной сущности. Русская самодержавная монархия тем и отличалась от всякой иной монархии, что признавала царскую власть священной, а Помазание на царство считалось одним из основных Церковных Таинств. Возродить такое одухотворенное царство мы сейчас не можем. Нужно сначала соединить Церковь с государством, и не бюрократически, как при Петре I, а духовно и политически, воссоздав симфонию светской и церковной власти, – но до этого очень далеко. Некоторые попытки в таком направлении делаются, но смотрите, какое ожесточенное сопротивление и даже истерику они вызывают в демократическом стане! Все понимают, что это такое – слияние Церкви и государства, какой прочностью будет обладать этот союз!..
– Как вы считаете, возможно ли, чтобы в России утвердилась национальная демократия, – то есть власть по форме осталась бы прежней, но при этом в своей политике стала бы преследовать только национальные интересы?
– Вы, наверное, помните высказывание Черчилля: «Демократия очень плохой способ правления, но все остальные еще хуже». Именно к этой мысли нас пытались подвести все последние десятилетия: «При демократии очень плохо, но при всех остальных режимах еще хуже, а следовательно, выбирайте меньшее зло!» Нам говорили, что Россия 1000 лет была подневольной, что у нас господствовала какая-то «парадигма тысячелетнего рабства»… Но это ложь или (скажем иными словами) мнение, основанное либо на злой воле и сознательном искажении фактов, либо на глубоком историческом невежестве. Все далеко не так просто. В нашей истории были периоды очень действенной (и вполне национальной по духу) демократии. В первую очередь я имею в виду древнерусский, или киевский период истории России. На Руси тогда существовала общинно-вечевая демократия, но это была демократия непосредственная, прямая, – когда избиратели лично знают своего кандидата, когда они сами на вече решают возникающие проблемы. О таком порядке мы могли бы только мечтать. Но вместе с буржуазной эпохой приходит представительная демократия, и это – демократия только на словах, а по сути – режим скрытой олигархии, политической элиты. Такая демократия России не нужна! Исторический опыт русского народа свидетельствует, что наиболее эффективной формой правления для нашего Отечества является сочетание авторитарной и общинной власти. Для России – страны с огромными пространствами, населенной многочисленными народами, – конечно, нужна очень сильная, действенная, эффективная центральная власть. Но на местах можно воплотить те формы непосредственной демократии, которые у нас исторически были выработаны еще в древности. Нам нужно разворачивать непосредственную демократию в форме самоуправления на местах. Я неоднократно говорил, что примером здесь может служить эпоха Иоанна Грозного, когда в Москве находилась твердая, непреклонная власть (которую демократы-хлюпики называют и деспотической, и тиранической), а на местах притом существовало самое широкое самоуправление. Грозный неоднократно созывал Земские соборы и вообще стремился дать право народу решать местные задачи самостоятельно. Он глубоко понимал своеобразие русского пути, и своей государственной деятельностью он дает нам мудрый пример. Сможет ли нынешняя президентская власть поступать по его заветам? Не знаю, однако хотелось бы. Теоретически такая возможность у нее есть. Вопрос лишь в том, будет ли она использована. Во всяком случае, другого пути для противостояния глобалистскому наступлению я не вижу.
– …Может быть, если бы Сталин более разумно вел внешнюю и внутреннюю политику, начало войны было бы не столь сокрушительно для нас?
– Когда говорят о подготовке к войне, зачастую суживают анализ событий до трех-четырех предвоенных лет. Но я уверен, что здесь необходим более широкий подход: нужно вспомнить не только 1930-е, но и 1920-е годы, – только тогда мы сможем оценить, что дала стране политика Сталина. Итак, 1920-е годы: что тогда представляло собой советское общество? В некотором роде неуправляемую стихию. Революционные годы, породившие у русского человека ощущение ничем не сдерживаемой воли, привели страну к хаосу. Никакого чувства правопорядка у народа не было, не было государственного сознания: кто-то думал только о своем благосостоянии, кто-то мечтал о мировой революции, – но и то и другое было далеко от подлинных державных интересов. При таких настроениях, царящих в обществе, всерьез решать вопросы индустриализации, создания современной военной промышленности, боеспособной армии было попросту невозможно. Прежде следовало ввести в берега разбушевавшуюся народную стихию, следовало ее организовать и мобилизовать. Как известно, именно на это и была направлена политика Сталина.