Мы знаем, что Церковь – тело Христа: «Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение Крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова? Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба» (1Кор 10:16–17). Именно это единение, по словам святителя Иоанна Златоуста, подтолкнуло христиан Новорожденной Церкви к общей собственности: «Смотри какой тотчас успех: не в молитвах только общение и не в учении, но и в жизни!» [IX, с. 71] – восклицает он на слова «все у них было общее».
Иоанн Златоуст считал следование этому установлению Новорожденной Церкви и самой эффективной миссионерской политикой Церкви: «И какая бы была благодать! – уверяет он. – Если тогда, когда не было верных, кроме лишь трех и пяти тысяч, когда все по всей Вселенной были врагами веры, когда ниоткуда не ожидали утешения, они столь смело приступили к этому делу, то не тем ли более это возможно теперь, когда, по благодати Божией, везде по Вселенной пребывают верные? И остался ли бы тогда кто язычником? Я, по крайней мере, думаю, никто: таким образом, мы всех склонили бы и привлекли бы к себе. Впрочем, если пойдем этим путем, то уповаю на Бога, будет и это. Только послушайтесь меня, и устроим дела таким порядком; и если Бог продлит жизнь, то, я уверен, мы скоро будем вести такой образ жизни» [IX, с. 114].
Таким образом, мы видим, что в Новорожденной Церкви, которая была одно Тело с Христом, и Главой которой был Христос, все было общее. И это естественно: раз Церковь находится в Брачном Союзе с Христом, то все, что принадлежит христианам, становится собственностью и Главы Церкви, то есть Иисуса Христа. Христос как Жених, как Глава Брачного Союза, естественно, заинтересован в том, чтобы ни одна «клеточка» Богочеловеческого Тела не была ущемлена каким-то образом, чтобы никто ни в чем не имел нужды. И это осуществлялось в Новорожденной Церкви не отказом от собственности, не отвержением ее, а передачей своего имущества в общую собственность. А уж Христос через Утешителя посредством диаконов распределял ее таким образом, чтобы имущественное неравенство и нужда ушли из Церкви. Строго говоря, истинным собственником может быть лишь Господь Бог, что и зафиксировано в разделе VII Основ Социальной Концепции Русской Православной Церкви: «Выражая присущую Церкви мысль о том, что абсолютным собственником всего является Бог, святитель Василий Великий спрашивает: „Скажи же мне, что у тебя собственного? Откуда ты взял и принес в жизнь?“. Греховное отношение к собственности, проявляющееся в забвении или сознательном отвержении этого духовного принципа, порождает разделение и отчуждение между людьми».
Общежительные монастыри не просто стали хранителями этой нормы, но и наглядным свидетельством того, какой желает Бог видеть Церковь в Брачном Союзе, каково должно быть отношение к собственности внутри Церкви, то есть Тела Христова. Конечно, нестяжание в виде общности имущества – это верх совершенства, что, казалось бы, исключает всякое упоминание о норме. Но и святость является верхом совершенства, однако из этого совсем не следует, что христианин не должен стремиться к святости: «Как послушные дети, не сообразуйтесь с прежними похотями, бывшими в неведении вашем, но, по примеру призвавшего вас Святаго, и сами будьте святы во всех поступках. Ибо написано: будьте святы, потому что Я свят» (1Пет 1:14–16).
Так почему же в Основах Социальной Концепции записано, что Русская Православная Церковь «не отдает предпочтение ни одной из… форм» собственности?
Во-первых, сильнейшее давление мира, который в девяностых годах ушедшего века был, что называется, взят в плен либеральной идеологией, враждебной по отношению к общей собственности социалистического типа.
Во-вторых, не нужно упускать из виду и то, что в самой Церкви почти с самого ее рождения имело место «вредное насаждение», в лице Анании и Сапфиры (Деян 5:1-11). К концу IV века по свидетельству записанному в восемнадцатом собеседовании Иоанна Кассиана Римлянина сарабаиты (духовное семя Анании и Сапфиры) и киновитяне (последователи установленного Новорожденной Церковью «общения имений») в монастырях (чего уж говорить о мирянах…) уже «соперничают между собою почти равной численностью» [1, с. 614].
Что касается нашей Русской Православной Церкви, то дело в конце девяностых – начале нулевых доходило до того, что отказывались принимать к защите богословские диссертации, в которых речь шла о поддержке святыми отцами Церкви общей собственности, игнорировались и замалчивались труды дореволюционных богословов, где этот вопрос рассматривался. Но и все-таки даже и в такой обстановке разработчики Основ не могли в разделе «Собственность» не записать следующее положение: «В истории христианства объединение имущества и отказ от личных собственнических устремлений были характерны для многих общин. Такой характер имущественных отношений способствовал укреплению духовного единства верующих и во многих случаях был экономически эффективным, примером чему могут служить православные монастыри». Но разве это не говорит о предпочтительности общей собственности? Правда, при этом разработчики сделали оговорку: «Однако отказ от частной собственности в первоапостольской общине (Деян 4:32), а позднее в общежительных монастырях носил исключительно добровольный характер и был связан с личным духовным выбором». Но кто с этим спорит? Другое дело, что выбор Анании и Сапфиры тоже был добровольным…
I–XII. Творения Святаго отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольскаго, в русском переводе: в 12 т. – СПб.: С.-Петербургская духовная акад., 1898–1914.
1. Писания / Преп. Иоанн Кассиан Римлянин. – М.: АСТ. 2000. – 800 с.
2. Отцы и учители церкви III века: антология в 2 т. Т. 1: Климент Александрийский, Тертулиан / Сост.: Иларион (Алфеев). – М.: Либрис, 1996. – 379 с.
3. Правила Православной Церкви с толкованиями Никодима, епископа Далматинско-Истрийского: в 2 т. Т.2. – Сергиев Посад: Св. – Тр. Сергиева Лавра, 1996. – 643 с.
4. Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека. – М.: Изд-во МП РПЦ, 2018. – 176 с.
Вячеслав МакарцевК идеологии Союзного государства[42]
Почему пробуксовывает строительство Союзного государства России и Белоруссии? Ответ, как видится, может быть только один: нет не то что единой идеологии, а даже все еще не намечается общих принципиальных подходов к ее созданию. Да их пока и не может быть в силу наличия в Конституции РФ следующих положений статьи 13:
«1. В Российской Федерации признается идеологическое многообразие.
2. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной» [1].
Если говорить понятным каждому человеку языком, «идеологическое многообразие» без «государственной идеологии», значит следующее: стоим на месте, толкаемся, но не ищем ни пути, ни истины, ни жизни. Застой – это в лучшем случае. Скорее же всего – духовно-нравственная деградация.
Призывать же белорусскую сторону, считая это «уместным», чтобы она обратилась к российской с призывом «объединения усилий в разработке общей идеологии» довольно странно на фоне этого конституционного «шлагбаума»… Другое дело, что общественность Белоруссии понимает насущную необходимость создания государственной идеологии и пытается делать какие-то шаги в этом направлении. И поскольку белорусское государство входит в Союзное, постольку это идеологическое строительство так или иначе будет оказывать воздействие и на российскую сторону.
Думается, что разработчики белорусской государственной идеологии тщательно анализируют и попытки создания идеологических конструкций со стороны представителей определенных групп российского общества. То, что в России стремление части общественности разработать идеологию, устраивающую хотя бы патриотическое (не либеральное) большинство, пока не дает видимых результатов – совершенно очевидно. Кто-то видит в этом амбиции «оригиналов» и «умников», «ищущих „себя в искусстве, но не искусство в себе“», другие – «злые происки врагов», третьи – вообще неспособность русских (великороссов) договориться по этому вопросу…
Но и все-таки, почему возникла такая «полифония мнений» по вопросу идеологии? Как представляется, причина этого кроется в том, что многие пытаются разрешить идеологические вопросы минуя принципиальные положения, и, самое главное, важнейшее из них: кому служить будем, Богу или маммоне? Вот как этот вопрос перед фарисеями поставил Господь и Бог наш Иисус Христос: «Никакой слуга не может служить двум господам, ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне» (Лк 16:13). Маммона, как известно, – это богатство. «Ответ» «лучших из иудеев» был следующий: «Слышали все это и фарисеи, которые были сребролюбивы, и они смеялись над Ним» (Лк 16:14). Последующая история, описанная Иосифом Флавием, показала, к чему это привело: иудейское общество, раздробленное маммоной, окончательно раскололось на множество группок и групп, некоторые из которых яростно враждовали между собой, да так, что даже во время штурма римлянами Иерусалима они убивали друг друга в Храме.
И это главный, основополагающий вопрос, с ответа на который и должно начинаться идеологическое строительство: мы отказываемся от навязанного человечеству правящим ядром англосаксонской элиты капитализма, то есть открытого служения маммоне, или нет? В белорусском обществе, как показывает практика, есть запрос (который отчасти удовлетворяется) на то, чтобы взять под государственный контроль силы, разжигающие страсти к маммоне, и увести людей от поклонения золотому тельцу в лице языческого бога – капитала. Однако пока белорусская сторона, похоже, осознает эту проблему лишь на интуитивном уровне, ибо нет открытой привязки через указанные выше слова Иисуса Христа маммонизма к капитализму, что, вне всякого сомнения, сразу же прояснит ситуацию с тем, какова должна быть направленность государственной идеологии.