Православный социализм — страница 55 из 99

» перешла к научным постулатам коммунизма.

Данный переход не был, конечно, спонтанным, а имел собственные духовно-мировоззренческие предпосылки. Он подспудно вызревал в русском обществе весь XIX век: в духовном напряжении русской литературы, в мировоззренческих поисках интеллигенции, в первых шагах русской религиозной философии, в социальном накале общественной мысли. Вся русская мысль XIX века по словам Н. А. Бердяева «была окрашена социалистически» [1, с. 86] – лишь в этом направлении она видела осуществление на земле христианской правды. Поэтому коммунистическая идея, теоретически созревшая на ниве европейского просвещения, была встречена в России как новое Откровение – одновременно социальное и религиозное.

Таким образом подтекст коммунистической религиозности прямо связан с секулярными процессами Нового времени, трансформировавшими этический потенциал христианства в рациональные формы новых идеологических систем. Начало этим процессам положила европейская христианская Реформация, ставшая мощнейшим импульсом к социально-экономической, культурной и политической модернизации общества. Секуляризация в данном понимании имела вполне положительный культурно-образующий смысл – как практическая реализация этического содержания христианской веры в различных сферах общественной жизни. В Европе это выразилось прежде всего в становлении протестантской экономической этики и традиции гуманизма, развернувшихся впоследствии в идеи либерализма, демократии и социализма. При этом европейское общество осталось религиозным, протестантская Реформация изменила лишь характер этой религиозности в сторону индивидуализации христианского самосознания человека, задав тем самым особый буржуазный облик западноевропейской цивилизации на столетия вперед.

В рамках этой же модели «религиозной реформации» раскрывается и религиозный феномен русского коммунизма! Его культурно-историческая типология полностью повторяет протестантскую трансформацию средневековья, только произошедшую на русской почве и в категориях рациональной культуры модерна. В контексте Нового времени русский коммунизм может пониматься как явление русской религиозной Реформации XX века – с той лишь разницей, что произошла она не в рамках классической религиозности (как в протестантизме средневековья), а в радикальной атеистической форме, как продолжение и завершение европейской традиции Просвещения. В этом и весь ее парадокс! С одной стороны ревностное утверждение христианских по существу идей братства, равенства, справедливости, стремление к идеальному «светлому будущему», а с другой – полное отрицание церкви и самой христианской веры.

В традиции европейского просвещения коммунистическая идея вполне атеистична, однако в контексте русской Реформации она оказывается религиозной! Эту особую парадоксальность русского коммунизма очень верно выразил Н. А. Бердяев: «Коммунизм… фанатически враждебен всякой религии и более всего христианской. Он сам хочет быть религией, идущей на смену христианству» [2, с. 126]. Отсюда известное коммунистическое повторение почти всех атрибутов традиционной церковности: «священного писания», «догматов», «культа» и т. д., только на атеистической идеологической основе.

Но это вовсе не «демоническое» свойство коммунизма, а диалектический момент истины: итог наложения зрелых решений европейского просвещения на застарелый кризис русской церковности и государственности. Российское общество к началу XX века во многом еще оставалось «средневековым» (монархия, поздняя отмена крепостного права, включенность церкви в систему государственного аппарата), поэтому его радикальная идеологическая перестройка по инерции сохранила многие формы традиционного общества.

При этом сам процесс мировоззренческой трансформации происходил вполне классически. Дух и идеи европейского просвещения восприняла и переосмыслила в себе в первую очередь русская культура (литература, общественная мысль, религиозная философия), взлет которой в XIX веке и стал фактически русским культурным Ренессансом, изнутри предвосхитившем грядущую Реформацию. Сама культура, а не только политика, взывала к глубокой мировоззренческой и социальной перестройке российской действительности.

И в этом отличие подлинной реформации. Так иногда считают, что русская религиозная реформация произошла еще при Петре I, своим волевым вмешательством резко ограничившем влияние церкви и перенесшего некоторые модели европейской жизни в российское общество. Но это была именно внешняя (политическая) реформация, не имевшая собственного основания ни в церковной среде, ни в пространстве культуры. Поэтому и коснулась она лишь формальной стороны общества, никак не повлияв на отсталый характер народной жизни. В итоге дисбаланс между верой и культурой, обществом и церковью только усилился.

Отсутствие в русской жизни благотворного культурно-секулярного влияния христианской реформации отмечали многие – Франк, Струве, Бердяев. Но масштабов и специфики назревавшей реформации не представлял никто. Русская реформация явилась как Революция! Ее Лютером стал – Ленин, а новым религиозным учением – марксизм. Хорошо это или плохо? – не тот вопрос. Реформация (религиозная, социальная, политическая) была в России неотвратима.

Христианская этика социализма

Реформация – это «универсалия культуры» (В. Жукоцкий) [3], рано или поздно через нее проходит всякая цивилизация в процессе своего культурно-исторического становления. Ее суть в радикальном преломлении религиозной Традиции в пространстве общества и культуры. Реформация, по существу, есть культурная революция, переводящая высокие идеалы религиозного откровения в практическую плоскость социальной жизни.

Русская христианская цивилизация осуществила свою религиозную реформацию только в XX веке, осуществила ее в небывалой коммунистической форме, тем самым решительно подтвердив свой особый, отличный от западноевропейского, путь развития. В условиях кризиса христианской истории это явилось новым образом религиозно-мотивированного общества.

Если европейская реформация позднего средневековья породила протестантского предпринимателя-индивидуалиста, определившего буржуазно-капиталистический тип организации социума, то русская реформация XX века породила нового советского человека, явившему миру социализм – новый тип общественно-централизованных экономических отношений. В основе нового общества лежали приоритеты социальной справедливости, коллективизма, равенства и братства, моральной чистоты и созидающего общественного труда.

Это вполне закономерный итог развития двух разных ветвей христианской цивилизации, разделенных как по своим истокам (античность – евразийство), так и по каноническому богопониманию (католичество – православие). Коллективистские ценности востока и соборное начало православия однозначно предопределили социалистическую трактовку христианской экономической этики, когда история поставила перед Россией этот богословский вопрос ребром. Индивидуальная «богоизбранность» предпринимателя-протестанта была для русского человека органически не приемлемой.

Разница здесь в социально-экономической проекции христианской веры. Пафос протестантской экономической этики направлен на личное экономическое самоутверждение в контексте добропорядочных отношений с Богом (как реализация заповеди «любви к Богу» в повседневной жизни); пафос социалистической экономической этики направлен на укрепление общественного блага ради братских отношений с ближним (как реализация заповеди «любви к ближнему» в рамках общества). В результате складываются два типа общества, где первое ведет к социальной отчужденности (общество модерна), а второе к социальному единству и сплоченности (общество традиции).

Христианский социальный эффект данной метаморфозы состоит в том, что практический результат личной трудовой праведности в коммунистической этике, в отличии от трудовой этики протестантизма, не становится предметом укрепления личного индивидуализма (духовного и материального), но всецело посвящается благу ближнего через социальную систему общества. Тем самым гармонизируется личность, освобождаясь от эгоизма, индивидуализма, превозношения, и одновременно совершенствуется общество, становясь христианским по существу. Если таким образом европейская реформация актуализировала в истории личностное начало христианства, то русская коммунистическая реформация пошла значительно дальше, актуализировав в истории социальную идею христианства.

В итоге старый религиозный «конфликт цивилизаций» (русской и западноевропейской) закономерно вылился в XX веке в конфликт двух социально-экономических систем – социализма и капитализма. В их основании лежало глубокое религиозное разделение, разное понимание этического смысла экономических отношений [4] И когда капитализм, как зрелый продукт западноевропейской реформации, стал поглощать в XIX веке русскую цивилизацию, последняя ответила адекватно – заявив собственный социально-экономический проект социализма. Такова духовно-социальная историческая диалектика. Понятно, что и сегодня, в условиях грубого и вероломного навязывания России капиталистической модели отношений, вопрос стоит по существу о том же – быть или не быть вообще русской христианской цивилизации?

Эффект реформации

Понимание генезиса советского коммунизма как явления русской религиозной реформации объясняет множество недоразумений XX века. Начиная с мировоззренческой неразберихи Революции, трагедии Гражданской войны, жесткого противостояния с церковью, и кончая кризисом современной русской идеологии. Все это результат радикальной секулярной актуализации русского христианского духа в области практических социально-экономических отношений, повлекшей за собой кардинальную перестройку русского мира.

«Эффект реформации» состоит в высвобождении религиозной энергии общества в сторону интенсивной модернизации – через переход от религиозного созерцания к религиозному действию. Все признаки подобного общественно-исторического пассионарного всплеска в Советской России были: энтузиазм первых пятилеток, стахановство, индустриализация, победа в Великой Отечественной войне, расцвет культуры, выход в космос и т. д. И все это на несомненном духовном подъеме, самоотверженной жертвенности и оптимистической вере, в которых невозможно не узнать признаки религиозного вдохновения. При этом христианская этика, свойственная русскому человеку, присутствовала в повседневной советской жизни вполне естественно, так как поддерживалась самой системой социальной организации и моральным кодексом строителя коммунизма.