Другое дело, что в стратегическом плане советское «христианство без бога» было обречено. По духовной идее это была восходящая христианская цивилизация, однако по рациональной (марксистско-ленинской) форме она воплощала собой материалистический культ модерна, с его позитивизмом, рационализмом и атеизмом. Тем самым идея коммунизма была политически оторвана от своего онтологического источника – христианской традиции, а душа русского человека от Христа. Когда первоначальный религиозный импульс иссяк, оказалось, что подлинной связи с источником веры нет! – и дальнейшее коммунистическое строительство остановилось. Суррогатные формы религиозности (праздники, демонстрации, культ вождей) сами по себе не работали, а на сугубо рациональной основе (без идеальной метафизики) построить «совершенное общество» невозможно.
Радикальное противостояние с церковью и доктринальное неприятие духовной стороны человеческой жизни лишило коммунистическую идею онтологической глубины, иссушило ее созидающую силу, сделало невозможным новый идеологический синтез. В итоге первоначальный религиозный максимализм «коммунистической реформации» обернулся идеологическим тупиком, в котором и поныне пребывает коммунистическая теория. Культ материализма вытравил идеальное начало не только в общественном сознании, но и в самой коммунистической идее. Социализм как материальная база коммунизма был построен, однако восходящая духовная энергия коммунизма была исчерпана – в результате все вновь покатилось вниз, в объятия уже давно забытого «старого мира».
Тем не менее шанс выправить положение и удержать коммунистический вектор советского развития в истории России теоретически был. В логике Реформации за эпохой горячих «религиозных войн» следует эпоха Просвещения как новый мировоззренческий синтез, осваивающий освобожденные религиозные энергии в новых культурных формах. В России эпоха «коммунистического просвещения» должна была наступить на переломе 80-х – все предпосылки для этого были. Открытость к церкви, публикация русских религиозных философов, исчерпанность тоталитарной системы, кризис коммунистического догматизма, попытки творческого переосмысления марксизма и т. д. В рамках идеологической свободы и политической демократии были открыты все возможности для нового национального культурно-исторического синтеза, способного по-новому одухотворить советскую систему, открыть для нее дальнейшие перспективы развития. Однако инициаторы «перестройки», интуитивно понимая необходимость такого качественного перехода, не увидели собственных (духовно-имманентных) источников нового синтеза и просто развернули вектор советского строительства в сторону западноевропейских стандартов – в экономике, политике и культуре. Тем самым обессмыслив не только советскую историю XX века, но и историю всей русской цивилизации в ее особой религиозно-мировоззренческой традиции.
Фактически верхушка КПСС (Горбачев и Ко) совершила не просто собственное идеологическое, но и национально-историческое предательство, отказавшись от стратегической направленности Русской идеи. Чем тут же воспользовалась «пятая колонна» Запада, переведя стрелки социалистического развития на глобально-капиталистические рельсы и подчинив Россию внешнему колониальному управлению. Коммунистическая партия оказалась на грани запрета, а коммунистическая идея и сама советская эпоха – перманентным объектом для идеологического и политического битья.
Но в странной ситуации оказалась и русская православная церковь (РПЦ). Ее положение в постперестроечные годы крайне двусмысленно и противоречиво. С одной стороны подлинное возрождение христианского духа, повсеместное восстановление и строительство храмов, надежды на новое христианское преображение России, а с другой – абсолютная духовная нестыковка с установившейся идеологией либерализма и реалиями капиталистической действительности. Несмотря на демонстративную благосклонность власти, «симфония» церкви с такой чуждой социально-экономической системой в принципе невозможна, поэтому невозможно и ее реальное влияние на направление общественных процессов. Россия тотально переформатируется по западно-либеральным лекалам, а русская церковь фактически лишь молчаливо присутствует при этом как немое оправдание буржуазной реставрации.
И по-другому тут быть не может. Этическая природа капитализма даже под вывеской «православного предпринимательства» остается внутренне чуждой православной традиции, являясь продуктом слияния католических, протестантских и иудейских нравственно-экономических установок, со всей неизбежностью формирующих соответствующую модель жизнеустройства. Ее принятие фактически оборачивается «экономическим экуменизмом» – отказом от духовных ценностей православия на практическом социально-экономическом уровне [5].
При этом принятие церковью новых идеологических стандартов тоже не обошлось без определенного рода предательства – отказа от негласного патриотического консенсуса между церковью и советской государственностью, существовавшего со времен Декларации митр. Сергия (Страгородского), отнюдь не формально признававшего близость советских коммунистических идеалов христианским началам церкви [6]. Что в итоге и обернулось фактическим переходом РПЦ на антисоветские позиции «зарубежников» (РПЦЗ).
Стратегический консенсус
Что же имеем в итоге? Советская социалистическая система, рационально воплотившая христианскую правду социальных отношений, – отвергнута как «безбожная», а либерально-рыночная модель, свободно попирающая христианские заповеди, – принята как «естественная». Религиозный подтекст коммунистической Реформации XX века остается не понятым, как со стороны церкви, так и со стороны ортодоксального коммунизма. И это «религиозное недоразумение» остается зияющим мировоззренческим провалом, над которым катастрофически зависла русская история.
Но время вышло. Пора перевести потенциал застарелого мировоззренческого конфликта на горизонт новой исторической перспективы, поняв его внутреннюю религиозно-диалектическую природу. Противоречия между коммунизмом и православием нет: это две стороны исповедания христианства в русской истории – идеально-духовного и социально-практического – диалектически развернутого в русской истории как тезис и антитезис. Дальнейшее исчерпание данного противостояния и восстановление единства русской истории на новом цивилизационном уровне находится в русле нового идеологического синтеза, воссоединяющего духовные истины христианства и коммунистические представления об обществе в органичном непротиворечивом отношении. Сугубая конфликтность предыдущего этапа истории была неизбежной: «религиозные реформации» в истории никогда не проходили мирно, однако дальнейшее идеологическое взаимопонимание возможно и более того, диалектически необходимо.
Принципиально важно понять, что «богоборчество» коммунизма не имеет собственно антихристианской направленности, но целиком носит формальный характер, как проявление научно-материалистического взгляда на мир. В этом исключительное свойство коммунистической реформации XX века, завершившей религиозную реформацию Нового времени в научно-материалистической форме. В контексте модерна такой путь реализации коммунизма в России был единственно возможным, именно он позволил осуществить практическое построение советского социализма.
За фасадом научной теории религиозная составляющая коммунизма остается невидимой, и только былое противостояние с церковью выдает ее присутствие. Церковное сознание видит в этом прямое атеистическое отрицание христианской веры, в то время как по существу это лишь попытка реализации этой веры на иной научно-рациональной основе. Пора понять это не в логике религиозного противостояния, а в перспективе социальной эволюции – вот путь положительного взаимопонимания, открывающий новые горизонты развития. Диалектика русской истории еще не исчерпана: духовная истина православия и социальная правда коммунизма должны быть воссоединены.
Коммунистический выбор России – фундаментальный факт XX века. Дальнейшая история открыта для нас только в этом направлении. Цивилизации или развиваются из самих себя, или становятся сырьем для других цивилизаций. Запад уже поглотил фактически наше настоящее (экономику, сознание, культуру), осталось лишить нас Будущего. Чтобы этого не произошло надо решительно восстановить стратегический выбор России на новом идеологическом уровне, соединив духовную энергию православия и социальную идею коммунизма в единую и несокрушимую политическую силу.
Востребован новый тип коммунистического мышления: рационально трезвый в теории социальной организации, и духовно укрепленный в истине христианской традиции. Только такой «квантовый» подход к православно-коммунистической тематике открывает путь к новому созидающему мировоззрению и новой русской истории. Как итог искупления прошлого и условие перехода в будущее.
В заключение следует заметить, что данный анализ не претендует на полноту отражения проблемы. Наоборот, он задает лишь тот узкий религиозно-философский ракурс, в котором, казалось бы, взаимоисключающие мировоззренческие процессы русской истории XX века могут быть рассмотрены во взаимодополняющей логике и перспективе. Этот подход ни в малой степени не отрицает классический политологический анализ, или социально-экономический, или исторический, как не затрагивает и догматической стороны православной веры или научных постулатов коммунизма – все остается в силе. Но именно данный подход дает возможность переосмысления советского опыта в фундаментальном национально-религиозном контексте, придает ему метафизическую глубину и смысл, и открывает перспективу нового Возрождения.
1. Бердяев, Н. А. Русская идея/ Н. А. Бердяев. – СПб.: Азбука-классика, 2008. – 318 с.
2. Бердяев, Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма / Н. А. Бердяев. – М.: Наука, 1990. – 220 с.
3. Жукоцкий, В. Д. Реформация как универсалия культуры: перекличка эпох и поколений [Электронный ресурс] / В. Д. Жукоцкий, З. Р. Жукоцкая // Déjà Vu – энциклопедия культур. – http://www.ec-dejavu.net/r/Reformation.html.