Как же бороться с социальными грехами? Тут главное не перепутать социальный грех с породившим его родительским грехом. Ибо это разные вещи, и даже если большинство людей победит вкравшийся в их души родительский грех, то это вовсе не значит, что соответствующий социальный грех будет побежден. Ведь социальный грех уродует социальные институты, внедряется в государственные законы и общественную нравственность, становясь тем самым неуязвимым для обычных методов церковного уврачевания.
Но что же тогда делать, как победить общественный грех? Единственный способ – сломать пораженные грехом социальные структуры. Главное – изменить систему, сделать ее из фактора поддержки греха инструментом социального преображения. Но тут же закричат «да это ж революция!». Но революции для того и делаются, чтобы заменить старый социальный инструмент новым: «никто не вливает молодого вина в мехи ветхие; а иначе молодое вино прорвет мехи, и само вытечет, и мехи пропадут. Но молодое вино должно вливать в мехи новые; тогда сбережется и то и другое» (Лк 5:33). Иначе никак.
Но, скажут, что церковь не имеет ни сил, ни возможностей заменить социальные институты. Безусловно так. Но давать верную нравственную оценку явлению она может и обязана это делать. Ибо никто, кроме нее, такую нравственную оценку дать не может. Увы, сейчас она делает как раз наоборот – старается как можно меньше влезать в политическую и социальную жизнь общества, занимается своими внутренними делами – богослужением, исповедью, строительством храмов и пр.
Святые отцы в своих писаниях много раз упоминают различные общественные грехи. Однако, в явном виде понятия общественного греха мы не находим. Объяснение этому очень простое. В Византии победило богословие, разработанное монахами для своих нужд. Там верующий ставился один на один с Богом, он отвечал за свои грехи и стремился к личному спасению. Так что общественные грехи монахов мало интересовали, и поэтому они в их богословии не отражены. Монахи молились (и молятся) о собственных грехах. А если даже они пытались своей молитвой охватить весь мир, то это был мир личных душ, а не социальных сущностей. К сожалению, социальное богословие, ориентированное на светское население империи, так и не было развито. Поэтому и в нашей русской церкви отношение к социальным проблемам (и соответственно, к социальным грехам) отстраненное. Даже общепринятой соборной молитвы за Россию мы составить не можем. Было много попыток, но все они «не благословлялись» на высшем уровне и потому затухали. А ведь без пламенной соборной мольбы к Богу России не выжить.
Общественный грех – понятие, связывающее церковь и государство, которое основа симфонии. Причем, функции очевидны – государство предлагает меры, церковь дает им оценку, государство их реализует. У нас же все не так. Государство хочет само решать, исходя из своих соображений. Церковь тоже стремится быть независимым от государства, она очень чувствительно реагирует на давление с его стороны. Так что отделение церкви от государства желают и та, и другая сторона. Ясно, что в этом случае никакого христианского государства создать нельзя.
Но чтобы работать в паре с государством, церкви совершенно необходимо понимать, как должно поступать в тех или иных общественных ситуациях. Иначе говоря, разработать христианскую социологию, которая бы выработала прочные основы православного взгляда на социум. Вот тут-то и возникает необходимость в понятии «общественный грех». Оно по сути дела являет нам общественные феномены вместе с их нравственной оценкой, или иначе – вместе со взглядом на них со стороны Божьей правды. Оно позволяет соединить проблемы личной греховности и социальной падшести – ведь и то и другое – грех, отпадение от Бога. Сейчас же виден явный разрыв между этими сферами – получается так, наша православная публицистика (например, на портале «Русская народная линия») разделена на два рукава – чисто церковно-библейский и социально-политический – в общем, «личное благочестие» и «политика». Однако ясно, что оба рукава должны быть объединены единой концепцией «грех-добродетель», исходящей из недр Церкви.
По сути дела, всю христианскую социологию можно описать с помощью понятия общественный грех (и, разумеется, общественная добродетель). Трудность в том, что не выработана система общественных грехов. Даже нет их классификационной схемы. Да, общественных грехов огромное количество, и не понятно, как подойти к их осмыслению. Да, сфера общественного сознания выпала из церковной традиции. Но если с этим не разбираться, то церковь не сможет освоить задачу понимания общественного пространства, и, соответственно, – выполнять свою задачу в симфонической связке с государством.
Возражают, что Господь Иисус Христос установил примат внутреннего состояния души человека над внешними его проявлениями («из сердца исходят злые помыслы»). Это безусловно так – все общественные грехи являются следствием грехов личных. И поэтому ни в коем случае нельзя прекращать ту борьбу с личными грехами, которую она ведет уже два тысячелетия. Но отсюда не следует, что общественных грехов вообще нет, и бороться с ними бессмысленно. Нет, очень даже есть и они заполняют собой все общественное пространство. И, кроме того, было бы неверно утверждать, что общество просто тиражирует личные грехи. Ибо система не является суммой ее компонент, а представляет собой новое качество. И поэтому область общественных грехов куда сложнее и по последствиям носит куда более разрушительный характер. Против них обычные церковные средства, вроде покаяния, уже не работают. Поэтому нашей церкви предстоит выходить на совершенно новое, еще не исследованное нравственное пространство со своими законами и со своими понятиями. И начинать надо с понятия общественного греха.
Николай СоминДва богословияЧасть I. Взгляд из Евангелия[58]
Введение. О чем эта статья?
Наши богословы об этом предпочитают помалкивать. Но сказать все-таки необходимо. Речь идет о нашем православном имущественном учении, т. е. об отношении к богатству и собственности, которое обычно излагается в наших православных книжках, и которым руководствуются наши пастыри. Дело в том, что при более внимательном рассмотрении ясно выявляются две разных концепции имущественной этики, причем настолько разных, что объединение их в единую теорию становится практически невозможным. Одна из концепций в основном опирается на наследие святых отцов III–V веков: Киприана Карфагенского, Василия Великого, Амвросия Медиоланского, и конечно же – на уникальное наследие св. Иоанна Златоуста. Поэтому мы будем называть ее святоотеческой. Другая окончательно сформировалась у нас в России в конце XIX века. Увы, это богословие, всегда следуя частнособственническому взгляду на собственность и богатство, оказалось неспособным должным образом осмыслить это сложнейшую сторону человеческой жизни. Фактически оно капитулировало перед бурно развивавшемся в XIX веке капитализмом, выстраивая апологию буржуазному строю и предавая анафеме социализм, появившийся в России как реакция на экспансию капиталистических отношений. Ранее я называл такое богословие «общепринятым». Но теперь я думаю, что лучше последовать выдающемуся русскому богослову В. И. Экземплярскому, который присваивал этому богословию эпитеты «казенное» или «официальное». Это гораздо точнее, и потому в этой статье мы будем именовать его «официальным». Надо сказать, что именно Экземплярский впервые разграничил эти два богословия, четко указав, что суть святоотеческого решения имущественного вопроса – в организации братских общин с общей собственностью, в то время как официальное богословие смотрит на экономические отношения через призму частной собственности.
Эта статья во многом подытоживает размышления автора на тему христианской имущественной этики, и потому содержит ряд ссылок на его прежние работы. Основное внимание уделено толкованию новозаветных фрагментов о богатстве и собственности. Таких фрагментов в Новом Завете вполне достаточно, а важность их огромна. Именно вокруг них и построено обсуждение споров по имущественному богословию. Поскольку статья ориентирована на христиан, которые обычно хорошо знают новозаветные тексты, то ради краткости эти тексты во многих случаях опускаются – зачем утяжелять текст цитатами, которые и так все знают.
Статья состоит из двух частей. В первой части оба богословия рассматриваются с новозаветных позиций. В части II приводится очерк возникновения и развития официального богословия.
Итак, начинаем с хорошо известного всем верующим евангельского фрагмента.
Эпизод с богатым юношей. Схема Климента Александрийского
Этот эпизод настолько замечателен, что его поместили все три синоптика (Мф 19:16–30; Мк 10:17–31; Лк 18:18–30), изложив немого по-своему, но в целом согласно друг с другом [1].
Кульминация эпизода поражает своей пронзительностью – когда Христос предложил юноше «пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф 19:21), то тот «отошел с печалью, потому что у него было большое имение» (Мф 19:22). Сила соблазна собственности оказалась столь велика, что помешала юноше несмотря на то, что Сам Христос указывал ему путь ко спасению! Казалось бы, вот подлинный смысл этого фрагмента.
Но оказывается, что этот очевидный смысл настолько сильно бьет по человеческой совести, что многие ищут другой смысл. Так, на толковании именно этого эпизода основана книжка известного богослова конца II – начала III века Климента Александрийского «Кто из богатых спасется?», которая стала теоретической базой официального богословия. В ней Климент утверждает, что слова Христа богатому юноше «