Задает Златоуст и другой, еще более неприятный для любителей богатства вопрос: кто же дает человеку богатство – Бог или сам человек по наветам диавола овладевает им? Сейчас нас священники убеждают, что такой вопрос выказывает зависть, и потому в устах христианина непозволителен. Но великий святитель считает иначе. Прежде всего, Златоуст отмежевывается от ветхозаветного взгляда. Так, комментируя изречение «богатство и нищета от Господа» (Сир 11:14), дает ему такое толкование:
«Это было сказано в Ветхом Завете, когда богатство считалось весьма важным, а бедность была презираема, одно было проклятием, а другое – благословением. А теперь не так» [XII:160].
Иначе говоря, новозаветное имущественное учение, данное нам Христом, кардинально отличается от ветхозаветного. Именно поэтому мы не апеллируем к многочисленным ветхозаветным фрагментам, а опираемся только на Новый Завет.
Так как же по мнению святителя, обстоит дело с источниками богатства? А вот так:
«Мы видим, что многие собирают великое богатство хищением (…) отвечай мне, можно ли сказать, что это богатство от Бога? Нет. Откуда же? От греха» [X:350].
«Почему же, скажешь, Он многим дает? Но откуда видно, что Он дает? Кто же, скажешь, дает другой? Собственное их любостяжание, грабительство» [XII:173–174].
Еще раз заметим, что такое говорится про христианнейшую Византию IV в. А что делалось у нас в 90-х – уму непостижимо (вспомнить хотя бы «залоговые аукционы»). Буквально все наши богатеи заимели миллиарды в точности по Златоусту – грабительством, воровством, несправедливостью.
Златоусту вторит и его старший современник Василий Великий. Вот что он говорит:
«кто любит ближнего как самого себя, тот ничего не имеет у себя излишнего перед ближним. Но ты оказываешься имеющим „стяжания многа“. Откуда же это у тебя? Не ясно ли видно, что свое собственное удовольствие предпочитаешь ты облегчению участи многих? Поэтому чем больше у тебя богатства, тем меньше в тебе любви» (Беседа 7. «К обогащающимся»).
«Скажи же мне, что у тебя собственного? Откуда ты взял и принес с собою в жизнь? Положим, что иной, заняв место на зрелище, стал бы потом выгонять входящих, почитая своею собственностью представляемое для общего всем употребления; таковы точно и богатые. Захватив всем общее, обращают в свою собственность, потому что овладели сим прежде других… Не наг ли ты вышел из матернего чрева? Не наг ли и опять возвратишься в землю? Откуда же у тебя, что имеешь теперь? Если скажешь, что это от случая: то ты безбожник, не признаешь Творца, не имеешь благодарности к Даровавшему. А если признаешь, что это от Бога; то скажи причину, ради которой получил ты? Ужели несправедлив Бог, неравно разделяющий нам потребное для жизни?
Для чего ты богатеешь, а тот пребывает в бедности? Не для того ли, конечно, чтоб и ты получил свою мзду за доброту и верное домостоительство, и он почтен был великими наградами за терпение? А ты, захватив все в ненаполнимые недра любостяжательности, думаешь, что никого не обижаешь, лишая сего столь многих? Кто любостяжатель? Не удерживающийся в пределах умеренности. А кто хищник? Отнимающий у всякого, что ему принадлежит. Как же ты не любостяжателен, как же ты не хищник, когда обращаешь в собственность, что получил только в распоряжение? Кто обнажает одетого, того назовут грабителем; а кто не одевает нагого, хотя может это сделать, тот достоин ли другого названия?» (Беседа 6 «На слова из Евангелия от Луки (12:18): разорю житницы моя, и большия созижду; и о любостяжательности»).
Аналогичную позицию по вопросам богатства и собственности занимали Киприан Карфагенский и Амвросий Медиоланский.
Таким образом, взгляды Златоуста и других святых отцов, включающие социальные соображения, сильно корректируют нарисованную Климентом картину и до удивительности точно подтверждают истину о полной несовместимости Бога и мамоны.
Иерусалимская община
Хорошо известны фрагменты «Деяний апостольских», посвященные описанию жизни Иерусалимской общины (их часто называют «коммунистическими»): (Деян 2:44–45 и Деян 4:32–35). Сюда можно добавить эпизоды про Ананию и Сапфиру (Деян 5:1-10), и о пренебрежении вдовицами (Деян 6:1–5) [3, 4]. Все эти фрагменты поставили перед апологетами частной собственности XIX в. трудные проблемы – ведь тут говорится о новом христианском обществе, причем обществе коммунистическом, и потому свести их к чисто личным заповедям нет никакой возможности. Как умалить их силу? Решено было играть на понижение.
Первая идея: доказать, что никакого коммунизма в Иерусалимской общине не было. А действительно – Мария, мать Иоанна Марка имела в Иерусалиме собственный дом. Значит, не все продавали собственность! А значит, скорее всего, апостолы просто устроили складчину, «кассу взаимопомощи», с помощью которой организовывались агапы. Так думают многие богословы официальной школы, например прот. Николай Стеллецкий, а прот. Петр Альбицкий вообще отрицает, что у первохристиан был коммунизм, впрочем как и священномученик о. Иоанн Восторгов, известный специалист по критике социализма. Однако все это опровергается текстами Деяний. Оказывается дом Марии использовался общиной для общих собраний (и потому продавать его не имело смысла), а само повествование в Деяниях изобильно наполнено словами «все», «всякий», «каждый», которые убедительно говорят о полном единодушии общинников в вопросе об общей собственности: «Все же верующие были вместе и имели все общее», «И продавали имения и всякую собственность и разделяли ее всем, смотря по нужде каждого», «никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее», «Не было между ними никого нуждающегося, ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного», «И каждому давалось, в чем кто имел нужду», «в ежедневном раздаянии потребностей» и пр.
Ну что ж, если не удается поколебать общность имуществ, то можно попробовать выставить их как неудачу, дискредитирующую идею обобществления. Вот что пишет известный философ Иван Ильин, кстати, ярый апологет частной собственности:
«Первые христиане попытались достигнуть „социальности“ посредством своего рода добровольной складчины и жертвенно распределительной общности имущества; но они скоро убедились в том, что и некая элементарная форма непринудительной негосударственной имущественной общности – наталкивается у людей на недостаток самоотречения, взаимного доверия, правдивости и честности. В Деяниях Апостольских (4:34–37; 5:1-11) эта неудача описывается с великим объективизмом и потрясающей простотой: участники складчины, расставаясь со своим имуществом и беднея, начали скрывать свое состояние и лгать, последовали тягостные объяснения с обличениями и даже со смертными исходами; жертва не удавалась, богатые беднели, а бедные не обеспечивались; и этот способ осуществления христианской „социальности“ был оставлен как хозяйственно-несостоятельный, а религиозно-нравственный – неудавшийся. Ни идеализировать его, ни возрождать его в государственном масштабе нам не приходится» [5:61].
Круто. Но совершенно противоречит святоотеческой письменности. Ибо многие святые отцы – Киприан Карфагенский, Василий Великий, Иоанн Златоуст – с огромной симпатией отзываются о происшедшем в Иерусалимской общине. Особенно восторгается ею Златоуст. Об общине он говорит:
«Когда был исторгнут корень зол, – разумею сребролюбие, – то превзошли все блага и они тесно были соединены друг с другом, так как ничто не разделяло их. Это жестокое и произведшее бесчисленные войны во вселенной выражение: мое и твое, было изгнано из той святой церкви, и они жили на земле, как ангелы на небе: ни бедные не завидовали богатым, потому что не было богатых, ни богатые презирали бедных, потому что не было бедных» [III:257–258].
«Видишь, как велика сила этой добродетели (общения имений), если она была нужна и там (т. е. в Иерусалимской общине). Действительно, она – виновница благ» [IX:112].
«Это было ангельское общество, потому что они ничего не называли своим… Никто не думал, что ест свое; никто (не думал), что ест чужое, хотя это и кажется загадкою. Не считали чужим того, что принадлежало братьям, – так как то было Господне; не считали и своим, но – принадлежащим братьям» [IX:73].
Однако, утверждения, аналогичные рассуждениям Ильина мы можем найти и работах проф. нравственного богословия М. А. Олесницкого: «Известно, что общение имуществ первых христиан было кратковременным и местным; существовало оно недолго, только в Иерусалиме, и оказалось оно непрактичным: Иерусалимская община настолько обеднела, что другие христианские общины посылали ей вспоможения» («Из системы христианского нравоучения», с. 409; цит. по [6:24]). Такое же мнение высказывает и о. Иоанн Восторгов.
Что можно по этому поводу сказать? Прежде всего, нигде в Новом Завете не сказано, что иерусалимская община была кратковременной и быстро развалилась. Наш замечательный богослов В. И. Экземплярский считает, что община прекратила свое существование только в 70 г. н. э. в связи со взятием Иерусалима римлянами. Вопреки позиции Ильина он утверждает: «Самая неудача (предположительная) организации жизни первенствующей Церкви, – пишет он, – не могла бы послужить помехою видеть в этой организации идеальную ее форму» [6:25]. Поэтому, в отличие от Ильина, оценка Экземплярского совсем иная: «Общение имуществ в первенствующей Церкви есть и навсегда пребудет идеалом устроения материальной стороны жизни членов Христовой Церкви (…) этот взгляд совпадает всецело с учением отцов и учителей вселенской Церкви, которые в устроении первохристианской общины видели идеальную форму церковного общения, а в общении имуществ – естественное выражение христианской любви, объединяющей людей в братскую семью, – выражение, являющееся желательным во всякое мгновение жизни на земле Церкви Христовой» [6:25].
Оценка Экземплярского подтверждается тем несомненным фактом, что Иерусалимская община была создана по велению Самого Христа. Действительно, в самом начале Деяний говорится, что перед Своим Вознесением Христос учил апостолов, «