блаженны нищие») не сохранилось.
Второе важное толкование оставил нам Василий Великий. Оно взято из «Правила, кратко изложенные в вопросах и ответах. Вопрос 205» [3]:
По его словам, «нищие духом» – это те, «которые обнищали не по другой какой причине, но по учению Господа, сказавшего: пойди продай имение твое и раздай нищим (Мф 19:21; Лк 18:22) Но если кто, прияв и как ни есть приключившуюся ему нищету, управит собою по воле Божией, как Лазарь; то и сей не чужд блаженства». Таким образом, Василий Великий считает, что «нищие духом» – это действительно нищие, но не те, которые всеми силами стремятся стать богатыми. Нет. Это добровольные нищие, которые, богатству предпочли Спасителя и живут со Христом, не стараясь накопить богатство, а наоборот, раздают его. Такие поистине блаженны, они не запутались в сетях мамоны и поэтому свободно продолжают свое восхождение к Богу. Впрочем, по Василию, принявший свою бедность как волю Божию, тоже становится блаженным.
Редакторы считают, что это толкование Василия Великого сделано на Матфея, но надо сказать, что по смыслу оно точно соответствует первоначальному «блаженны нищие». Однако, в истории церкви оно оказалось практически забытым, а осталось вполне устраивающее богословов толкование Златоуста. Причины этого мы излагаем ниже.
Третье толкование принадлежит Феофилакту Болгарскому на Евангелия (любое издание). Феофилакт строго следует тексту и дает отдельные толкования и на Матфея, и на Луку. Толкуя Матфея, он, как и обычно, следует Златоусту: «Нищие духом суть душевно чувствующие свое недостоинство». Иначе говоря, «нищие духом» – это смиренные. Но на Луку он пишет иначе: «И во-первых, [Христос – Н.С.] ублажает бедных; хочешь разумей под ними смиренномудрых, хочешь – ведущих жизнь несребролюбивую». Иначе говоря, Феофилакт вполне допускает, что смысл блаженств у Матфея и Луки может быть существенно разный – Матфей имеет в виду смиренных, а Лука – нищих в материальном смысле.
Конечно, было бы весьма поучительно разобраться в причинах появления обсуждаемой вставки. Но в православной литературе информации об этом найти трудно. Только в некоторых изданиях есть сноска типа «в некоторых древних рукописях слова „духом“ нет». И более того, ныне, произнося проповеди, наши священники как правило убеждены, что оба евангелия в первых блаженствах всегда были совершенно идентичны. Неужели в наших семинариях и академиях их не научили, что «духом» – вставка? Но что-то не верится, чтобы все наши богословы вдруг забыли об этом; наверняка многие прекрасно осведомлены, но почему-то помалкивают. Видимо, это «духом» стало «традицией», а с традицией не поспоришь.
Однако, автор все же решается предложить свою версию событий. В своих предыдущих статьях [4, 5] он не раз останавливался на важнейшем моменте церковной истории – периоду перехода христианства в разряд государственной религии. К сожалению, в наших учебниках истории церкви достаточно подробно говорится о проходивших тогда соборах и их решениях, но мало уделяется вниманию проблеме адаптации населения Империи к христианству. А решение этой проблемы, как оказалась, непосредственно касается разбираемого вопроса и вообще существенно повлияло на весь строй имперского православия.
Итак, Миланский эдикт в IV в. фактически присвоил христианству статус государственной религии в Римской Империи, и она стала постепенно вбирать в себя все основное население Империи. Однако изменить господствующий общественный строй, характеризующийся рабовладением, мамонизмом и огромным имущественным расслоением, христианство не смогло – богатые неофиты, во множестве появившиеся в церкви, естественно, желали все оставить как есть. Подвизавшиеся в IV в., наши замечательные святые отцы Василий Великий и Иоанн Златоуст в своих сочинениях и беседах всячески старались приблизить нравы новых христиан к первым векам христианства, но, к сожалению, не преуспели – мир оставался тем же, по сути дела языческим. И после окончания деятельности великих перед церковью встала тяжелая проблема: как проповедовать христианство среди насквозь мамонистского социума, как сохранить и приумножить авторитет церкви, как наладить взаимодействие с новой, пришедшей из языческого мира паствой. И надо сказать, что церковь в конце концов решила эти вопросы, но путем компромисса, исказившего имущественное учение Спасителя.
Прежде всего, было решено не делать никаких уступок в догматических вопросах, и главное – в вопросе божественности Иисуса Христа; тут церковь и позже уточняла догматику христианства (проблема сочетания двух природ в одной личности Христа).
А вот что касается вопросов социально-нравственных, то тут, как церковь посчитала, неизбежны отступления от идеалов первоначального христианства. И в частности, это касается отношения к собственности и к богатым. Да, в домиланские времена у христиан процветала общинность вплоть до общей собственности. Но мы видим, что сейчас все изменилось: теперь богатые христиане являются основой социального устройства, они во многом финансируют церковь, и нам нет смысла обличать богатых, тем более такими жесткими словами, а наоборот необходимо сотрудничать с ними, считая их полноправными членами церковных общин. И в этой связи хорошо бы сгладить те места Нового Завета, которые могут вызвать вопросы по отношению к богатству и богатым.
Одной из таких мер и стала вставка «духом» в Евангелие от Луки. Если евангелие от Матфея не содержало резких социальных выпадов, то в евангелии от Луки картина иная – такие острые социальные речения, такие как «блаженны нищие!» или «горе вам, богатые!» совершено диссонировали с новой политикой по отношению к богатым и в этом смысле вызывали у некоторых богословов прямо-таки недоумение. «Горе вам богатые» из Евангелия выкидывать уже было поздно, но богословы решили ослабить этот фрагмент учением, что и богатые при определенных условиях все-таки могут пролезть сквозь игольное ушко. А вот с «блаженны нищие» был найден способ полностью его дезавуировать – просто заменить параллельным выражением из евангелия от Матфея – мол якобы переписчики частенько ошибались, невольно перенося в текст Луки фразу из Матфея. Придумано неплохо. Этим приемом сразу исключалась из евангельского рассмотрения острейшая проблема богатства и бедности, поскольку выражение «нищие духом» тут же получило совершенно другое толкование – «смиренные», в точности как у Златоуста, но которое, как мы видели, было дано святителем только на Матфея, но не на Луку. При этом мы нисколько не хотим умалить такое высокое христианское качество как смирение. Оно по достоинству занимает первое место в блаженствах по Матфею. Но блаженства Луки – о другом, они про божественную справедливость, которую возвещает Христос тем, которые не прельстятся богатством. Вставка же «духом» коверкает эту мысль, разрушая мощный социальный посыл евангелия.
Можно назвать и другой прием с текстом Нового Завета, такой же некрасивый, появившийся примерно в тот же период. Где-то с V в. начинает формироваться новозаветный годовой круг литургийных чтений. И там, на светлой седмице, идет чтение Деяний Апостольских (написанных, кстати, тоже Лукой), в которых излагается общинная жизнь Иерусалимской общины: «Все же верующие были вместе и имели все общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого» (Деян 2:44–45) или «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее» (Деян 4:32). Но именно эти самые важные фрагменты Деяний не читаются! (видимо, они показались составителями чтений чересчур коммунистическими). А ведь именно в них описывается освященный Христом и реализованный апостолами подлинно христианский образ общественной жизни.
К сожалению мы, русские православные, слишком привыкли доверять грекам, не замечая их ловких подтасовок.
Конечно, прекрасно, что церковь сумела покорить Империю. Однако, эта победа обошлась далеко не без потерь. Столкнувшись с мамонистским обществом, она стала искать способы сближения с ним (о чем свидетельствуют обсуждаемые в статье манипуляции с Новыми Заветом). Обществом, надо сказать, совершенно нехристианским. А в дальнейшем церковь практически полностью примирилась с во многом капиталистическим социальным строем Империи, осуществив вместе с государством лишь его легкий косметический ремонт, но оставив его мамонистскую сущность. Государство и церковь (которая в социальных вопросах была в фарватере государства) очень боятся волнений, порожденных попранием справедливости. И в то же время спокойно относятся к вопиющей несправедливости социального строя мамоны.
К сожалению, многие христиане не видят ничего страшного в мамонизме, бизнесе, частнособственнических отношениях, кредите и прочих современных реалиях. Однако в Новом Завете мы нигде не найдем ни полслова как-то положительно характеризующих все эти атрибуты капитализма. Это однозначно говорит о том, что все это несовместимо с христианством [6]. Однако, развивать эту тему мы в этой статье не будем, поскольку намерены удержаться в рамках заявленной темы.
Что же касается тех конкретных искажений евангелия от Луки, о которых шла речь, то, по мнению автора тут двух мнений быть не может. Новый Завет – это не только основа христианства, но и в высшей степени святыня, которая просто обязана быть сохранена в неискаженном виде.
I–XII. Творения Святаго отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольскаго, в русском переводе: в 12 т. – СПб.: С.-Петербургская духовная акад., 1898–1914.
1. Порядин, А. Верна ли традиция чтения первой заповеди блаженства [Электронный ресурс] / А. Порядин // Богословский клуб Esxatos. – https://esxatos.com/verna-li-tradiciya-chteniya-pervoy-zapovedi-blazhenstva.