В 1942 г. Сталин, говоря о советских людях, сказал американскому послу А. Гарриману: «Вы думаете, они воюют за нас? Нет, они воюют за свою матушку-Россию». Сам образ Сталина к концу войны претерпел кардинальное изменение. На смену большевистскому партийному функционеру, одетому в мрачный китель, пришел вождь в белом мундире и золотыми погонами. На Параде Победы советская армия шла в военной форме, почти точь-в-точь скопированной с формы царской армии под звуки «Славься» Глинки.
Но еще раз подчеркну: не следует забывать, какой ценой была выиграна война под руководством Сталина. Основная часть европейской России была отдана противнику, который установил на оккупированных землях режим кровавого террора. Хвалебные, хвастливые заверения-заклинания — «и на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом» на деле обернулись миллионами павших и военнопленных, число которых (около 5 млн) было ранее невиданно в русской истории. Если смотреть правде в глаза, летом 1941 г. русский народ показал власти, что за нее он воевать не хочет. Армия, созданная «товарищем» Троцким и выпестованная «товарищем» Сталиным, потерпела сокрушительное поражение. Понадобилось коренное изменение сталинской риторики, понадобилось внешнее примирение с Церковью, понадобилось осознание всем многомиллионным народом того, что немец пришел в Россию не освобождать ее от гнета коммунистов, а как безжалостный губитель, победа которого означает порабощение и смерть, чтобы весь народ поднялся на священную Отечественную войну. Такую войну могла выиграть только армия, имевшая своей основой Святую Русь, а не безбожную совдепию.
Здесь необходимо отдельно остановиться еще на одном уникальном для русской истории явлении, проявившемся в годы Великой Отечественной войны, — это переход на сторону врага заметного числа русских людей. Пусть речь идет о подавляющем меньшинстве, но это были не десятки, не сотни и даже не тысячи человек. Так называемая армия бывшего советского генерала Власова насчитывала, по разным данным, от 200 до 400 тыс. человек, хотя боеспособные подразделения вряд ли включали в себя более 40–50 тыс. Но были еще казачьи части, сформированные немцами на Дону и Кубани, были самостоятельные полки и бригады, многочисленные тыловые подразделения вермахта, полицаи, старосты, бургомистры и пр. — в целом более 1 млн человек. Особняком стоят части, созданные немцами в основном из добровольцев-белоэмигрантов: Русский охранный корпус, Казачий стан и др.
Безусловно, во время любой войны всегда находятся трусы и подлецы, которые, из шкурных интересов, идут в услужение врагу. Нет сомнений, что определенную часть этого миллиона составляли именно они. Немало было и таких, кто перед угрозой смерти в фашистских лагерях записывался в коллаборационистские части с мыслью потом как-то выбраться из них. Но все-таки большая часть руководствовалась другими побуждениями. Вспомним, что за первые полтора года войны в немецком плену оказалось около 3 млн человек. Расхожие объяснения этого факта известны: внезапное нападение, нехватка оружия и патронов, неумелое командование и т. п. Не отрицая негативной роли всего перечисленного, скажем, что главное все же было в другом — в нежелании части нашего народа воевать и жертвовать жизнью за так называемый социализм, за сталинскую систему. Слишком много она принесла народу зла, слишком много людей пострадало от нее, слишком многие ее ненавидели. Это прекрасно понимал и сам Сталин. Первые же сообщения с фронта говорили, что армия бежит, дезертирство принимает массовый характер, число сдающихся в плен превышает все разумные пределы. Отсюда его призыв к защите не завоеваний социализма, а Отечества, отсюда его обращение к народу «братья и сестры», отсюда образы Дмитрия Донского и Александра Невского, да и многое другое, взятое из отвергнутого самодержавного прошлого: офицерские звания, погоны, лампасы, папахи, ордена старорежимных полководцев и героев, георгиевские ленты к ордену Славы и самое главное — перемирие с Русской Православной Церковью, избрание Патриарха и возвращение из запрета слова «русский».
Однако не все сразу поверили Сталину, немало было людей, считавших эти изменения очередной иезуитской уловкой вождя. Многие в СССР не понимали сущности нацизма, не имели реальных представлений о планах Гитлера в отношении славян и других народов. Тем более что антифашистская и антигитлеровская пропаганда в 1939–1941 гг. в результате соглашений СССР с Германией была приглушена. Недовольные советской властью, пострадавшие от нее полагали, что немец избавит нашу страну от коммунистов и Сталина, может быть, оторвет какие-то территории от нее, но уйдет, и появится возможность построить другое, свободное от большевистской диктатуры государство. Такие заблуждения и толкали людей на сотрудничество с немецко-фашистскими войсками. Только к 1943 г. для подавляющего большинства русского народа стало окончательно ясно, что гитлеровцы пришли не освободить русских от коммунистического гнета, а просто уничтожить их как нацию, низвести до рабского, скотского состояния, лишить собственного государства. Еще до нападения на СССР Адольф Гитлер недвусмысленно говорил об уготовленной им судьбе России: «Учитывая размеры русских пространств, для окончания этой войны недостаточно будет разгромить вооруженные силы противника. Всю территорию России нужно разделить на ряд государств с собственными правительствами, готовыми заключить с нами мирные договоры. Необходимо при всех обстоятельствах избегать замены большевистской России государством националистическим. Уроки истории учат, что такое государство опять станет врагом Германии.
Славяне созданы для того, чтобы работать на немцев, и ни для чего больше. Наша цель — поселить в местах их нынешнего проживания сто миллионов немцев. Немецкие власти должны размещаться в самых лучших зданиях, а губернаторы жить во дворцах. Вокруг губернских центров в радиусе 30–40 километров будут размещаться пояса из красивых немецких деревень, связанных с центром хорошими дорогами. По ту сторону этого пояса будет другой мир. Там пусть живут русские, как они привыкли. Мы возьмем себе только лучшие их земли. В болотах пусть ковыряются славянские аборигены. Лучше всего для нас было бы, если бы они вообще объяснялись на пальцах. Но, к сожалению, это невозможно. Поэтому — все максимально ограничить! Никаких печатных изданий. Самые простые радиопередачи. Надо отучить их мыслить. Никакого обязательного школьного образования. Надо понимать, что от грамотности русских, украинцев и всяких прочих только вред. Всегда найдется пара светлых голов, которые изыщут пути к изучению своей истории, потом придут к политическим выводам, которые в конце концов будут направлены против нас. Поэтому, господа, не вздумайте в оккупированных районах организовывать какие-либо передачи по радио на исторические темы. Нет! В каждой деревне на площади — столб с громкоговорителем, чтобы сообщать новости и развлекать слушателей. Да, развлекать и отвлекать от попыток обретения политических, научных и вообще каких-либо знаний. По радио должно передаваться как можно больше простой, ритмичной и веселой музыки. Она бодрит и повышает трудоспособность»[44].
Вот тогда, когда эти установки фюрера стали выполняться на деле, произошло полное осознание, что речь идет действительно о войне Отечественной, о войне за спасение русского и других народов СССР. Тогда и пошли наши полки тяжелым, но победным маршем, закончившимся через два с половиной года в Берлине.
Те, кто оказался на стороне фашистов, тоже в конце концов поняли, что их просто используют как материал, но для большинства было уже поздно — грехи не пускали назад. Власовцы и другие пытались делать намеки, что они не совсем немецкие марионетки, однако отношение к ним за годы войны уже сформировалось — пособники и предатели. Мы попытались объяснить, почему такое количество советских граждан оказалось на стороне жестокого и беспощадного врага России. Да-да, именно России, а не СССР. Мотивы их понятны каждому непредвзято мыслящему человеку. Но согласиться с их выбором, с их решением нельзя. Какие бы благие цели ни преследовал человек, он должен твердо руководствоваться аксиомой: невозможно принести счастье своему народу и своей стране на штыках армии завоевателя. В любом случае ты становишься игрушкой, а то и исполнителем самых грязных дел, в руках поработителей твоей Родины. Выдающийся русский философ И. Ильин писал в 1945 г.: «Многие наивные русские эмигранты ждали от Гитлера быстрого разгрома коммунистов и освобождения России. Они рассуждали так: враг моего врага — мой естественный единомышленник и союзник. На самом же деле враг моего врага может быть моим беспощадным врагом. Поэтому трезвые русские патриоты не должны были делать себе иллюзий»[45]. Кстати, такие иллюзии охватили только примерно 30 % белоэмигрантов, способных носить оружие. Они и записывались в формируемые немцами воинские подразделения. Основная часть эмиграции (около 60 % мужчин от 16 до 60 лет), заняла позицию неучастия в войне. Свыше 10 % сражались в армиях США, Англии, Франции, в югославских, бельгийских, французских партизанских отрядах. В целом русская эмиграция в годы Великой Отечественной войны сделала нравственный выбор. Нельзя было ожидать, что вся она, как один, вольется в ряды коммунистического Сопротивления и с оружием в руках встанет на защиту Советского Союза во главе со Сталиным. Слишком много крови и несчастий принесла им советская власть, слишком тяжелы были воспоминания о Гражданской войне, о потере родных и близких, отчего дома. Но эмиграция в своем большинстве сумела увидеть в агрессии Гитлера против СССР не борьбу фашизма с ненавистным ей коммунистическим режимом, а войну на уничтожение Родины. В одном из отчетов руководства царской болгарской полиции подчеркивалось, что те из эмигрантов, «кто еще вчера были самыми большими противниками коммунизма, сегодня стали самыми заклятыми врагами Германии и в глубине души молятся за успех русского оружия»