– Ты знаешь, где я живу? – спросил Гринчук.
– А что?
– Крутой дом?
– Не испугаешь, – отмахнулся Капустин.
– А я и не пугаю. Я объясняю, – Гринчук потянулся. – В этом крутом доме на входе стоит камера наблюдения. Пардон, на двух входах, на основном и запасном. Все входящие попадают на компьютерный диск. Знаешь, такой забавный, вроде как стеклянный. А в углу, в правом нижнем, там обозначается белыми буковками дата и время записи. Достаточно посмотреть диск, чтобы увидеть – я в ту ночь пришел около полуночи, а вышел уже утром, около девяти.
– Диск… – настроение Капустина начало ухудшаться. – А где он там?
– У охраны. Мне охрана не подчиняется. Тебя, если что, тоже пошлет очень далеко. Так что – у меня есть алиби.
Капустин сложил в папку бумаги. Папку положил перед собой и выровнял ее по краю стола. Погладил папку ладонью, словно прощаясь.
– Мне нужен этот диск, – сказал Капустин.
– Давай, – разрешил Гринчук. – Забирай.
– Я серьезно, – Капустин принялся барабанить пальцами по папке. – Если я не получу этот диск, то вначале закрою тебя, а потом получу разрешение на выемку…
– От следователя прокуратуры, – закончил Гринчук. – А разве следователь не сидит где-нибудь в соседнем кабинете, чтобы приняться за меня сразу, по мере надобности? Нет?
Капустин еле сдержался, чтобы не выругаться. Следователь действительно находился в соседней комнате. Капустин все подготовил для того, чтобы эту ночь Зеленый провел уже в камере. И вот теперь все начинало катиться под откос. Любое другое алиби можно было проверить завтра, или послезавтра. Можно было бы даже попытаться его, мягко говоря, подмочить. Но диск…
Тягостные раздумья Капустина прервал Гринчук:
– Хорошо. Не будем тянуть с этим идиотизмом. Пошли кого-нибудь из лейтенантов, а я позвоню, чтобы им выдали диск без бумаг. Давай, а то мне некогда.
– Давай, – тяжело вздохнул Капустин.
Он подвинул Гринчуку телефон.
– Але! Кто у аппарата? Алеша? Привет. Там к тебе минут через пятнадцать подъедет один шустрый летеха из управления… Отдай ему диск с записью позавчерашней ночи и вчерашнего утра. Да. Под мою ответственность, конечно. Подготовь сейчас, чтобы я не слишком долго отвлекал от копания в грязных носках одного очень занятого товарища. Мерси, – Гринчук положил трубку и посмотрел на Капустина. – Отправляй гонца, я подожду.
– Я подожду, – сказал прапорщик Бортнев и отправился на лавочку, стоявшую посреди двора морга.
В это заведение Браток попал впервые и чувствовал себя не совсем в своей тарелке.
Городской морг располагался в старинном особняке почти в центре города. Как раз через дорогу от музыкальной школы. Детки могли регулярно наблюдать за выносом тел, что, по мнению директора школы, наносило вред их психике, а по замечанию одного местного журналиста, готовило будущих музыкантов к их профессиональному будущему. Играть на похоронах – не самый скверный заработок для музыканта в наше суровое время.
Сам Браток в жизни не приехал бы сюда, но так распорядился Гринчук. И Браток, в общем, был с Гринчуком согласен – пацанов нужно было нормально похоронить.
Ярика, Грыжу и Сливу Браток лично не знал и особо нежных чувств к ним, естественно, не испытывал. Но так получилось, что у всех троих не было родственников в городе, а братва принимать участия в их похоронах не собиралась. Типа, заподло оказывать последние почести тем, кто на Атамана руку поднял.
И Гринчук отдал распоряжение заняться всеми вопросами похорон Братку.
Браток прибыл в морг, но оказалось, что и там бывают очереди. Браток хотел, было, сунуть в физиономию дамы из канцелярии удостоверение, но сдержался. Как ни противна была дама, но место, по мнению Братка, к повышенным тонам не располагало.
Погода была хорошая. Теплая. Светило солнце. Из музыкальной школы напротив доносилось какая-то мелодия, что-то живенькое, из классики, как понял не слишком образованный в этой области Браток. Хотя, он вообще готов был принять за классику все исполняемое на рояле.
На лавочке кроме Братка размещались еще трое мужиков, приехавших за телом родственника одного из них. Мужики курили и трепались по поводу того, что да, жаль Коляна, только вот дом отремонтировал, и баба у него толковая, шалава, правда, но заботливая. Толковая. Хотя и рогов Коляну навешала… Точно. С половиной поселка.
Мужики говорили со знанием дела, обсудили достоинства вдовы, потом перешли на количество закупленной для поминок водки, потом начали вспоминать, как погуляли на свадьбе у Бороды, потом, почему-то, заговорили о ценах на уголь, потом…
– Это в морг?
– Что? – не понял Браток.
Возле него стояла старушка неопределенного, но весьма преклонного возраста. Небольшого роста, в темном платье, в белом платочке и с узелком в руке.
– Это в морг? – повторила свой вопрос старушка.
– В морг, мамаша, – сказал один из мужиков.
– А кто крайний? – спросила старушка.
В музыкальной школе заиграла труба. Это мелодию Браток знал. Сам не помнил откуда, но мелодия была неаполитанская. В детстве они еще пели на этот мотив: «Милая бабка, сыграй мне на скрипке, а за это тебе, бабка, подарю…»
– Кто крайний? – повторила старушка, потому что и мужики, и Браток ошарашено молчали.
«… кило сосисок!» – допела труба и замолчала, захлебнувшись сложной мелодией.
– Тьфу ты, господи! – опомнился мужик, сидевший с краю. – Ты, бабка, оформлять пришла? Иди туда, направо.
Старушка кивнула и медленно пошла к канцелярии, опираясь на палочку.
– Будь ты неладна, – сказал второй мужик. – Ляпнет такое… И не поймешь, плакать или смеяться.
Третий мужик молча достал из кармана пачку сигарет и протянул ее приятелям. Взяли по сигарете. Мужик протянул пачку Братку, но тот отказался.
– Да… – неопределенно протянул Браток.
Мужики согласно кивнули.
– А она того… – сказал мужик, тот, что с краю. – Верно сказала. Все мы в очереди туда.
Все посмотрели в ту сторону, куда мотнул головой мужик. Вход в подвал.
– Некоторые туда и без очереди попадают, – сказал родственник покойного.
– Раньше в очередях номерки на руках писали, – вспомнил первый мужик. – Чтобы, значит, не просчитаться…
Все автоматически посмотрели на свои руки. Помолчали.
– У меня есть с собой, – сказал родственник.
– Давай, – поддержали приятели.
Душа требовала разрядки.
Пили из горлышка. Третий, вытерши губы, протянул бутылку Братку. Тот, было, потянулся за ней, потом покачал головой:
– Я на службе.
Родственник покойного посмотрел на Братка и набрал воздуха, видно что-то хотел спросить. Но не успел. Из двери канцелярии послышался истошный женский вопль.
Браток и мужики вскочили с лавочки и бросились в канцелярию.
Визжала канцелярская дама, а старушка стояла перед ее столом, держа узелок обеими руками.
– Вон отсюда! – снова закричала дама и ткнула пальцем в сторону двери.
– Милая, – пробормотала старушка, – ну, пожалуйста.
– Ты с ума сошла, бабка! – выкрикнула дама и только сейчас заметила вошедших. – Помогите мне ее отсюда вывести.
– А че случилось? – спросил родственник покойного.
– А что случилось? – переспросил Капустин. – Что?!
Капустин посмотрел на скучающего Гринчука, и на лице майора появилась усмешка.
– Точно? – спросил Капустин в телефонную трубку, и улыбка его стала еще шире.
Ответ Капустину явно понравился.
– Подожди, – сказал майор в трубку и поцокал языком.
– Что там у тебя радостного? – спросил Гринчук.
– А у тебя проблемы, – сообщил Капустин. – Бо-ольшие проблемы.
– Что так?
– А нету диска с записью. Все есть, а этого – нет.
Гринчук недоверчиво усмехнулся:
– Как это нет?
– Отсутствует. Охранник порылся в архиве и обнаружил, что на месте диска с записью находится диск без записи. Чистый, – теперь лицо Капустина было практически счастливым. – Так что – нету у тебя алиби, подполковник.
«Подполковник» было произнесено с особым нажимом и выражением. Пока подполковник, уже не подполковник…
– Дай трубку, – потребовал Гринчук.
– Держи.
– Кто там? Отдай трубку охраннику… да… как это нету? С ума посходили, что ли? У вас там что – проходной двор? Еще раз посмотри… Четвертый… И пятый посмотри. Подписаны… Сам знаю, что они у вас подписаны. А тот, чистый? Тоже подписан… То самое число и время?..
Гринчук бросил быстрый взгляд на Капустина. Майор просто светился от счастья.
– Внимательно смотрел? – упавшим голосом спросил Гринчук. – А если завалился куда? Я тебя прошу – посмотри как следует. Лейтенант пусть возле тебя покрутится. Если найдешь… я говорю, если найдешь – отдай ему и пусть он сразу перезвонит Капустину. Да, Капустину. Майору.
Капустин бесцеремонно отобрал у Гринчука трубку и, не сводя с Зеленого счастливого взгляда, отдал распоряжение лейтенанту. Дождаться, когда закончатся поиски. И если – Капустин сделал ударение именно на «если» – найдется диск, немедленно везти его в Управление.
– Кажется, – не торопясь, произнес Капустин, – ваше везение закончилось, гражданин Гринчук. Кто бы мог подумать? Пропал диск с записью…
– Можно допросить охранников, которые тогда дежурили, – сказал Гринчук.
– Можно, – согласился Капустин. – Но завтра. Или даже послезавтра. Я очень занят. И мне кажется что и следователь будет очень занят.
Капустин встал из-за стола и прошелся по кабинету.
Повезло. А он уже чуть не опустил руки. Бог – не фраер, вспомнил старую дурацкую присказку Капустин. Бог – не фраер.
Не зря, выходит, Капустин подсуетился этой ночью, выдергивая из постелей разных людей. И встретят Гринчука в СИЗО как нужно. Самого Гринчука! Великого Гринчука.
– А может договоримся?
– Что? – резко обернулся Капустин.
Этого не мог сказать несгибаемый Гринчук. Он не мог этого сказать. И уж во всяком случае, не Капустину. Он ведь всегда давал понять, что относится к Капустину как к… Даже не хочется об этом думать.