– Договоримся? – тон стал просительным.
Гринчук смотрел на крышку стола, а пальцы, это поразило Капустина еще больше, нервно теребили куртку.
– Договориться предлагаешь… – Капустин вернулся на свое место. – Может, еще взятку предложишь? Это ничего, кстати, что я с тобой на «ты»?
Гринчук промолчал.
Сломался. Сломался, несгибаемый Зеленый. Капустин наслаждался каждым мгновением этого зрелища. Подрагивающие пальцы, опущенный взгляд… Хорошо. Неожиданно хорошо.
– О чем мы с тобой можем договариваться? – спросил Капустин.
– Ты…
– Вы, – жестко поправил Капустин.
– Вы ведь все равно понимаете, что у меня найдутся свидетели, которые подтвердят мое алиби…
– Не знаю, – губы Капустина пренебрежительно искривились. – Не знаю, посмотрим. Завтра. Или послезавтра.
– Мне нельзя в камеру… – с явным усилием выдавил Гринчук.
– Отчего же? Очень даже можно. И даже нужно.
– Не нужно загонять меня в угол, – глухо произнес Гринчук.
– Это угроза?
– Я прошу, – помолчав, сказал Гринчук. – Не нужно в камеру.
Понимает, злорадно подумал Капустин, что не зря его хотят закрыть хотя бы на день. На ночь, уточнил про себя Капустин.
– Сколько ты хочешь? – спросил Гринчук.
– Что?
– Я спрашиваю, сколько ты хочешь за то, чтобы не отправлять меня в СИЗО?
– А, ты же у нас не просто чистенький мент. Ты у нас еще и богатенький мент. Неужели и вправду не врут о тех баксах? Ты их и действительно нашел и зажал? – Капустин продолжал улыбаться, но в голове уже начал стучать арифмометр.
Деньги или удовольствие? Удовольствие или деньги? Такое вот поле чудес получается.
Деньги… Деньги с Гринчука можно взять немалые. Если он и вправду зацепил те бабки. Но чтобы их получить с него, нужно будет выпустить его из Управления… А что он потом сделает, не знает никто. Просто исчезнет на пару дней, пока не подготовит защиту и не подключит своих влиятельных друзей.
Капустин знал, что совсем недавно судьбой подполковника Гринчука интересовался сам министр. Деньги, конечно, хорошо, но если подумать о дальнейшей карьере…
Человек, сваливший Зеленого, в этом городе будет пользоваться очень большим авторитетом. Чертовски большим. И даже «ролекса» не жалко по такому поводу. Потом все окупится.
– Мы взяток не берем, – сказал Капустин. – И законов не нарушаем. Меру пресечения мы тебе выберем – содержание под стражей. Такие вот у тебя дела.
– Дела… – тихо повторил Гринчук.
Голову он опустил так, что лица Капустин уже рассмотреть не мог. Но голос звучал глухо и обреченно.
Капустин снял трубку с телефона и быстро набрал номер:
– Мне генерала. Да. Майор Капустин… Мной задержан подполковник Гринчук. Да. У него нет алиби на ту самую ночь. Да. Свидетели у меня есть. Как докладывал. И следователь прокуратуры приглашен. Как вы приказали. Да. Спасибо.
Капустин повесил трубку.
– Ты дурак, Капустин, – сказал вдруг Гринчук и поднял голову.
Капустин вздрогнул, увидев выражение лица Гринчука.
– Ты дурак, Капустин, и не знаешь инструкций. Это тебя и погубит, – Гринчук, наверное, думал, что улыбается, но со стороны это было похоже на волчий оскал. – Ты почему послал лейтенантов меня арестовывать?
– Не арестовывать, а…
– Правильно, приглашать меня в кабинет, да еще и после того, как я сдам оружие… Меня ведь задерживать должен был старший офицер, а не эти пацаны. Вот ты, например, мог. И мог потребовать у меня сдать оружие. Причем, при тех беднягах-сержантах, которые не знали, куда глаза девать от неловкости. Послать сержантов на подстраховку задержания подполковника. Совсем с ума сошел, Капустин. А сам ты побоялся?
– Это мое дело…
– Правильно, это твое дело. Именно твое дело, проследить, чтобы все было правильно. Но ты слишком острожный, Капуста. Ты не хотел совершать необратимых поступков. Ты на всякий случай хотел подставить лейтенантов, чтобы потом была возможность свалить что-то на них…
– Чушь…
– Нет, не чушь. Если бы ты сам вышел в вестибюль и предъявил мне бумаги на мое задержание, то ты мог бы лично отобрать у меня табельное оружие. А если бы ты не так спешил покуражиться надо мной, что дал бы возможность лейтенантам сообщить тебе, что я пистолета не сдал. Что он у меня с собой.
– Как? – Капустин почувствовал, что сердце рухнуло куда-то в желудок.
– Приблизительно, вот так, – сказал Гринчук и показал пистолет.
Когда он его достал, Капустин не заметил.
– Меня часто ругали за то, что я ношу оружие с патроном в стволе, – сказал Гринчук и большим пальцем правой руки сдвинул флажок предохранителя на пистолете. – Но я продолжаю нарушать инструкцию. Если придется стрелять, лучше это делать сразу, а не передергивать затвор. Можно не успеть. Вот ты, например…
– Что я… – пробормотал Капустин, не сводя взгляда с оружия.
– Вот у тебя под пиджаком – пистолет. Существует прямая угроза твоей жизни, и ты мог бы попытаться выстрелить в меня. Тем более что видуха твоя все пишет. Я угрожаю. Но ты даже не дернулся к стволу. Ты понимаешь, что не успеешь обнажить оружие, снять его с предохранителя и перезарядить. И ты также понимаешь, что ту ночь, на которую ты меня хочешь закрыть в камере, я могу просто не пережить. Или еще хуже, опетушат меня аборигены. И после этого можно будет поставить крест на подполковнике Гринчуке.
– Это…
– Работа такая, – сочувственно произнес Гринчук. – Но я не хочу быть оправданным посмертно. Я хочу жить долго и счастливо.
– Ну…
Гринчук опер пистолет рукояткой о стол. Зрачок дула стал что-то пристально рассматривать между глаз Капустина, и это майора просто парализовало.
Он даже говорить не мог. Просто сидел и смотрел в дуло пистолета.
– Для начала ты мне скажешь, кто тебя подвигнул на это темное дело, – сказал Гринчук. – Ну!
Капустин что-то просипел. Пистолет чуть дрогнул. Капустин закашлялся и, наконец, выдохнул:
– Никто.
– Сам, значит… А зачем?
– Ты… Я… Это…
– Старые счеты, – протянул Гринчук. – А генерал?
– Он сказал, чтобы с прокуратурой я это согласовал…
– С прокуратурой. Согласовал. Замечательно. Давай мы с тобой сделаем так – ты сейчас напишешь мне одну бумажку. Предварительно выключив видеокамеру и отдав мне кассету. Поехали.
Капустин медленно, словно во сне, встал, подошел к коробке кондиционера, снял панель, извлек из видеокамеры, спрятанной там, кассету и вернулся к столу.
– Молодец, – одобрил Гринчук. – Теперь – диктант.
Капустин взял чистый лист бумаги и ручку.
– Пиши, – сказал Гринчук. – У меня мало времени.
А вот у начальника областного управления времени было достаточно. В том смысле, что обычно генерал-лейтенант никуда не торопился. Он справедливо полагал, что спешка, чаще всего, вредит, и что торопиться – это удел лейтенантов и стукачей. Лейтенантам нужно успеть добежать до высокого звания, а стукачам – до ближайшего телефона. Хотя, и тем и другим часто не хватает целой жизни. Чтобы добежать.
У генерал-лейтенанта хватило в свое время и сил и желания, чтобы добежать, допрыгнуть, доползти до своего нынешнего положения. Сколько всего пришлось перетерпеть и выхлебать – генерал старался не вспоминать. Хотя… Нет, он скорее полагал, что все, испытанное и преодоленное на этом тернистом пути дает ему право наслаждаться жизнью. Он имел право. А вот некто Гринчук…
Кто такой этот Гринчук? Опер, капитан, не сумевший ничего добиться. Да генерал о нем и не знал ничего до прошлого лета. Там вначале произошла какая-то история с пьянкой и утерей оружия, потом оказалось, что это Гринчук оружие спрятал. Потом пошла катавасия со взрывами и стрельбой, а потом вдруг оказалось, что в областном управлении был создан некий оперативно-контрольный отдел во главе подполковником Гринчуком. И даже сам начальник областного управления не знал, чем именно этот отдел занимается.
А заниматься он, кстати, мог чем угодно, вплоть до сбора компромата на самого генерал-лейтенанта. Не зря министр пару раз лично проявлял заинтересованность делами этого самого отдела. Никто, ни один начальник ни одного областного управления не стал бы терпеть такого положения вещей. Как и не стал бы портить отношений с министерством.
Вот поймать Гринчука на чем-нибудь эдаком… И сам как бы не виноват, и от бельма этого избавился.
А тут, кроме всего прочего, и не нужно было доводить дело до суда. Достаточно закрыть Гринчука всего на сутки. Капустин клялся и божился, что этих суток для подполковника хватит на всю оставшуюся жизнь.
Генерал-лейтенант даже хотел достать из шкафчика заветную бутылочку, чтобы отпраздновать это небольшое событие.
Подал голос внутренний телефон.
– Да, – сказал генерал привычным властным тоном.
– Тут… – голос Капустина вибрировал, словно майор был на гране истерики. – Гринчук готов давать показания… Признаться… Но только лично вам. Немедленно.
– Немедленно, говоришь… – протянул генерал.
Это уже было интересно. В чем именно собирался признаваться Гринчук? В организации убийства трех пацанов Атамана? Это было бы забавно.
– Ладно, веди его ко мне, – сказал генерал.
– Он сказал, что можно идти, – аккуратно положив трубку, сказал Капустин. – К нему в кабинет.
– Вот и отлично, – удовлетворенно улыбнулся Гринчук, – а говорят, к нему на прием трудно попасть. Пара пустяков.
Гринчук спрятал пистолет и встал со стула. Задумчиво посмотрел на Капустина:
– Я вот сейчас выйду, а что будешь делать ты?
Капустин пожал плечами.
– Да, – кивнул Гринчук, – нельзя тебя оставлять одного в таком состоянии. Еще, не дай Бог, руки на себя наложишь. Вместе пойдем. Не возражаешь?
Капустин не возражал.
Не возражал он также против того, чтобы перед посещением кабинета генерала Гринчук сдал свое оружие.
– Приказы нужно выполнять! – сказал Гринчук. – Любые. Потому что они – закон для подчиненных. И должны быть выполнены беспрекословно, точно и в срок.