– Он вообще не производит впечатления человека, способного поддаться страху, – сказал Владимир Родионыч.
– И тем не менее…
Владимир Родионыч нажал кнопку на селекторе.
– Да, – ответила Инга.
– Вы не могли занести нам еще чаю? – спросил Владимир Родионыч.
– Да, конечно.
Владимир Родионыч снова принялся барабанить пальцами по столу.
– И все-таки, это «Турецкий марш», – сказал Полковник. – Тара-та-та-там, тара-та-та-там, таратата…
Вошла Инга с подносом, поставила чашки с чаем перед Полковником и Владимиром Родионычем и ушла, забрав грязные чашки.
– Ну? – спросил Владимир Родионыч.
– Что «ну»? – спросил Полковник.
– Вот это, – Владимир Родионыч сделал неопределенный жест рукой в сторону двери.
– Вы имеете ввиду Ингу?
– Я имею ввиду Ингу. Если бы вы в его возрасте и его положении встретили такую женщину, вы бы сомневались хоть секунду?
– Я бы к такой женщине в жизни не подошел бы. Пуглив по женской части с юных лет. Но ход ваших мыслей понять могу, – Полковник подул на чай. – До последнего времени у Гринчука не было уязвимых мест. Невозможно было себе представить, что из-за кого-то он может поддаться давлению. А после появления Инги…
Это действительно было похоже на правду. Гринчук влюбился. И испугался. Не за себя. Он испугался того, что может эту любовь упустить. Потерять. А еще он понял, что странная история с Приморском может потребовать его участия. А он неоднократно говорил, что опасно работать в ситуации, когда любой может оказаться обработанным, заколдованным, завербованным… А из-за Инги эта опасность возрастала. И Инга была слишком близко к Владимиру Родионычу. А Владимир Родионыч был очень влиятельным в городе лицом, и мог заинтересовать Приморск. А это значило, что Инга могла попасть под удар. И Гринчук мог из-за нее попасть под удар. И Гринчук решил срочно уходить. В этом случае все становится понятным.
И еще это значило, что Гринчук в ближайшее время сделает все, чтобы увезти Ингу. И еще это значило, что Ингу…
– Мне кажется, что нам нужно подумать о безопасности Инги. И вообще всех, кто обслуживает вас и наших новых дворян, – сказал Полковник.
– Вспомнили… Я еще на прошлой неделе запустил своих… – на этом слове Владимир Родионыч сделал ударение на этом слове, – …своих людей, чтобы они приглядели за Ингой. А вы, будьте так добры, подключите своих аналитиков, чтобы они в ближайшие сроки выдали план выхода на эту организацию, с целью либо контакта с ней, либо ее уничтожения.
Полковник молча кивнул.
Владимир Родионович снова постучал пальцами, посмотрел на Полковника и убрал руку со стола:
– Недавно я боялся, что Инга уедет слишком быстро. Теперь волнуюсь, почему Гринчук тянет время. Не хочу, чтобы с Ингой что-то случилось. Если Гринчук находится в списке мишеней, то она – самый надежный способ его свалить.
– Или перевербовать, – сказал Полковник. – А это куда хуже.
– Что ж он время-то тянет?
А Гринчук время не тянул.
Он две недели провел с Михаилом в столице. Нашел частную клинику, договорился о том, что Михаил сможет там находится на правах гостя сколько будет нужно. Клиника была закрытой, находилась довольно далеко от города и охрану имела весьма и весьма пристойную. Причем, получив деньги, обслуживающий персонал вопросов не задавал.
Михаил остался в клинике под присмотром Ирины, а Гринчук в середине мая нагрянул в гости к Владимиру Родионычу.
Первым об этом сообщил охранник снизу, от входа. Владимир Родионыч торопливо нажал кнопку на селекторе:
– Инга?
– Да, Владимир Родионыч.
– Приготовьте, пожалуйста, кофе. Мне, как обычно, а Юрию Ивановичу – как он любит. Много сахара и большую чашку.
– Хорошо… – голос Инги остался ровным.
– Инга?
– Я все поняла, Владимир Родионыч, – сказала Инга.
Через минуту в дверь кабинета постучали.
– Входите, – сказал Владимир Родионыч.
Гринчук выглядел отдохнувшим и посвежевшим. И на лице его была улыбка. Немного натянутая. Самую малость. Если бы Владимир Родионыч знал Гринчука чуть хуже, то эту натянутость не заметил бы вовсе.
– Здравствуйте, Юрий Иванович, – Владимир Родионыч встал с кресла и шагнул к Гринчуку навстречу с протянутой рукой. – Рад.
– Вам нужно чаще бывать на воздухе, – сказал Гринчук, пожимая руку. – А вы все в кабинете. Между прочим, воздух из кондиционеров – вреден. Там что-то не так с ионами.
– Угу, – усаживаясь на место, подтвердил Владимир Родионыч. – Жизнь вообще вредна. От нее умирают.
– Цитата, – констатировал Гринчук, сев в кресло. – Еще там про то, что жизнь – это болезнь, передающаяся половым путем и со стопроцентным летальным исходом.
– Вовсе не цитата, – обиделся Владимир Родионыч, – а вовсе даже экспромт. Я не виноват, что все уже придумано.
– Не виноваты, – согласился Гринчук.
Они помолчали.
– Как там в сельской местности? – спросил Владимир Родионыч.
– Хорошо. Я с компаньонами посадил картошку. Говорят, там она хорошо родит. Планирую помидоры и прочие витамины. Оказалось, что сажать овощи – куда приятнее, чем кого-нибудь другого, – Гринчук улыбнулся и посмотрел на свои ладони.
– Мозоли?
– Есть немного.
– К нам – похвастаться огородом, или нужна помощь? – осторожно спросил Владимир Родионыч.
– Ни то и ни другое, я к вам по вопросу сугубо личному, – Гринчук оглянулся на входную дверь и чуть подался вперед. – Хотел просить вашего содействия в сугубо личном деле.
Владимир Родионыч тоже посмотрел на дверь:
– Если я правильно понял, то вы хотите меня использовать в качестве свахи. Так?
– Ну…
– Гринчук, кокетство вам не идет. Да или нет?
– Да, – кивнул Гринчук. – Я пытался говорить по телефону, но связь обрывалась. Сейчас я попытался заговорить в приемной – меня послали. К вам.
– И, кстати, до сих пор не принесли кофе, – сказал Владимир Родионыч и потянулся к селектору. – Инга, а что у нас по поводу кофе?
– Мышьяк ищу, – ответила Инга. – Сейчас принесу.
– Слышали? Мышьяк – это признак любви. И в старые времена влюбленные мужчины не шли к престарелым начальникам своих любимых, а совершали героические подвиги, славные глупости и тому подобный бред.
– Глупости я уже совершал, – сказал Гринчук грустно.
Зазвонил телефон.
– Да, – ответил Владимир Родионыч. – Я вас узнал, уважаемый господин Полковник. Да. Он уже у меня. Нет. По личному вопросу. Именно-именно. Вас? Я сейчас спрошу.
Владимир Родионыч посмотрел на Гринчука:
– Полковник вам для ваших личных потребностей не нужен?
– Полковник… Зовите, – махнул рукой Гринчук. – Старый конь борозды не испортит.
– Можете приходить, – сказал Владимир Родионыч, – он назвал вас старым конем и разрешил прийти.
Вошла Инга. Молча, не обращая внимания на Гринчука, она поставила кофе перед Владимиром Родионычем. И большую чашку поставила на журнальный столик.
– Больше ничего не нужно? – спросила Инга.
– У вас найдется для меня минут десять? – спросил Владимир Родионыч. – Дела подождут?
– Дела – подождут. Десять минут для ВАС, у меня найдется, – Инга остановилась возле письменного стола. – Я вас слушаю.
Гринчук поерзал в кресле.
– Вы присаживайтесь, – указал рукой на второе кресло возле столика Владимир Родионыч. – Присаживайтесь.
Инга села в кресло, скрестила ноги. Вопросительно посмотрела на хозяина кабинета.
Тот откашлялся, словно перед выступлением. Поправил папку на краю стола. Достал из кармана пиджака очки, покрутил их в руке и снова спрятал в карман.
– И вообще, какого черта! – возмутился, наконец, Владимир Родионыч. – Я почему-то на Юрия Ивановича не обиделся, хотя имел для этого все основания. Да, имел…
Владимир Родионыч строго посмотрел на Гринчука.
– Он меня назвал как-то старым хреном. Он неоднократно ставил меня в глупое положение. И с вашей, Инга, помощью в том числе. Он вообще открыто обхамил меня прилюдно и сбежал со своего рабочего места в самый напряженный момент, оставив вместо себя какого-то прапорщика – спасибо, кстати, хорошо работает. При все при этом я продолжаю с ним общаться, улыбаюсь вот, – Владимир Родионыч изобразил широкую дружелюбную улыбку, – принимаю его у себя в кабинете, кофе вот предложил… А вы, Инга…
– Да, – оживился Гринчук. – А вы, Инга, ведете себя…
– Губа зажила? – спросила Инга. – Могу повторить.
– Давай, – согласился Гринчук. – Бьешь, значит любишь.
– Ненавижу, – сказала, не оборачиваясь, Инга.
– Ненавидит, – всплеснул руками Владимир Родионыч. – А кто позавчера перепутал бумаги в папках по кадрам? Тетя Роза?
– Я уже извинялась, – сказала Инга.
– А сегодня с утра, я видел, как вы плакать изволили, – продолжил Владимир Родионыч.
– Я не плакала! – возразила Инга.
– Ага. Вы танцевали канкан.
– Не плакала. Мне в глаз попал…
– Гринчук, – закончил Владимир Родионыч.
– Уважаемый Владимир Родионыч, – голос Инги был холоден, словно она специально весь месяц выдерживала его на морозе. – У меня возникает странное ощущение, что вы отчего-то решили, будто я нуждаюсь в ваших более чем настоятельных советах по организации моей личной жизни?
– Как сказала… – Владимир Родионыч помахал в воздухе указательным пальцем. – Не женщина – памятник феминизму. Умна, красива, самостоятельна, профессиональна и непроходима глупа.
Бровь Инги удивленно приподнялась.
– За время нашего сотрудничества, дорогая Инга, я был с вами максимально корректен, и вмешался в ваши действия только раз, когда трое из пяти хулиганов, полезших к нам на курорте, были уже без сознания, а один сидел на полу и баюкал свою сломанную руку. Тогда я вас попросил прекратить экзекуцию. Помните?
Инга кивнула.
– И я не позволил себе в ваш адрес ни каких замечаний, когда вы тузили прямо в приемной несчастного охранника, дерзнувшего сделать вам неприличное предложение, – Владимир Родионыч посмотрел на Гринчука. – Инга не рассказывала вам этих подробностей из своей жизни?