Артист обмяк и повис на дверце. Выйти из машины он не успел. Лезвие прошло снизу вверх, сквозь горло, к мозгу. Артист умер быстро и, главное, тихо. Мастер взял припасенную заранее газету и осторожно, чтобы не испачкаться, вытащил нож из трупа. Шире открыл дверцу машины, и вытолкнул тело на землю.
Начал вытирать той же газетой кровь с дверцы, но потом прекратил и отбросил газету в сторону. Нож вытер о рубашку мертвого Артиста.
Когда выпрямлялся, почувствовал, как закололо в правом боку. Плохо. А еще нужно разобраться с Резким. Он и вправду резкий.
Мастер посмотрел на нож в своей руке. Вздохнул и наклонился к телу Артиста еще раз, за пистолетом.
– Вот, пожалуй, и все, – оглянувшись, сказал Гринчук. – Покатались – хватит. – Это, похоже, за мной.
Сзади, метрах в двухстах ниже по дороге шла черная «тойота». Шла уже не скрываясь, от самого города.
– Ты сейчас бегом в лес, и там затаись, посоветовал Гринчук, останавливая машину. – Это дорога на перевал?
– Да, только направо. На развилке – направо. Левый поворот – в тупик. Там рухнула часть дороги, – Григорий все еще топтался возле машины.
– В кусты, дорогой товарищ, – скомандовал Гринчук. – Все – в сад!
Машина рванула с места. Ее бывший владелец прыгнул за дерево. Когда через две минуты мимо пролетела черная «тойота», он подумал, стоит ли обратиться в милицию, и решил, что стоит, но не здесь и не сейчас. Отсюда лучше просто сбежать через лес. Это километров семь по горам, но так, наверное, безопаснее.
Сзади, в районе развилки, ударили выстрелы. Григорий побежал, поскользнулся и потянул ногу. Поэтому еле дошел до поселка, прихрамывая и опираясь на палку. Позвонил в милицию, сообщил о происшествии.
Но к тому времени, информация о происшествии у милиции была.
Мастер получил сообщение еще раньше.
Резкий успел заметить пистолет в руке Мастера. И он даже успел понять, что это не просто так, что это пришла смерть. И это все.
Одна пуля ударила в грудь. Вторая – в голову. Тело, пытаясь удержать отлетающую душу, забилось в напрасной судороге и затихло.
Мастер аккуратно вытер пистолет и бросил его в кусты.
Вот и все. Теперь нужно уходить. Нужно просто спрятаться. Исчезнуть. Телефон.
– Да, – сказал Мастер. – Слушаю тебя, Виталик? Что?
Мастер нащупал рукой дерево и прислонился.
– Точно? Ты сам видел? Да? Хорошо… Если что, я позвоню.
Вот и все. Теперь можно спокойно устраивать свою дальнейшую жизнь. Он все приготовил заранее, и другой паспорт, и квартиру, и дом в деревне. В конце концов, он и сам собирался сворачивать свои дела. И Левчик должен был умереть, переведя все общаковские бабки на счет для Мастера. И даже врач был подготовлен, для операции.
Но Левчик, сука, сообразил. Испугался и побежал к Гринчуку. И Зеленый свалил Мастера? Свалил? Хрен там, свалил. Мастер все бросил и ушел. А Гринчук…
Гринчук умер. Умер Зеленый. И ничего уже с этим не поделаешь. Виталик врать не будет. И не ошибается.
Нужно ехать.
Мастер вышел на дорогу и двинулся, не торопясь, прочь от города, опираясь на палку, которую вырезал, прежде чем выбросил нож.
– А ты боялся, – улыбнулся Гринчук.
Виталик облизнул губы. Справа, сразу за дверцей, начиналась пропасть. Слева, в машине с выбитым лобовым стеклом сидел клиент. А Мастер говорил, что у него не будет оружия. Мастер много чего говорил. Сука. Руки Виталика тряслись. Он еще не до конца поверил в то, что жив. И еще было непонятно, долго ли он проживет.
Клиент прижал их к обрыву, а потом потребовал выбросить на дорогу оружие. И выстрелом из пистолета снес зеркало заднего вида в салоне «тойоты». Осколом стекла впился в щеку Виталика, но боли он не почувствовал.
– Стволы, – сказал Гринчук. – На дорогу.
Автомат, пистолет и винтовка с оптикой.
– Ребята, а не слишком ли много насилия в нашей жизни? – спросил Гринчук. – Нет? Не много?
Виталик попытался вытереть пот с лица и размазал кровь.
– Вас Мастер послал? – спросил Гринчук.
Виталик кивнул.
– Хорошо, – одобрил Гринчук, оперши руку с пистолетом на баранку.
Сердце все еще колотилось. Вряд ли в ближайшее время он решится на подобный выверт. Достаточно было одного выстрела кого-нибудь из этих перепуганных ребят. Это только в кино машина с убитым водителем продолжает мчаться вперед. В жизни все немного иначе.
– Значит, сейчас ты позвонишь заказчику и доложишь, что клиента замочили. Как положено, в лучших традициях, с контрольным выстрелом в голову. Понятно?
Виталик кивнул.
– Звони, – сказал Гринчук. – Медленно-медленно доставай телефон, и звони.
– А ты потом…
– Дурак, – сказал Гринчук. – Я ведь мог и не тормозить. Вы бы немного полетали, а потом с радостным хрустом вас приняла в свои объятья матушка-земля. Или, если бы удар получился сильным, вы бы весело булькнули в море. Разница, я думаю, была бы небольшая. Так?
Виталик посмотрел на Лешку.
– Че тянешь? – выкрикнул с заднего сидения Калека. – Звони, пока он не передумал.
– Вот именно, а то я уже начинаю передумывать… – Гринчук почувствовал, как к горлу подкатывается тошнота.
Лучше – позвони, мысленно попросил Гринчук. Не доводи до греха.
Виталик набрал номер Мастера, и, не сводя глаз с Гринчука, отчитался о выполнении заказа.
– Ну вот, – засмеялся Гринчук, – а ты боялся. А теперь вы медленно начинаете по одному вылезать через окошко и отходить к скале. Мы уже договорились, что будем избегать резких движений. Поползли.
Первым полез Калека. Он спрыгнул с капота «опеля» и, прихрамывая, отошел к скале.
– Дальше, – скомандовал Гринчук.
Лешка.
Он медленно выбрался через боковое окно на капот «опеля», в упор посмотрел на Гринчука. И прыгнул в сторону, к оружию. Упал на дорогу, перекатился и вскочил на ноги уже с автоматом.
Вечером к Полковнику позвонили из областного управления милиции. Полковник выслушал, не перебивая. Потом поехал к Владимиру Родионычу.
– Не верю, – сказал Владимир Родионыч. – Пока тела не увижу – не поверю.
– Ищут, – сказал Полковник. – Там около пятидесяти метров обрыв, машина слетела с дороги, в море. Колеса и корпус – пробиты. Автомат. В бардачке обнаружили права, он их туда сунул вместе с техпаспортом, когда купил машину. Продавец сам пришел в милицию, подтвердил. Они связались с нашими гаишниками, те, услышав фамилию, встали на уши и немедленно связались с областным управлением. А те перезвонили мне.
– Все равно, не поверю, – Владимир Родионыч постучал кулаком по столу. – Не поверю, чтобы вот так просто…
– Я пошлю туда группу для расследования. Только…
– Что?
– Это километров тридцать от Приморска.
– А вот туда они пусть не лезут. Пусть они подальше держатся от этого проклятого города. Предупредите их особо. Предупредите, – Владимир Родионыч закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. – Как я это объясню Инге? Как вы все это объясните ей?
– Она поймет, – сказал Полковник, – она обязательно поймет.
Это знак судьбы, говорит Инга и показывает железнодорожный билет. И Гринчук наверняка знал, что его могут попытаться убрать. И с Ингой он не поехал бы ни в коем случае.
Как же это он…
– Посылайте людей, – напомнил Владимир Родионыч. – И никому не говорите о том, что произошло.
– В областном управлении знают. И не только там. Завтра с утра об этом уже будет говорить весь город.
Полковник помолчал. Потом спохватился.
– Генерала нашего отвезли в госпиталь, сердечный приступ. Я распорядился… на счет лекарств. Мои знакомые в столице обещали помочь.
– Хорошо, – кивнул Владимир Родионыч. – Как бы там ни было – жизнь продолжается. Юрия Ивановича жалко, но он сам сделал свой выбор. Все спланировал и подготовил. Без ошибок, очень точно. И прокололся на ерунде. На глупости. Не просчитал всего до конца. Он сам сделал выбор. Сам. И…
А генерал-лейтенант милиции, пока еще начальник областного управления, особого выбора не имел.
Когда министр вернулся в кабинет, он сидел на стуле, держась рукой за грудь.
– Сердце? – спросил министр.
– Не знаю… Не уверен.
– Не уверены, что у вас есть сердце? – пошутил министр.
– Очень смешно, – сказал генерал. – Что со мной теперь?
– А что бы вы хотели? Повышение по службе? – министр сел на свое место. – Давайте, вы пока съездите в госпиталь, отдохнете, а мы тут подумаем.
– Может сразу – в СИЗО?
– Шутите? – спросил министр. – А мне не до смеха. Не каждый день приходится арестовывать генерала милиции. Ритуал, знаете ли, не разработан. Так что – отдохните. Подумайте, что можете нам еще рассказать. Я не исключаю, что мы сможем найти компромисс.
Компромисс, повторил про себя генерал-лейтенант. Компромисс, повторял генерал, пока его везли в госпиталь. Рассказать им… что? Что им можно еще рассказать? Рассказать, что на самом деле он не делал того, в чем его обвинили? И рассказать, что там происходило на самом деле? Это рассказать? О том, как договаривался с Мастером, как выполнял просьбы Владимира Родионыча, как рассчитывал попасть в список элиты, как рвался изо всех сил, пока Мастер не заставил выбирать. Как пришлось, скрепя сердце, отказаться от мечты о высшем обществе…
Ошибки молодости? Глупость?
Какой может быть компромисс. Какой…
Всю ночь в отдельной палате генерал, не будет спать, размышляя, под утро заснет и не проснется.
Сердце, честно констатирует врач. И другие врачи также подтвердят этот диагноз. А капельница, которую на ночь ставили генералу, пропадет. Ее то ли выбросят, то ли просто потеряют. А, может, кто-то из больных зацепит ненужную трубку. Некоторые больные полагают своим долгом плести из трубочек рыбок.
Утром пятого июня…
А вечером четвертого, на посту, севернее Узловой, милиционер остановил синюю «девятку». Три парня, заметил сержант. Двое спереди, один – сзади. И тот, что сзади, был бледен. На лице – капельки пота.