До построения оставалось десять минут. Пикалов потолкался среди летчиков, послушал, о чем говорят. Тема в основном была одна – о зачетах. Оказывается, многим надоело сидеть на земле, зубрить «Конструкцию самолета», «Конструкцию двигателя М88Б», инструкции и наставления, и Пикалов недоумевал, что движет ими: патриотизм, как говорят политработники, или обыкновенный фанатизм недалеких, ограниченных людей? Что бы там ни было, он, Пикалов, не рвался навстречу опасности, где можно в любую минуту отдать жизнь, какие бы высокие цели ни ставил перед собой. Выиграет тот, кто победит, а победит тот, кто выживет. И уж он-то постарается оказаться умнее других. Нет, трусом он себя не считает и то, что требует от него фатерланд, делает, находясь под постоянной угрозой с обеих сторон: русские могут разоблачить, а соотечественники – сбить, несмотря на то что каждый раз ему сообщают сигнал «Я свой». Истребители действительно после сигнала прекращают атаку, но зенитчикам, когда летишь в группе, сигнал не подашь.
Петровский увидел Пикалова и протянул ему руку. Старший лейтенант пожал твердую и тяжелую, как свинчатка, кисть.
– С приездом, товарищ капитан. Подлетнуть решили вместе с нами на новом бомбере? – пошутил Пикалов. – Держись теперь, фриц…
– Становись! – прервал его голос начальника штаба. – Смирно!
Меньшиков неторопливо прошелся вдоль строя, поглядывая на летчиков радостными улыбчивыми глазами, заговорил бодро, со смешинкой в голосе:
– Вижу, отдохнули, сил набрались. А некоторые даже жирком обрастать стали. Пора, пора крылышки расправить. И погодка нам навстречу идет, – кивнул он на яркое весеннее солнце. – Итак, завтра назначаю полеты. Но, – он многозначительно поднял вверх палец, – для тех, кто сдаст зачеты. Сейчас все идем в сборочный самолетный цех, и члены комиссии приступят к проверке ваших знаний. Первыми сдают летчики, потом штурманы, а после уже стрелки-радисты и стрелки. Ясно? Вопросов нет? Тогда – шагом марш!..
Все было как в училище: длинный застланный красной скатертью стол, на стенах схемы и плакаты, в углу разрезанный, на металлической подставке мотор с красными ребрами. Члены приемной комиссии чинно уселись за столом, разложили на краю узенькие белые билеты с отпечатанными на машинке вопросами – по конструкции самолета, мотора и по электроспецоборудованию.
Пикалов примостился с краю, рядом с инженером по электроспецоборудованию.
Он почти не слушал, как отвечали летчики – они его не интересовали, – но, когда к столу вышел лейтенант Туманов, Пикалов весь превратился в слух: вот на этого летчика можно сделать ставку. Туманов и раньше нравился ему своей сдержанностью, немногословием, скромностью. Летал он превосходно, теорию знал как таблицу умножения, однако никогда не выставлял напоказ свои способности. А в первом боевом вылете и вовсе оказался молодцом: сам хладнокровно отражал атаки и вовремя приходил на помощь товарищам. Вот и теперь он держался перед членами комиссии свободно, просто, отвечал лаконично и ясно. По всему было видно, что это умный и способный человек. Иметь такого сообщника было пределом мечтаний.
Под этим впечатлением и вышел Пикалов на перерыв, когда летчики закончили сдачу зачетов. Но чем умнее человек, понимал Пикалов, тем труднее поймать его в свои сети, можно самому попасться. Надо действовать очень тонко и осторожно. И у него снова мелькнула мысль использовать для этой цели Серебряного.
Знания конструкции самолета и мотора у штурманов были ниже, и отвечали они далеко не так твердо, как летчики, а когда к столу вышел капитан Серебряный и уткнулся в схему работы магнето долгим блуждающим взглядом, по лицам членов комиссии побежали улыбки. Наконец Серебряного осенило, и, взяв указку, он бойко заговорил:
– Магнето служит для выработки электрического тока, который поступает по проводам к свечам, образует искру и воспламеняет топливную смесь в цилиндрах мотора. Магнето состоит из якоря, магнитов, двух катушек с обмотками, подшипников, проводов. – Серебряный замолчал и снова забегал глазами по плакату: надо было переходить к работе магнето, как стоял вопрос в билете, показать путь тока, а штурман этого явно не знал. Но вот он увидел нарисованную на плакате стрелку и оживился: – Магнитные силовые линии, образованные при вращении якоря, пересекают первичную обмотку и возбуждают в ней ток самоиндукции. Ток, двигаясь по первичной обмотке, образует вокруг нее также магнитное поле, силовые линии которого начинают пересекать вторичную обмотку. Образованный ток во вторичной обмотке пойдет по этому направлению, – капитан повел указкой. Но вот стрелка окончила свое движение, и указка остановилась. Немного подумав, капитан продолжил: – Если ток пойдет сюда… – он оторвал взгляд от схемы и посмотрел в сторону сидящих сослуживцев. Те покачали головой отрицательно, и Серебряный твердо заключил: – То это будет неправильно.
В классе и за председательским столом засмеялись. Когда смех стих, инженер полка попросил продолжить.
– Если же ток пойдет сюда, – указка двинулась в другом направлении, и снова – взгляд на товарищей, – это тоже будет неправильно.
Новый взрыв хохота заглушил доносившийся из цеха шум станков. Смеялись все, и Пикалов, видя, что Серебряный обиженно смотрит на него, ничего не мог с собой поделать, закатывался до слез.
Капитан немного выждал и сказал с раздражением:
– Чего ж тут смешного? Ведь это я для ясности. Ток пойдет вот сюда.
И хотя на этот раз он показал правильно, смех грохнул с прежней силой…
– Придете сдавать через пять дней, – строго заключил инженер полка.
Серебряный дождался конца зачетов и обрушил свой гнев на Пикалова:
– А ты чего зубы скалил? Тоже мне, друг…
– Не вали с больной головы на здоровую, – огрызнулся Пикалов. – Поменьше надо было вечерами шляться. А может, ты специально?.. – осенила его мысль.
Серебряный даже остановился, сжал кулаки и скрипнул зубами:
– Что ты сказал? А ну повтори!
Он и впрямь готов был полезть в драку. Но в планы Пикалова это не входило. Достаточно и того, что удалось довести его до кипения. Отец поучал: «Умей влиять на настроение людей и умей извлекать из этого настроения выгоду». Когда честолюбие Серебряного страдает, в гневе он действительно готов на безрассудство. Надо гнев этот направить на других…
– Ты горло на меня не дери! – оборвал его Пикалов. – Я повторил то, что слышал.
– От кого?! – схватил его за руку Серебряный.
– От бабки Маланьи… То ты ориентировку теряешь, то на зачетах шуточки дурацкие шутишь. Не смешно.
– А чего же ты ржал?
– Почему ж не посмеяться, если друг так хочет? – Мысль о том, что Серебряный дурачка строил, чтобы посмешить товарищей, только теперь пришла ему в голову. – Ты думаешь, я не догадался? И члены комиссии, по-моему, поняли…
– Ни черта вы не поняли! – горестно воскликнул Серебряный. – Пять суток… дудки! Завтра же я буду летать! – Капитан повернулся и стал отыскивать взглядом кого-то из командиров, все еще стоявших около цеха.
– Хочешь сегодня пересдавать? – догадался Пикалов. – Не выйдет. Инженер полка слов на ветер не бросает.
– Ты плохо знаешь Серебряного! – упрямо и хвастливо заявил капитан и зашагал обратно. Пикалов не стал его удерживать. А вечером выяснил – решение инженера полка осталось в силе; между капитаном Серебряным и лейтенантом Тумановым произошла размолвка, и Пикалов не знал еще, к лучшему это или к худшему. Во всяком случае, неожиданностью для него это не было. Неожиданным оказалось другое. После ужина командир полка построил весь летный состав и сказал с огорчением:
– Товарищи! У нас произошел безобразный случай. Какой-то разгильдяй во время сдачи зачетов додумался вырвать из секретной инструкции по эксплуатации самолета схему бензо– и маслопитания. Ясно, что этот бездельник не занимался как следует, а решил воспользоваться шпаргалкой. Схема, повторяю, секретная, и потому во избежание скандала прошу, кто это сделал, сегодня же сдать схему в секретную часть. В противном случае я вынужден буду обратиться в соответствующие органы. Время военное, и вы отлично понимаете, чем все это может закончиться. И для меня, и для того, кто это сделал. Убежден, что сделано это по недомыслию, а не по злому умыслу. Потому еще раз прошу: сдайте схему….
Пикалов невольно посмотрел на Серебряного. Капитан стоял за Тумановым, низко опустив голову.
Когда Меньшиков распустил строй и все поспешили по своим делам – одни на квартиры, другие на свидания, – Пикалов догнал медленно бредущего Серебряного и взял его по-дружески под руку.
– Чем опечален потомок великого князя? Неужто повергло его в уныние то, что ему дарованы еще пять свободных дней без страха и риска?
– Катись ты со своими шуточками! – огрызнулся капитан.
– Не нравится? – усмехнулся Пикалов. – А я вчера терпел твои шуточки, не злился.
Лицо Серебряного искривилось, как от зубной боли, и Пикалов решил сменить тему, чтобы не доводить его до белого каления. Ему нужна была откровенность Серебряного, а не злость, и он сказал сочувственно:
– Плюнь на все. Пять дней – не срок. Идем лучше по сто грамм.
– Не могу, – впервые за все время их дружбы отказался капитан. – Мне надо в одно место…
Пикалов был почти уверен куда. Предложил:
– Возьми меня с собой, пригожусь.
– Обойдусь как-нибудь без помощников, – неожиданно снова разозлился Серебряный.
– Вольному воля. – Пикалов не понял, что взвинтило штурмана, и решил действовать нахрапом: – Установить, кто вырвал схему из секретной инструкции, особого труда не потребуется: все, кто брал ее в секретной библиотеке, записаны.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ничего, – пожал плечами Пикалов. – Просто размышляю вслух. Появляться тому дураку в секретной библиотеке вряд ли стоит.
– За честное признание меньше наказание, – возразил Серебряный.
– Так думал Иванушка-дурачок, направляясь к царю с повинною, – вставил Пикалов. – Лучше сделать так: запечатать схему в конверт, опустить в заводской почтовый ящик и позвонить секретчику. Ни ему, ни Меньшикову не выгодно раскручивать это дело, тем более ясно, что сделано это по недомыслию. А уж если виновный сам заявится, рано или поздно ему это аукнется.