Снаряды рвались совсем близко и ослепляли почти как молнии. Серебряный словно не замечал их, рассуждал вслух:
– Так… Отлично идем. Хорошо, – И вдруг заорал благим матом: – Стой! Стой, говорю, хрен моржовый!
– Как это «стой»? – опешил Александр.
– Да КП пропустил, кнопку забыл нажать! – чертыхнулся штурман.
– Лучше бы ты забыл штаны расстегнуть, когда на унитаз садился.
– Прости, зевнул, – оправдывался Ваня. – Надо еще раз зайти.
– Понятно, надо, – смягчился Александр. Руганью делу не поможешь, и лишняя взбучка лишь взвинтит штурмана. Да и понять его можно – такой перерыв в полетах…
– Как же я так? – сокрушался Серебряный. – Вел, вел…
– И увел, – весело вставил Александр, чтобы окончательно успокоить штурмана. – Придется наказать тебя, лишить фронтовых.
– Согласен, командир. Фронтовые сегодня не заработал. Из-за моего зевка снова в пекло лезть надо.
– Ну, это еще не пекло. Не зевни второй раз.
– Навек запомню. Так держать! Сброс!
Бомбардировщик облегченно взмыл, а внизу один за другим полыхнули разрывы. Загорелись стоявший невдалеке от КП самолет и бензозаправщик, освещая небольшой, с шахматными квадратиками на стенах домик.
– Промазал! – чертыхнулся Ваня. – И бомбы все сыпанул.
– Хорошо, хоть в самолеты попал, – подбодрил штурмана Александр. – Оставим КП на другой раз.
– Курс шестьдесят. Набирай высоту.
– Высоко не полезем, попытаемся обмануть грозу низом. Рассчитай курс, пока облака не закрыли звезды.
Звезды действительно вскоре стали меркнуть, а через несколько минут исчезли совсем, но Серебряный уже сделал свое дело, и бомбардировщик прямым курсом шел к своему аэродрому. Снова начиналась болтанка, усиливающаяся с каждой минутой.
Сверкнула молния, какая-то замедленная, зигзагообразная. Высветила узкую полоску между космами облаков и бескрайней степью.
– Да, командир, «потолочек» у нас над головой. За высотой глаз да глаз нужен, – предостерег Серебряный.
– Зато никакой «мессер» не увяжется.
Минут двадцать они летели в кромешной тьме, ничего, кроме приборов, не видя. Молнии вспыхивали все реже и наконец остались позади. Облака оборвались, обнажив на востоке едва заметную серую полоску, – наступал рассвет.
Бомбардировщик неощутимо плыл в спокойном предутреннем воздухе, и Александр, откинувшись на спинку сиденья, думал об Ирине, о своей изменчивой судьбе: столько пережито радостей и горя, столько испытано невзгод, лишений! Судьба будто смеется над ним. Поманит к счастью, а едва он прикоснется к нему – все рушит.
– Аэродром по курсу! – торжественно возвестил Серебряный.
– Будем садиться с ходу.
Александр направил нос самолета в начало взлетно-посадочной полосы, выпустил шасси и закрылки.
– Возьмите немного правее, – предупредили его с КП. – Ночью аэродром бомбили, не попадите в воронку.
Значит, «фокке-вульф» кружил недаром. Только кого застали фрицы?
Лучше бы руководитель полетов не подсказывал под руку.
Александр увидел воронку, когда бомбардировщик уже бежал по траве. Она была не очень-то большая, но перепрыгнуть ее скорости не хватило бы. Александр резко толкнул правую педаль и нажал на тормоз. Самолет метнулся вправо, заскрипела резина. И все-таки скорость была еще великовата: бомбардировщик пополз юзом, стойки шасси не выдержали, хрустнули. Винты рубанули по земле, поднимая клубы пыли.
17
28/V 1942 г….Боевой вылет с бомбометанием по аэродрому Полтава…
Весь май гремели грозы, особенно в конце месяца. Рано утром в чистом голубом небе на западе, у самого горизонта, появлялись белесоватые барашки, незримо округляющиеся, плотнеющие и поднимающиеся в зенит. К обеду барашки вырастали в мощные кучевые облака с крутыми шаровидными боками и темными лилово-сизыми основаниями. Едва завершалось внешнее оформление, как облака начинали стремительно набухать, раздуваться и темнеть. К вечеру разражались грозы, бушующие почти всю ночь. Но, несмотря на непогоду, бомбардировщики уходили на задания.
Отношение к Петровскому в особом отделе заметно потеплело, и работать ему стало спокойнее, легче, в полку вот уже полгода нет никаких ЧП. Все будто бы тихо, благополучно. Но именно – будто бы. До сих пор не обнаружены выброшенные с «хейнкеля» агенты, затаился прочно и вражеский радист – месяцами не выходит на связь со своими «хозяевами». Передал из Воронежа, что встреча со связниками не состоялась, и – ни звука. Возможно, имеет какие-то другие каналы связи. Как бы там ни было, разведчик опытный, знает себе цену и на риск не идет. Кто он и где? В полку, в батальоне обслуживания или еще где-то? Предпринятые Петровским меры результатов пока не дали. Большую надежду он возлагал на выброшенных с самолета, но они словно сквозь землю провалились. И все равно надо ждать. Рано или поздно они должны объявиться. Подаст в конце концов голос и радист, тем более что события на фронте развиваются непредвиденно, потребуют новой своевременной информации о войсках: успешно начавшаяся в районе Харькова операция закончилась поражением наших войск, фашисты перешли в наступление в районе Воронежа, Донбасса, в Крыму. Боевая нагрузка на полк Меньшикова возросла в несколько раз. Бомбардировщики из-за коротких ночей и активных действий немцев вынуждены летать на бомбежку переправ, скоплений войск и днем. Разведчик в таких обстоятельствах не может молчать. Надо ждать. Надо слушать и смотреть в оба…
Кое-что удалось Петровскому выяснить и об анонимном письме на Меньшикова: печаталось оно на машинке продовольственного отдела БАО. К сожалению, пользовались этой машинкой все кому не лень. И все же некоторых, представлявших особый интерес, Петровский выявил. Одним из них был старший лейтенант Пикалов…
Часть четвертая
1
5/VII 1942 г….Боевой вылет с бомбометанием по переправе через Дон в районе Воронежа.
Солнце опустилось к самому горизонту, а жара не спадала. Горячий воздух неподвижно висел над аэродромом, перехватывал дыхание. Даже птицы куда-то попрятались, смолкли цикады, кузнечики; а люди стояли у капониров, напряженно всматриваясь в горизонт на западе, откуда должна была появиться семерка бомбардировщиков. Прошло уже полчаса, как ей следовало вернуться, и, хотя по расчету горючее в баках еще имелось, Александр видел, как нарастает на лицах однополчан тревога. Да и сам он понимал: задержка не случайная. Оттуда, с Дона, где фашисты навели переправу, которую полк получил задачу уничтожить, не вернулся уже не один самолет. И Александр недоумевал: всего три дня назад наши Ил-4 успешно отражали атаки истребителей, семерка капитана Арканова, встретившись с семью Me-109, в течение пяти минут расправилась с ними, не потеряв ни одного своего; только экипаж капитана Зароконяна сбил двух «мессершмиттов». А вот теперь… Вчера не вернулся экипаж капитана Кучинского, сегодня утром – лейтенанта Алешина. И два бомбардировщика чудом дотянули до своего аэродрома – с пробитыми бензобаками, крыльями, рулями управления. Теперь задерживалась вся семерка – опытнейшие экипажи третьей эскадрильи, воевавшие с первых дней войны.
– Летят! – раздался чей-то радостный возглас.
Александр обвел небосвод взглядом, но ничего не увидел, хотя гул самолетов откуда-то действительно доносился.
Тройка бомбардировщиков появилась не с запада, а с севера; выскочила из-за колхозных садов и сразу пошла на посадку. Спустя минут пять приземлились еще два бомбардировщика. От капониров, разбросанных по аэродрому, со всех сторон к прилетевшим кинулись летчики, штурманы, стрелки-радисты, техники… Обступили друзей плотным кольцом и молча смотрели на них, не задавая вопроса, мучившего каждого. Лишь когда сквозь толпу стал пробиваться подполковник Меньшиков, ему навстречу шагнул капитан Арканов.
– Товарищ подполковник, боевая задача по уничтожению переправы выполнена, – доложил он глухо и безрадостно; поперхнулся, сглотнул тугой комок и продолжил: – Экипаж лейтенанта Вдовенко погиб. Погиб геройски: над целью самолет был подбит и загорелся. Летчик направил его в переправу.
– И никто не выпрыгнул? – спросил кто-то сзади.
– Мы не видели, – ответил за весь экипаж Арканов.
– Я как раз был на внешней связи и слышал, как Вдовенко передал: «Идем на таран переправы!» – дополнил рассказ капитан Зароконян.
– А Колесников? – спросил Меньшиков у Арканова о втором не вернувшемся экипаже.
– Сёл на вынужденную. Подбили. Не дотянул километров пятьдесят…
Вечером за ужином выпили фронтовые сто граммов в память о геройски погибших. Меньшиков распорядился:
– Всем на отдых. Подъем в три ноль-ноль… Туманов, вы тоже летите. На моем самолете.
Утро принесло нерадостное известие: фашистам удалось в районе Воронежа захватить небольшой плацдарм на левом берегу Дона. Крупные их силы сосредоточены между Доном и Северским Донцом. Полк получил боевую задачу нанести бомбовый удар по железнодорожному узлу Белгород, где разведка обнаружила большое скопление эшелонов с боевой техникой и живой силой.
Экипаж Туманова сидел в самолете, одетый во все меховое, – полет предстоял на большой высоте, – и Серебряный честил почем зря снабженцев, на складе у которых ничего не нашлось для него по росту: комбинезон болтался на нем как на вешалке; унты, несмотря на то что он намотал на ноги поверх портянок по полотенцу, елозили по голеням и никак не хотели держаться. Пока шли с построения к самолету, Ваня трижды садился переобуваться. Александр посоветовал ему пристегнуть унты к поясу – для этого имелись специальные лямки, – штурман послушался, и идти ему действительно стало легче, но теперь, сидя в кабине, он снова чертыхался: мешали лямки.
– Теперь ты можешь их отстегнуть, – подсказал Александр.
– А если прыгать придется? Унты слетят в два счета…