И почему он прогуливал лекции по управлению персоналом? Почему из головы вылетели все слова, способные поставить человека на место? Это был один из тех разговоров, во время которых стоишь как дурак с мороза и молчишь, зато потом, когда возвращается способность придумывать язвительные и остроумные ответы, становится слишком поздно. Да и трудно выглядеть крутым боссом, когда твои кроссовки вообще не держатся на льду, а ее каблуки пробивают скользкую корку, как крюк альпиниста.
В конце концов Глеб решил, что он не сдался. Просто дал ей время передохнуть перед следующим раундом и отложил спор до офиса. Точнее, до дома Илоны Ивановны Веригиной.
В том, что мама не шутила насчет своеобразия этой женщины, Глеб убедился еще до встречи с ней. Дом с кучей башенок, флюгеров и со здоровенными черными часами выглядывал из-за мохнатых сосен, как сказочный дракон из пещеры. Казалось, его проектировали сразу несколько архитекторов, причем по очереди. Играли между собой в буриме: один нарисовал готическую остроконечную крышу, подогнул листок, передал следующему, тот добавил круглое окошко, третий – кованый балкон с ажурными листочками… И так до самых колонн на крыльце. А потом, когда чертеж развернули и вдоволь нахохотались над тем, что вышло, кто-то шутки ради приляпал на ворота помпезный герб с единорогом.
– Это что, какая-то ошибка? – Алина сверилась с телефоном и попятилась. – Опять навигатор глючит… Завел черт знает куда…
– Не, все нормально с твоим навигатором. – Глеб взял ее за локоть. То ли чтобы не сбежала, то ли чтобы не сбежать самому.
– А почему ты не предупредил, что снял помещение у ритуальной службы?
Глебу очень хотелось, чтобы Алина пошутила. Но нет, голос ее звучал не просто серьезно, но даже испуганно. Потому что указывала она прямиком на черный полированный катафалк, припаркованный у забора. Неужели тетушка Илона не дождалась Глеба и дала дуба?
– Не, если так, формально… – начал Рудаков издалека. – Ну это не прям совсем офис…
– Погоди, ты домой, что ли, меня затащил?! – Алина вырвала руку. – Я же сказала: никакого…
– Да успокойся ты уже, никто тебе секс не предлагает! – Глебу надоело, что его все время пытаются записать в насильники. Уж кто-кто, а Рудаков-младший от хронической неудовлетворенности точно не страдал. – Даже если ты умолять будешь, не факт, что я соглашусь, ясно? – проворчал он и покосился на катафалк. – Или ты думаешь, что я вот этим гробовозом создал романтическую обстановку?
– Тогда что за… – Алина замялась, явно подбирая удачное слово, чтобы описать ситуацию. Впрочем, каким бы богатым ни был русский язык, существительного, обозначающего катафалк в глуши вместо офиса ивент-агентства, пока никто не придумал. Для такого случая годилась только универсальная обсценная лексика. К счастью, выругаться и уйти, оставив Глеба одного в сумрачном лесу, Белкина не успела.
– Глеб, мой мальчик, это ты? – ворота с единорогом разъехались в стороны, и перед начинающим бизнесменом предстала дама без возраста и комплексов.
– Илона Ивановна? – Рудаков хотел улыбнуться, но челюсти скрутило судорогой.
Вопрос был риторическим: по-другому эту женщину звать просто не могли. По свету бродит миллион среднестатистических Наташ, Кать и Лен – ведь у них у всех, вместе взятых, не хватило бы шика, чтобы носить имя Илона.
Она стояла в облаке дыма, загадочно улыбаясь, и Глеб лишь спустя несколько мгновений понял, что дым этот испускает сама Веригина. Точнее – ее тонкая сигарета в длинном старомодном мундштуке. Илона Ивановна напоминала мамашу из богемного борделя двадцатых годов: стрижка под Коко Шанель, черный атласный халат в пол и безумное количество жемчужных бус.
– Просто Илона, прошу тебя. – Она затянулась сигаретой и, изящно изогнув запястье, стряхнула пепел в снег. – Проходи, Тати рассказала, что ты в беде.
Тати?! Глеб никогда не слышал, чтобы его маму так называли. Таня, Танечка, Татьяна Сергеевна – еще куда ни шло. Ну Танюха, ладно, отец под мухой позволял себе подобные вольности. Но Тати? Что у них вообще за дружба такая? Может, папа неспроста недолюбливал подруг жены? И Глеб зря не слушал мамины истории про девичьи посиделки? Может, все эти годы она рассказывала ему про шабаши и спиритические сеансы, и будь он чуток внимательнее, то не оказался бы сейчас в этом странном и жутковатом месте?
– Ты ничего не хочешь мне объяснить? – зашипела Алина Глебу в самое ухо.
Но он лишь отмахнулся. Ему и самому бы теперь не помешали объяснения.
– Это Алина, моя помощница. – Он похлопал Белкину по спине, подспудно подталкивая к воротам вперед себя.
Да, это было слегка малодушно, но ведь и генералы на минное поле для начала отправляют саперов.
– А у вас, я смотрю, тоже не все гладко? – Глеб кивнул на катафалк.
С одной стороны, он радовался, что в мир иной отправилась не сама Илона, – так хоть не придется снова ломиться к Максу. С другой – женщин в трауре Глеб не жаловал еще сильнее, чем чокнутых на стерильности девиц в белом. На похоронах он бывал лишь однажды – отец заставил выказать почтение какой-то там вдове его сослуживца. И те несколько часов в неловкой гнетущей тишине, изредка прерываемой репликами вроде «А помните, как он…» и дружными всхлипываниями, Глеб запомнил на всю жизнь. И желанием пройти через это еще раз не горел.
– Ну что ты, – небрежно отмахнулась Илона, пропуская гостей на мощеную садовую дорожку. – Это от моего второго мужа. Я ему помогала в ритуальном бизнесе. Эпитафии, панегирики, некрологи… Знаю, выглядит мрачно, но машина такая комфортная. А главное, багажник такой вместительный, ездить за продуктами – одно удовольствие. Да еще и на дороге постоянно пропускают… Как-то принято у нас, что покойники путешествуют с бо́льшим комфортом, чем живые, – она обнажила зубы, то ли улыбаясь, то ли щерясь.
Пообещав себе устроить маме допрос с пристрастием, Глеб все же двинулся к дому. Здесь, в окружении сугробов и тени вековых сосен, было вдвое холоднее, чем в Москве, а спортивные штаны Мак– са едва доставали до лодыжек. К тому же в случае чего они с Алиной были вдвоем против одной хрупкой дамочки, ослабленной никотином и тяжелыми бусами.
– Напомни, чтобы я нашла нам другой офис, – пробормотала Белкина, оглядывая холл с витражными окнами.
Пахло в доме Веригиной непривычно. Как будто в библиотеке кто-то жег сушеную валерьянку. Книги были повсюду: на журнальном столике, на комоде, диване, в бесчисленных книжных шкафах и даже на камине. Казалось, Илона Ивановна собрала макулатуру со всех соседей, чтобы протопить дом.
– Прошу прощения за творческий беспорядок, – без тени вины заявила хозяйка дома, захлопнув массивную входную дверь. Она вроде бы и извинялась, но Глеба не покидало ощущение, что Веригина хвастается своим бардаком. – У меня вчера было заседание книжного клуба.
– Любите читать? – Алина вежливо улыбнулась.
– Скорее писать. Я – поэтесса, это у нас семейное. – Илона ткнула красным коготком в гигантское генеалогическое древо на стене. – По правде говоря, мне надо работать, так что располагайтесь тут сами. Можешь занять второй… Нет, третий этаж. Там я бываю реже. Комната в северном крыле, еда – в холодильнике. – Она двинулась к резной лестнице, предоставив гостям любоваться развевающимися полами своего халата.
– А офис? – спохватился Глеб, и Веригина удивленно обернулась. – В смысле… Есть какой-нибудь кабинет или вроде того? Просто я как раз работаю над одним стартапом…
– Бизнес – это так скучно… – вздохнула Илона, чем вызвала у Глеба прилив симпатии. Была бы у него такая мать, ему бы не пришлось сейчас прозябать в нищете, гадая, как бы заработать на кусок хлеба. – Если хочешь, работай в зимнем саду. И заодно вели своей секретарше полить цветы, я все время про них забываю, – за сим Веригина эффектно удалилась, тихонько постукивая каблуками по дубовым ступеням.
Глеб бросил на Алину довольный взгляд, ожидая услышать: «Вот это да! Как быстро ты нашел офис!» или хотя бы «Прости, я была не права», но вместо этого увидел свирепое выражение на ее лице. «Я тебе это припомню», – говорили ее глаза. А губы сказали:
– Я за лейкой, босс.
И все-таки Веригина ошибалась. Бизнес – это скучно, только если в нем не участвует заноза в заднице вроде Алины Белкиной.
Глава 6
Секретарша! Се-кре-тар-ша. С-с-секретарша. Алина повторяла про себя это слово, пробуя на разные лады, катала по языку, как дорогой коньяк, и сплевывала сквозь зубы, как дешевый.
Все годы ее учебы и работы, бессонные ночи за учебниками и компьютером свелись к одному почти оскорбительному слову. Она теперь секретарша. Нянька для взрослого мужика.
О’кей, в «Викрам Фармасьютикалз» Алина тоже частенько выполняла эту функцию, но одно дело – помогать главе корпорации в надежде однажды занять кресло в собственном кабинете и увидеть свою фамилию на хромированной табличке и совсем другое – подтирать сопли мажору, которого даже собственные родители вышвырнули из дома, как щенка, который напрудил на любимый ковер.
Секретарша. Это слово шипело у нее в ушах, когда она поливала засохшие цветы в зимнем саду этой экзальтированной поэтессы, как будто на плече у Алины поселился крошечный невидимый демон и нашептывал ей гадости, норовя довести до безумия. Глеб что-то нес про свои наполеоновские планы, фантазировал, как устроит праздник, за который «GQ» наградит его премией «Человек года», а Алина смотрела на сосны за окном, и в шелесте их ветвей снова и снова слышала: «Секретарша».
Вернувшись из Переделкино, Алина первым делом разослала резюме во все фармацевтические компании, о которых только сумела найти информацию в интернете. Она готова была на любой оклад, на любую должность, кроме, само собой, помощника руководителя. Медицинский представитель? Замечательно. Бегать по поликлиникам и умолять врачей выписывать нужный препарат? Чудесно! Все что угодно, лишь бы не секретарша Глеба.
По крайней мере, так Алина думала, пока ее не вызвали на первое собеседование. В офис она ехала окрыленная. Любимый деловой костюм, туфли на высоком каблуке, идеальная прическа. От