Это был редкий случай, когда если рассматривать каждую ее черту отдельно, то не увидишь сильных изъянов, но все вместе в человеке они складывались ужасно негармонично. Впечатление портила и манера держаться — девушка была до приторности любезна и прятала свои чувства за пластмассовой улыбкой.
Но отказать императрице я не мог. К тому же отец фрейлины имел огромное влияние, в том числе и на Спецкорпус.
Подойдя к государыне, я поклонился:
— Ваше Императорское Величество, позвольте мне пригласить на котильон одну из ваших дам.
Императрица улыбнулась.
— Кого бы вы хотьели пригласьить, вашье сийятьельство?
— Мария Васильевна оказала бы мне величайшую любезность, согласившись принять участие в игре-танце.
Императрица улыбнулась, глаза Мещерской удовлетворенно сверкнули — она явно подговорила свою госпожу.
— Коньечно, Алексьей Иоанновьич. Мария, ступайте.
Фрейлина слегка покраснела, но улыбнулась и подала мне руку. Да, лицом она не особо вышла, но двигалась грациозно.
— Благодарю вас, — сказала она, принимая мою руку. Голос девушки тоже оказался приятным. Наверняка она развлекала государыню пением.
Мы заняли свои места для танца, но мой взгляд невольно метнулся к Иде. Она стояла неподалёку и все видела, в глазах Юсуповой на миг вспыхнула ревность. Я заметил, как граф Левашов подошёл к ней с приглашением, и, к моему удивлению, она согласилась. Это был очевидный жест — она не собиралась стоять в стороне, пока я танцую с другой. Пусть даже ее пригласил самый неуклюжий танцор на свете.
Императрица, тем временем, с улыбкой приняла приглашение моего брата Виктора. Она, похоже, тоже хотела немного повеселиться.
— Первая фигура, господа! — объявил распорядитель танца. — «Иерихонская труба»!
Котильоны всегда казались мне утомительными, но их очень любила аристократическая молодежь. Это даже был не столько танец, сколько игра, в ходе которой образовались случайные пары. Котильон мог длиться часами и состоял из разных «фигур» на усмотрение распорядителя. А молодые любили его потому, что это была легальная возможность пообщаться друг с другом поближе.
— Идет!
Распорядитель появился с длинной позолоченной трубой, к которой были прикреплены шёлковые ленты разных цветов. Дамы получили такие же трубы, но с одной лентой. Дирижёр извлёк из трубы сильный звук, и в этот момент один из кавалеров потянул за ленту большой трубы. Дама, у которой лента на трубе была того же цвета, ответила таким же громким звуком, и таким образом составились пары.
Мне выпала ленточка княгини Цициановой. Мещерская явно осталась недовольна этим выбором, хотя ничего не сказала.
— Внимание, следующая фигура — «Посох»!
Это был один из самых зрелищных этапов котильона. Посреди зала появилась дама, державшая в руках небольшой посох, украшенный шестью разноцветными лентами, концы которых держали кавалеры. Распорядитель выбрал шесть дам, образовав вокруг танцующих кавалеров круг.
Мещерская стояла чуть в стороне, но взгляд охотницы выдавал ее намерения. Она внимательно следила за мной, явно надеясь на возможность снова оказаться рядом.
Дамы и кавалеры начали кружиться в противоположных направлениях. Музыка была быстрой, почти вихревой, и я с трудом удерживал внимание на происходящем, пока не услышал сигнал дирижёра. Круг остановился, и каждый кавалер оказался напротив своей дамы. Передо мной стояла Мещерская.
— Кажется, судьба нас снова свела, Алексей Иоаннович, — произнесла она с улыбкой, столь широкой, что я невольно задумался, как долго она её репетировала. Её рука уже была протянута, и я не мог отказаться.
— Судьба иногда бывает весьма настойчивой, — ответил я, принимая её руку и начиная вальсировать.
Танец вокруг посоха был сложным. Мы двигались в круге, следя за лентой, но Мещерская явно решила, что это отличная возможность для разговора.
— Вы прекрасно танцуете, Алексей Иоаннович, — начала она, сверкая глазами, как будто обнаружила клад. — Такой уверенный шаг, такая осанка. Видно, что у вас не только талант, но и врождённая грация.
— Благодарю, Мария Васильевна, — ответил я, стараясь держать тон вежливым, но отстранённым. — Это скорее заслуга моего учителя танцев, чем моя.
— О, не сомневаюсь, — продолжила она, не пропустив ни одного моего слова. — Но у вас есть природный шарм, который невозможно натренировать.
— Вы слишком добры, — сухо ответил я, мысленно добавляя: «И слишком настойчивы».
Мещерская продолжала говорить, источая комплименты и намёки. Каждый раз, когда я пытался сменить тему, она ловко возвращала разговор к себе или ко мне. Танец казался бесконечным, но, наконец, музыка замедлилась, и мы остановились.
Однако на этом её игра не закончилась. Когда я отпустил её руку, она сделала вид, что поскользнулась. Я успел подхватить её, не дав упасть, но Мещерская тут же обмякла у меня в руках.
— Ох, простите меня, Алексей Иоаннович… — прошептала она, прижимаясь чуть ближе, чем это позволяли приличия. — Наверное, я слишком устала…
Я сдержанно улыбнулся, стараясь не выдать своего раздражения.
— Не стоит извиняться, — сказал я, помогая ей встать на ноги. — Но, возможно, вам стоит немного отдохнуть.
Провожая девушку к другим фрейлинам, я заметил её удовлетворенную улыбку. Очевидно, что это падение не было случайным. Но я не дал Мещерской повода для дальнейших манипуляций и быстро удалился.
Когда объявили следующую фигуру, я наконец-то оказался в паре с Идой. Её глаза светились весельем, и, едва начав движение, она тихо сказала:
— Ты великолепно справился с Мещерской. Она все еще отчаянно ищет мужа.
— Отчаянно? — удивился я. — С ее-то положением?
— Когда твой будущий тесть — глава «Четверки», это, знаешь ли, отрезвит даже охотника за приданым. К тому же у князя очень высокие требования к женихам. Мнение самой Марьи он в расчет не принимает… Но, кажется, она всерьез на тебя нацелилась. — Глаза Иды расширились. — Бойся и трепещи!
Я усмехнулся:
— Но ты же меня спасешь?
— Хочешь, чтобы я выцарапала ей глаза? — Ида тихо рассмеялась. Мы кружились в вальсе, наслаждаясь моментом. — В принципе, я могу, но предпочитаю другие методы…
— Боюсь спрашивать.
Но вдруг музыка стихла. На противоположной стороне зала что-то происходило. Вначале раздался глухой звук, словно тяжёлый предмет рухнул с высоты. Затем крики — резкие, отчаянные, пронизывающие. Я инстинктивно оглянулся и увидел, как рядом с рождественской ёлкой разразился настоящий хаос.
— Что там такое? — спросила Ида, приглядываясь.
Кто-то случайно задел массивный канделябр, и тот, качнувшись, рухнул вниз. Свечи, стоявшие на нём, задели платье одной из дам, и через мгновение вспышка огня охватила её юбку. Женщина горела как живой факел, её испуганные крики разрывали воздух.
— Кажется… это императрица! — в ужасе прошептала Ида, сжимая мою руку.
Пламя жадно пожирало дорогую ткань маскарадного платья, и каждый новый вдох превращался в кашель, а затем в новый крик. Аристократы бросились к императрице, пытаясь колдовать. Одни направляли на пламя потоки воды, другие пытались заморозить воздух вокруг.
Внезапно раздался высокий голос:
— Наденька!
Император, до этого момента стоявший в стороне, резко бросился вперёд. Его лицо, обычно наивное и спокойное, исказилось яростью и решимостью. Лёгким движением руки он отбросил всех аристократов в сторону, словно они были пушинками. Магические барьеры рухнули, и люди отлетели назад, наталкиваясь на мебель и друг друга.
Словно забыв о своей репутации, он поднял руку, и из его ладони вырвался чистый, яркий поток воды, который тут же обрушился на пылающее платье.
Огонь затрещал и потух, оставив после себя обугленные края ткани и запах гари. Императрица, ослабевшая, но живая, упала в объятия мужа. Он держал её с такой осторожностью, словно она была фарфоровой куклой.
— Всё хорошо, Наденька, всё хорошо, — повторял он, гладя её по волосам. — Все закончилось, моя дорогая. Сейчас ты переоденешься, и я отвезу тебя домой.
Зал замер. Паника улеглась, и все взгляды были прикованы к императору и его жене. Никто не смел даже пошевелиться, пока он, по-прежнему держа её на руках, не поднял голову и не бросил один-единственный взгляд на собравшихся.
Это был абсолютно осознанный взгляд взрослого человека.
Глава 18
Император, всё ещё держа императрицу на руках, поднялся на ноги. Его лицо снова стало мягким, почти детским, но это не умаляло важности того, что только что произошло. К императрице тут же подбежали её фрейлины, Анна Николаевна и Лионелла Юсупова. Мать выглядела встревоженной, но старалась сохранять самообладание.
— Ваше Величество, позвольте предложить вам мои покои, — мягко сказала матушка, слегка склонив голову. Её голос был твёрдым, но доброжелательным, словно она знала, что сейчас важнее всего действовать уверенно. — Вы сможете привести себя в порядок и отдохнуть.
Императрица, ослабевшая, но благодарная, кивнула. Её голос был едва слышен:
— Благодарью вас, вашье сийятьельство. Это… очень любьезно с вашьей стороны…
Фрейлины помогли императрице подняться, окружив её такой заботой и нежностью, словно она была старинной фарфоровой статуэткой. Аграфена и Яна взяли инициативу в свои руки, отдавая распоряжения слугам:
— Немедленно принесите горячую воду и всё необходимое.
— Покои светлейшей княгини находятся в левом крыле. Проводите дам.
Лакеи тут же начали убирать последствия инцидента. На полу валялись остатки обгоревших тканей и опрокинутые свечи. Некоторые гости, всё ещё ошеломлённые произошедшим, стояли в стороне, переговариваясь шёпотом. Лица многих выражали смесь ужаса и растерянности.
— Как это могло случиться? — прошептала княгиня Рюмина, прижимая к груди веер. — Это так ужасно!
— Главное, что её величество спасена, — успокаивал её супруг, но его голос выдавал и собственное напряжение.