В палате повисла тишина, нарушаемая лишь гудением приборов. Я наблюдал, как её свет усиливается, а на лице Черкасова появляется слабый румянец.
Катя продолжала работать, а её руки слегка подрагивали от напряжения. Она старалась скрыть свою неуверенность, но я улыбнулся, чтобы поддержать её морально:
— Ты молодец. Продолжай. Главное — не теряй концентрацию.
Она бросила на меня короткий взгляд, в котором читались благодарность и стальная решимость. Её руки замерли на несколько мгновений, после чего мягкий свет снова начал усиливаться.
Через несколько минут приборы, фиксирующие состояние Черкасова, начали подавать менее тревожные сигналы. Я услышал, как кто-то из лекарей облегчённо вздохнул.
— Показатели стабилизируются! — объявил один из них.
Катя опустила руки, вытирая пот со лба. Она выглядела истощённой, но довольной.
— Готово. Все забрать не смогла — у меня резерв меньше, чем в него вошло. Но осталось немного.
Заболоцкий улыбнулся.
— Отличная работа, Катерина Дмитриевна, — сказал он. — Благодарю за помощь.
Лекари пялились на девушку со смесью уважения и удивления. Да, всего лишь курсантка — а может такое! Катя устало кивнула, а затем посмотрела на меня:
— Алексей, теперь твоя очередь. Думаю, тебе тоже нужна помощь.
Я покачал головой:
— Нет, Катя. Ты и так сделала достаточно. Отдохни. Тебе еще несколько дней все это переваривать. А мне привычнее. Виктору тоже нужно самому научиться ее преобразовывать.
Она усмехнулась, села на стул рядом с нашими кроватями.
— Корпус на ушах стоит. Меня направили к вам, Андрей остался с ребятами, которые в программе. А остальных вывели на зачистку водопроводной станции. Хорошая же практика.
Это хорошо. Ребят послабее можно использовать и как рабочую силу. Мы долго тренировались, но одно дело — моделировать ситуации во внутреннем дворе Корпуса, другое — видеть все в реальной жизни.
— Как там одногруппники? — Спросил я. — Феликсу и Салтыковой лучше?
Катерина кивнула.
— Они ещё под наблюдением в стационаре, но кризис прошёл почти так же быстро, как и начался.
— А Лёва как? — спросил я, беспокоясь за будущего лекаря. — Была реакция?
Катя нахмурилась и тихо ответила:
— С ним сложнее. Он медленно адаптируется, но шансы, что он положительно чувствителен, есть. Пока что ему дают дополнительные дозы ртутных капель и поддерживают эфиром. Время покажет.
— Хорошо бы, чтобы и он к нам присоединился. Маголекарь-преобразователь — это высший пилотаж.
Катя улыбнулась, но её улыбка была грустной:
— Мы все надеемся. Да и он сам настроен решительно. А вот Аполло так выворачивало наизнанку, что, казалось, бедняга совсем двинет кони. Адаптацию он не прошел.
Ну… Карма — дело такое. Впрочем, я с самого начала сомневался, что Безбородко обнаружит склонность.
— А что с ребятами из второй группы? — продолжил я. — Салтыкова была не единственной, кто отреагировал? Еще есть?
Катя кивнула:
— Да, медленная реакция, похожая на кризис, началась у Славы Одоевского, Валеры Волконского, Гриши Румянцева и, неожиданно, у Бэллы Цициановой.
— Бэлла? — удивился я. — Вот уж не ожидал.
— Все удивлены. Она, конечно, Рубин, но на нее никто не делал ставку. Да и показатели в учебе у нее средние… — Катя улыбнулась. — Зато теперь ее неугомонная тетушка точно сможет сбагрить ее замуж. Любой род захочет иметь у себя мага-преобразователя.
— А третья группа?
— У Нади Литвиновой, Олега Бобринского, Маши Голициной и Тони Лопухиной подозрения на начальную стадию адаптации. Но пока рано что-то утверждать. Им нужно больше времени. Все же у ребят потенциал послабее, все раскручивается медленнее. Да им и дозу давали послабее, так что только время покажет.
Я вздохнул, оценивая услышанное.
— Четырнадцать человек на три группы. Это превосходный показатель, Катя. С этим уже можно работать.
Она улыбнулась, впервые за весь разговор расслабившись:
— Да, Алексей. Это даёт надежду. Шереметева явно воодушевлена такими показателями. Хотя наверняка среди ребят со средним потенциалом и ниже положительно чувствительных будет меньше.
Катя встала, её движения были немного замедленными от усталости. Она поправила складки на своей форменной юбке и посмотрела на меня и Виктора.
— Ладно, господа. Была рада увидеться. Мне нужно возвращаться в Михайловский замок. Там тоже хватает работы. — Она повернулась к Виктору. — Берегите себя. Особенно вы, Виктор Иоаннович. Выглядите героически, но, честно говоря, неважно.
— Исправлюсь, Катерина Дмитриевна! — отозвался он, слегка улыбнувшись. Я заметил в его взгляде неподдельный интерес.
Когда она вышла, Виктор продолжал смотреть ей вслед. Затем он обернулся ко мне и сказал с лёгкой ухмылкой:
— Она отлично танцевала на Драгоценном балу. Помнишь?
— Помню, — ответил я, немного удивлённый сменой темы.
— Я бы не отказался пригласить её снова. Она очень интересная.
— Интересная, — повторил я, улыбнувшись. — Но сейчас, Вик, тебе стоит больше беспокоиться о своём восстановлении. Ты не представляешь, как близко ты был к смерти.
— Зато теперь я тоже смогу помогать вам.
Тем временем Черкасов, чья ситуация уже начала улучшаться, пытался заставить маголекарей вернуть ему мобильный телефон.
— Мне нужно сделать пару звонков, — требовал он, пытаясь подняться на постели. — Это важно.
— Вы будете отдыхать, — отрезал старший лекарь, перекрывая доступ к тумбочке. — Никаких телефонов.
— Я экспедитор Четвёртого отделения! — возмутился Черкасов. — Меня сорвали с операции в самый важный момент!
— Не сорвали, а предотвратили вашу преждевременную кончину, — заявил Заболоцкий. Лекарь наклонился к нему, понизив голос. — Сейчас вы не начальник, а наш пациент. Так что лежите спокойно, иначе я введу вам успокоительное.
Черкасов фыркнул, но подчинился, хотя его взгляд выдавал явное недовольство.
Поздним вечером, когда в палате наконец установилась относительная тишина, я повернулся к Виктору.
— Расскажи, как всё было, — попросил я. — С самого начала. Что произошло, когда ты переступил порог особняка Бруснициных?
Виктор замолчал на мгновение, собираясь с мыслями, затем заговорил:
— Ко мне сразу подошёл человек в чёрной маске с символом Плутона. Он сказал, что хочет поговорить наедине, и отвёл меня в отдельную комнату. Там было темно, пахло каким-то странным благовонием. Этот человек начал задавать вопросы… довольно личные.
— Какие именно? — спросил я, нахмурившись.
— Он знал о нашем конфликте, — продолжил Виктор. — Они явно хорошо собирали слухи. Даже упомянули о нашем конфликте за наследство. Давили на то, что ты представляешь для меня угрозу.
— Значит, в сказочку поверили. И что ты сказал?
— Я… — Виктор отвёл взгляд. — Я согласился с тем, что у нас есть серьезные разногласия. Но сказал, что не знаю, как с этим справиться.
— И что он предложил?
— Он сказал, что может помочь. Что у него есть способ… — Виктор посмотрел на меня. — Я не хотел ничего делать, Алексей. Честно. Я не предполагал, что они сразу потащат меня на водопроводную станцию. До последнего не знал…
Я глубоко вздохнул. Черкасов обернулся к Виктору:
— Они предложили вам услугу за услугу?
— Можно и так сказать, — пожал плечами брат. — Мне сказали, что все можно устроить так, что Алексей… случайно погибнет при исполнении. Но все имеет свою цену. И чтобы помогли мне, я должен был помочь им. Когда я ответил согласием, меня сразу же повели через тайный ход.
— Звучит странно, — сказал я. — Брать на столь важную операцию непроверенного человека…
— Если только они не планировали убрать как ненужного свидетеля, — сказал Черкасов. — Полагаю, они видели в Викторе Иоанновиче приманку для вас, Алексей. Они знали, что вы пойдете за братом. И хотели убить двух зайцев: совершить диверсию и избавиться от Черного Алмаза. Тем более они сняли при нем маски.
— Я надеялся, что вы меня найдете, — хрипло сказал Вик. — Оставил кое-какие следы, чтобы вы поняли.
Я вспомнил про запонки.
— Так, значит, ты намеренно разбрасывался подарками матушки?
Виктор кивнул:
— Да, незаметно снял обе. Одну бросил в коридоре, где располагается тайный ход, а вторую — в том месте, куда он выходил. Вы по ним меня нашли?
— Ход я обнаружил сам, — нахмурился я. — А вот вторую увидел, уже в том цехе. И один свидетель подтвердил, что ты там был не один. Заодно и про Шпалерную рассказал.
— Вы успели очень вовремя.
Утро следующего дня выдалось ясным, но, несмотря на солнечный свет, проникавший сквозь жалюзи, палата казалась угрюмой.
Я чувствовал себя удивительно хорошо после ночи, полной странных и глубоких снов. За ночь мне удалось переработать часть полученной аномальной энергии в эфир. Тело, привыкшее к подобным нагрузкам, восстанавливалось быстрее, чем я ожидал. Совсем другое дело были Виктор и Черкасов.
Вик лежал на своей кровати, свернувшись под одеялом, лицо его было бледным, а каждая попытка повернуться сопровождалась болезненным стоном. Черкасов выглядел не лучше. Его кожа оставалась сероватой, и малейшее движение доставляло ему видимые страдания. Он не проявлял никаких признаков адаптации к аномальной энергии, и я решил ему помочь. Встав с кровати, я подошёл к нему.
— Лежите спокойно, Евгений Александрович, — сказал я, поднимая руки. — Так уж и быть, облегчу ваши страдания.
— Тогда лучше сразу дайте мне табельное — и я положу этому конец по-офицерски, — пробормотал он, с трудом открывая глаза. — Эта аномальная дрянь явно собралась меня добить.
— Ничего не добьёт, — усмехнулся я. — Расслабьтесь, это займёт всего пару минут.
Я сосредоточился, чувствуя, как остатки аномальной энергии начинают перетекать из его тела в моё. Это было похоже на жар, обжигающий изнутри, но я уже привык к такому ощущению. Черкасов тихо застонал, а затем его дыхание стало ровнее. Я отступил, чувствуя лёгкую усталость.