а дочка за него замуж вышла. Или только собирается…
– Интересно, на какие деньги они ухитрились построиться?
Наташка, ехавшая со скоростью, не превышавшей шестидесяти километров в час, решила прийти мне на выручку, чтобы я не показалась слишком любопытной.
– Так вы ж, наверное, знаете, – удивилась Вера. – Кто-то из потомков той самой тетки, которая благополучно сбежала из Москвы, оставил им небольшое наследство. Антонина Генриховна сама с моей матерью делилась радостью. Вот все его в строительство и вложили. Да и Людмила хорошо зарабатывает. Только сами видите, что получается. Антонина здесь умерла. Теперь вот Людмилиного мужа в этом доме убили, она в больницу загремела, а заодно и моему Грише досталось. Наверное, за то, что постоянно дорожки к дому чистил.
– Ну, положим, Антонина Генриховна в этом списке лишняя. Она умерла от болезни.
– Не зна-а-аю, – задумчиво протянула Вера. – Болезнь-то болезнью, она очень ногами мучилась, суставы так болели, что иной раз криком кричала, ходить не могла. Да только Лиза ей какую-то особую мазь придумала да хорошее лекарство подобрала. Еще массаж делала. Я к ним как-то летом забежала, коту корм занесла, они просили купить, батюшки! Смотрю, Лиза ее поддерживает, а она стоит! И потом пару шажочков ко мне – шлеп-шлеп. И смеется так радостно – значит, не больно шагать-то было, хотя и ноги колесом стали… А два последних месяца едва ли не бегала по участку. Правда, иногда капризничала. Нравилось ей восседать в своей каталке. Усядется в кресло, а Лиза ее возит на нем по всей деревне. Ну прямо старая барыня с зонтиком! И уж умирать-то Антонина точно не собиралась. Всегда говорила, что у них семья долгожителей. И вдруг через четыре ли – пять дней после отъезда Людмилы на отдых, к вечеру, Лиза к нам прибегает сама не своя, вся в слезах – умерла, говорит, Антонина Генриховна…
– А умерла она, конечно, в отсутствие Лизы…
Я и не заметила, что сказала это вслух. Что-то за последнее время со мной такое частенько случается.
– Да ведь как получилось… Лиза в этот день бабушку обедом покормила, уложила отдыхать и поехала за продуктами да лекарствами. С Людмилиной работы машина пришла – она такое указание оставила, чтобы по первому звонку водитель был у матери. А машина у них по дороге и сломалась. Да еще на проселочной дороге, где помощи не дождешься. Шофер хотел, как быстрее, вот и покатил напрямую – через поле. В общем, до шоссе Лиза три километра на своих метровых каблуках шлепала, все надеясь, что машина ее догонит. На автобусе до Москвы своим ходом и пришлось добираться. Потом уж ей шофер из автосервиса звонил, чтобы и обратно так же ехала – машину на тросе в ремонт оттащили.
Словом, приехала Лиза назад на такси, а бабушка уже без сознания. Только она «скорую» вызвала, как Антонина Генриховна и скончалась. Сердечная недостаточность! Да хотя чему тут удивляться, на семьдесят третьем году недостаточности во всем организме хватает. Просто она не в свою мать пошла. Ольга Ивановна-то никаким трудом не брезговала. Совсем старенькая была, а грядки сама перелопачивала, огородик у нее был всегда. Антонина Генриховна уже на пенсию пошла, а сюда приезжала летом, да на выходные. И только гуляла да загорала под зонтиком. Зато после смерти Ольги Ивановны так здесь и приклеилась. Сама зимой печку топила, сама за водой ходила. Но они почти сразу строиться начали. Сейчас-то у них и отопление, и водопровод. Только вот Маринку сюда палкой не загонишь. Антонина-то, жива была, жаловалась, что вырастили, выкормили, воспитали девчонку, а она добра не ценит – к отцовской родне привязана. Ну а что ж такого? Он с виду мужчина порядочный, не пьяница. Видела его один раз, правда, давно – приезжал Антонину Генриховну навещать. Людмила Станиславовна его не очень жаловала, так он днем приезжал, когда она на работе была…
Дальше я уже ничего не слышала: сопоставление деталей событий, догадки кружились и складывались то в одну, то в другую головоломку. Хотелось одного – скорее добраться домой, спрятаться в укромный уголок… Впрочем, где ж его взять-то?
Аленкин звонок отвлек от поисков места обетованного. Дочь интересовало состояние Григория и где нас носит. Ответила ей обобщающее: все гораздо лучше, чем в прошлый четверг и прошедшую ночь.
– Если ты боишься возвращения «народного артиста», то можешь быть спокойна. Папик укатал его в свою больницу как дальнего родственника, оплатил его содержание за две недели, остался без денег и казался очень счастливым по телефону. Будешь возвращаться, купи, пожалуйста, хлеба. Мне на батон трех рублей не хватает. Пошла с протянутой рукой к Лешке, он меня не пустил. Только зря Деньку расстроила. Поговорили мы с ней, поплакались друг другу и разо-шлись.
– Лешика нет дома. Его Наталья Николаевна к друзьям сбагрила – экономит. А я скоро буду…
«Вот у кого сейчас можно найти укромный уголок! Величиной с двухкомнатную квартиру со всеми удобствами», – позавидовала я подруге.
Наташка, перетянув инициативу разговора на себя, учила Веру Семеновну жить. А для начала – правильно разбираться в людях. На этом первое занятие и закончилось. Мы приехали.
Уже вылезая из машины, Вера вдруг спохватилась:
– Ой! Я же забыла вам сказать! Мы с Анюткой в доме Людмилы Станиславовны все окна изнутри фанерой заколотили, к железной двери засов сделали. Тоже изнутри, а у входной двери со двора еще и замок поменяли. Ревякины дали – выручили. Какой-то хитрый. Их же рабочий и врезал. Я вам, кстати, сейчас новые ключи отдам…
Вера порылась в сумке, вытащила два ключа и передала их мне.
– Ну прямо облюбовали воры этот дом!.. А может, все-таки зайдете?
Мы дружно запротестовали – времени много, дома ждут неотложные дела, завтра на работу… И это было правдой.
Уже почти на выезде к скоростному шоссе Наташке приспичило объехать какую-то невзрачную ямку. Она и объехала. Не сбавляя скорости. Мы вмазались в придорожный сугроб, который подруга в сердцах обозвала потенциальной апрельской лужей, и попробовали выбраться. Как бы не так! Машина все больше зарывалась передними колесами в «потенциальную лужу». Задние скользили по ледяной корке дороги.
Окинув мои короткие сапожки критическим взглядом, Наташка вздохнула:
– Не понимаю, зачем покупать усеченную обувь? Вдвоем нам «Ставриду» не вытянуть.
– Да ты что?! – возмутилась я. – Мне надо прискакать домой раньше Димки.
– Надо – скачи, – глубокомысленно заметила подруга. – Для начала – в сугроб, к передку машины. Может, и правда вытолкаем… Если сама не завязнешь. Вообще-то машина легкая. Помнишь, в прошлом году она у меня на пень уселась? Из-за тебя, между прочим. Ты первая заорала: «Опята, опята!»
– Так они ж были ложные.
– Ну и на фига тогда было орать?
– Росли красиво. Не надо было задом на пень наезжать.
– Кстати, о пне… «Ставриду» тогда четыре мужика вместе со мной с пня сняли и поставили на дорогу.
– Где ж я тебе в воскресенье, ближе к вечеру, да еще в декабре на второстепенной дороге четырех мужиков возьму?… Погоди – погоди. Одного, кажется, добудем.
Навстречу нам двигалась какая-то машина, постепенно замедляя ход. Не знаю, зачем я выскочила на дорогу, сорвала с головы шапку и радостно принялась ею размахивать? Просто какой-то порыв щенячьего восторга от сознания того, что не одна буду толкачом. И без этого было ясно, что водитель мимо не проедет. Машина явно тормозила.
Водитель, в самом деле, мимо не проехал. Серебристая иномарка (расстояние уже позволяло это определить) мягко остановилась и ни с того ни с сего, не разворачиваясь, подалась назад. Да так резво, что через пару секунд снова стала непонятной машиной непонятного цвета. А затем и вовсе скрылась из глаз.
От растерянности я все еще махала шапкой, только радости как не бывало. Наверное, поэтому и утратила прежнюю хватку. Шапка вырвалась из рук, сделала пару кульбитов в воздухе и недовольно шмякнулась на капот «Ставриды», давая понять, что освободится из плена только вместе с машиной. И им вместе глубоко наплевать на мои «усеченные» сапоги.
Наташка, успевшая занять место за рулем, открыла дверцу, оперлась ногами на снег и, чтобы меня хоть как-то утешить, от души поливала «трехрогого козла» словесными помоями. Жаль, что он этого не слышал. Подруга просто превзошла самое себя. Переорать ее не было никаких шансов. Даже в редкие паузы, когда ей требовался дополнительный приток воздуха.
Я попробовала запихнуть Наташку на ее законное место целиком, но она не поддавалась. Буквально на одном дыхании обвинила меня в том, что намереваюсь переломать ей ноги вместе с дверцей, и вернулась к избранной теме. Мне же хотелось только одного: как можно скорее удрать с этого проклятого места. Начинало темнеть. А я хорошо помнила, что прошептал напоследок Григорий.
Оставался только один выход, и я им воспользовалась: утопая в снегу, отчаянно проложила себе путь к «стойлу» «Ставриды», не разбирая дороги, напялила шапку на голову и, чуть не укладываясь в снег, двумя руками уперлась в середину капота.
Наташка, мгновенно смолкнув, села за руль, и, уговаривая машину не дурить, принялась подавать назад…
То ли машина не завязла капитально, то ли во мне проснулась сила трех былинных богатырей сразу, но «Ставрида» из сугроба вытащилась. В отличие от меня… Увязнувшие ноги не дали пасть физиономией в снег, хотя он и был в опасной близости, зато руки погрузились в него почти по плечи. О проявлении хоть какой-то самостоятельности не могло быть и речи. А главное, в голове, с которой опять слетела шапка, гуляла загадка: «Без рук, без ног, а ворота отворяет». И никак не могла вспомнить отгадку, но точно знала, что лично я этого сделать не в состоянии.
Практичная Наташка начала спасательную операцию с моей шапки. Закинув ее в машину, принялась вытаскивать и меня. Вдоволь накувыркавшись, мы, наконец, ввалились в машину. И тут подруга, вместо того чтобы немедленно сматываться домой, полуобернулась ко мне и, обретя второе дыхание, принялась костерить удравшего водителя с новой силой.