Я протянула руку к рулю и с силой нажала на сигнал. Машина заблажила со страшной силой. Не дав подруге опомниться, я не своим голосом рявкнула:
– Это был убийца!!! Сматываемся, пока он не опомнился и не устроил нам аварию на этом месте.
Наташкино «Мама!!!» прозвучало на несколько секунд позже того, как мы сорвались с места. До основного шоссе долетели за несколько минут и исключительно молча. Только там подруга заметалась, не зная, куда повернуть.
– Дуй к Москве, – продолжала я командовать. – Убийца уверен, что мы его знаем, поэтому и удрал, сверкая передком своей машины. Не хотел засветиться перед нами своей поездкой к дому Людмилы. Но едва ли он откажется от нее совсем. Наверняка свернул не к Москве, где по дороге нет ни одного поворота, чтобы затаиться и переждать, а проехал немного вперед. Пока ты надрывалась по поводу его воображаемых внешних и внутренних данных, он спокойненько отсиживался в машине и, боюсь, мог додуматься до плана устранения нас с тобой с дороги. В обоих смыслах разом: и со своей стратегической, и с той второстепенной, где мы застряли. Что ему стоило сбить нас с пути истинного? Причем насмерть, а машину сбросить в кювет. В темноте-то? Да запросто! Ее всего-то надо было через сугроб перекинуть.
– Влад! Я же тебя предупреждала, что это он убил Эдика и шарахнул по башке Гришку. Единственный мужик, который знает, что и мы его знаем. Блин! А что если это Маринка? Или сиделка? Или Милка?
– Мы же вроде как решили, что они ни при чем? Впрочем, все хороши! Главное сейчас – поскорее унести отсюда «Ставридины» колеса вместе с нашим собственным здоровьем и активным участием в общественной жизни.
Наташка, не переча, только кивала головой, разворачиваясь в сторону Москвы. Попутных машин было мало, и мы упорно ехали в крайнем левом ряду, не желая никому уступать место – панически не хотелось быть ближе к обочине, хотя я и была уверена, что преследования не будет. В этот момент убийца, скорее всего, на машине с потушенными фарами, без слез, но достаточно громко, оплакивает наше отсутствие в сугробе. А какой сюрприз ждет его в Милкином доме?!
Пару раз нас серьезно подрезали справа, но подруга была предельно собранна и спокойна. «Тьфу на вас! – каждый раз бормотала она, уворачиваясь от столкновения. – Не видите, баба за рулем. Ну что можно требовать от бедной испуганной женщины, придурки?»
Домой мы прибыли на ватных ногах. Мои к тому же были насквозь промокшие. И, несмотря на горячую ванну, я никак не могла согреться. К семи часам вечера налицо были первые признаки простуды – легкая трясучка, именуемая ознобом, насморк, небольшое повышение температуры и полный пофигизм. Пусть члены семьи ужинают в порядке самообслуживания. Тем, что найдут, и кто вперед съест находку. Совершенно не задело замечание дочери о том, что зря на меня надеялась в плане покупки батона.
– Позвони отцу, пусть забежит в универсам и купит. Скажи, что я заболела и целый день из дома не вылезаю. Вот и весь мой сказ.
– Он уже знает, что ты вылезала. Ездила навестить сотрудницу, упавшую с велосипеда и подвернувшую ногу.
– Алена! Зимой? С велосипеда?
– Мамуль, ну что ты, в самом деле? Имелся в виду велотренажер. Помнишь, как Анастас Иванович с нашего навернулась, зацепившись ногой за педаль? Еще соседи прибегали, думали, перекрытие рухнуло… Кстати, кому бы эту железяку подарить? У тебя нет врагов? Мам, а ты, кажется, и вправду заболела. Вот повезло! Теперь точно из дома не выберешься.
Я с тоской подумала о намеченном походе в стриптиз-бар. С высокой температурой от меня будет мало толку, только обуза для Наташки. В лучшем случае примут за маньячку. А одной ей будет некомфортно. На этом и уснула.
Среди ночи одолели кошмары. Мне снились белоснежные ковры Арктики, которые я, трясясь от невыносимого холода, обреченно пылесосила, удивляясь столь плотному насту. От напряжения жутко ломило все тело. А ноги вообще выкручивало то в одну, то в другую сторону. Следом за мной по вычищенному пространству носился Димка в одних трусах и пытался напоить меня какой-то гадостью, уверяя, что сразу станет легче. Нет бы взять пылесос…
Не помню момента, когда я со своим пылесосом в ударном темпе добралась до Сахары. И, что называется, сразу почувствовала разницу. Мне показалось, что арктический холод все-таки приятнее, чем изнуряющая жара пустыни. От холода можно было прикрыться. На худой конец – пылесосом. Или Димкиными трусами. В долг. Судя по всему, ему в Арктике холодно не было. Нестерпимо хотелось пить, но в ближайшем обозрении оазиса с холодной ключевой водой не наблюдалось. Зато опять объявился настырный муж в трусах с вкрадчивым предложением испить из чашечки тепленького напиточка. Тепленького! В такое-то пекло! Высказать свой протест я не успела: во-первых, чашка уже сама лезла в рот, а во-вторых, уж очень хотелось пить. Потом, откуда ни возьмись, появилось живое одеяло, которое методично набрасывалось на меня само по себе, как только я ухитрялась сошвырнуть его на бескрайние пески, жалея, что оно не ковер-самолет. Если послать его куда-подальше, может, и улетело бы? Последнее, что запомнилось – высокомерная морда верблюда, время от времени тыкающаяся мне в лоб. И еще – такая досада, я потеряла пылесос…
Два дня и две ночи я без всяких усилий со своей стороны вызывала чувство сострадания родных и близких друзей. На третий кое-какие усилия пришлось приложить. Температура уверенно поползла вниз, не в силах противостоять активным действиям современной медицины и фармакологии. Обнаглевший шеф, приводя многочисленные примеры героизма из собственной практики, по телефону пытался доказать, что только за рабочим столом можно окончательно победить болезнь. Я покорно согласилась и тут же пожаловалась на Макса мужу и Наташке. Тоже по телефону. Через час Макс перезвонил и велел мне на этой неделе ни в коем случае не появляться на работе. По подпольным сведениям в Москве началась эпидемия куриного гриппа. Похоже, все его признаки у меня налицо. Наталья сообщила, что по ночам я тревожно кудахтаю во сне.
В четверг Димону надлежало дежурить в больнице, в пятницу прилетал из командировки Борис. Возможность безнаказанно посетить злачное место, принадлежавшее Людмиле Станиславовне, тормозилась из-за моей болезни.
Я решительно сорвалась с постели в намерении бороться с остаточными проявлениями простуды, но поняла, что ноги держат меня не очень хорошо. Они дрожали. А в теле ощущалась сильная слабость, заставившая плюхнуться на кровать. Через полчаса ощущения не изменились. Хотя нет. К ним добавилось новое – в горле как будто поработали чистящим порошком «Комет». После горячего кофе оно исчезло, но только затем, чтобы через короткое время напомнить о себе с новой силой. В принципе боль можно заглушить, были бы силы. Перед походом в стриптиз-бар выпью анальгинчика, зажую его стрепсилсом, запью эффералганом-упсой, или что-там еще рекламируют, – и порядок! Кроме того, у меня в запасе еще более суток. Оклемаюсь… Вот только как избежать объяснений с дочерью по поводу вечерних побегушек, намеченных на четверг?
Но судьба сама распорядилась событиями. Утром позвонил Вячеслав и сообщил, что у бабушки высокое давление. Димка, радуясь тому, что мы додумались произвести обмен бабулиной квартиры на квартиру в нашем доме, мигом улетел к матери. Следом за ним полетела Аленка в своих, но разных сапожках. Вернувшись, с ворчанием переобулась и, наказав мне наслаждаться свободой, отдыхом и полосканием для горла, обещала позвонить и доложить результат тайфуна, именуемого визитом к больной бабушке.
Результат оказался плачевным – гипертонический криз. Через полчаса, благодаря инъекциям, криз перешел в категорию условно-затухающего, и я выразила естественное желание поухаживать за любимой свекровью.
– А заодно и угробить ее своими вирусами, – саркастически заметил муж. Наверняка подслушивал телефонный разговор дочери со мной. Я даже явственно представила, как он возмущенно всплеснул руками. Впрочем, это не его жест. Скорее всего, он просто издевательски хмыкнул.
– Передай отцу, что могу и покинуть дом, если он такого мнения о моих вирусах, – прохрипела я, с удовольствием слушая, как Димка обещает достать меня даже из-под земли. Не для того он лелеял меня столько лет, чтобы я сбежала вместе с нажитым имуществом. Хотя бы и в виде вирусов. В этот момент я и представить не могла, что очень скоро муж с честью выполнит свое обещание.
На семейном совете было решено, что Алена после занятий забежит домой, чтобы убедиться в прогрессирующем процессе моего выздоровления, а ночевать отправится к бабушке. Ущемленный в свободе Славка волен уматывать ко мне, либо ночевать у бабушки на кухне, где к его услугам раскладушка. Главный распорядитель, Дмитрий Николаевич – сын, муж и отец в одном лице будет осуществлять неусыпный контроль за всем, и за всеми.
– Не надо неусыпного, – попросила бабуля. – Ради бога, не трезвонь, пожалуйста, ночью…
Я по телефону добавила, что тоже выключу все средства связи, после того как закончится передача «Спокойной ночи, малыши».
Аленка прибежала в начале пятого, убедилась, что я телом и душой прикипела к дивану и телевизору, переоделась и улетела. В половине пятого ворвалась Наташка, убедилась, что я роюсь в шкафу в поисках подходящего наряда для выхода в это безобразие, именуемое стриптиз-баром, посетовала на мой хриплый баритон и тоже улетела, напоследок посоветовав мне немного вздремнуть.
К месту назначения с птичьим названием «Фламинго» надлежало прибыть к одиннадцати часам.
Около десяти мы были уже готовы: Наташка – в вечернем платье, лохматом парике и боевой раскраске независимой и богатой бездельницы, и я – в образе сельской учительницы начала прошлого века, случайно затесавшейся на панель. Минут через десять с помощью подруги мне уже стало казаться, что моя сельская учительница не могла затесаться на панель волею случая. Она была рождена для нее!
Отразившийся в моих глазах ужас при взгляде на себя в зеркало несколько поколебал уверенность Наташки в том, что «и так сойдет». Прогулявшись по моему шкафу, она вытащила давно забытое мной длинное платье с открытой спиной, именуемое Димкой «нахальным», и заставила меня в него влезть. Сделала я это с трудом и потребовала сверху «меха».