- Только недолго, Гаврилу прохлопаем.
- Никуда не денется. Дверь открыта.
Зайдя за ограду кладбища, Ковригин пошел вдоль нее. Здесь, у самых ворот, могил не было во всех трех направлениях. Вперед уходила широкая асфальтовая дорога, налево вела дорожка из плитки, справа было зеленое раздолье - трава, кусты, чуть дальше уже начинались деревья и могилы совсем старые, первых еще лет освоения территории. Сюда Ковригин и привел Художника. Немного поплутав между оградами, он остановился, поднял голову вверх и закричал:
- Винди-Винди-Винди.
Верейский с любопытством смотрел на свихнувшегося приятеля, раздумывая, как бы его увести обратно без ощутимых потерь для себя.
- Теперь смотри, - Ковригин перестал кричать, но все еще искал что-то глазами в верхушках деревьев.
Семен лениво посмотрел туда же. Через полминуты он увидел. Это была крошечная белка. Она перепрыгнула с одной ветки на другую и настороженно стала смотреть на людей внизу. Она была очень похожа на полуторамесячного котенка темно-серого цвета. Хвостик-спичка ходил ходуном, описывая круг за кругом со скоростью вертолетного винта.
- Видал? - Ковригин не скрывал гордости укротителя тигров. - Я ее два месяца приручаю. На голос уже отзывается, скоро с руки начнет брать. Я ее орехами прикармливаю. А сейчас она просто тебя боится. Ты для нее чужой.
- А что это ты орал, когда звал ее?
- Винди? Это я ее так назвал. Ветерок по-английски. Орех в зубы возьмет и поминай как звали - только шелест и шорох слышны.
- Ты, Пашка, совсем здесь одичал. С белками знакомство водишь. Больше не с кем?
- Почему не с кем? А вы с Гаврилой?
- Мы не в счет. Завел бы ты себе женщину, Паша. Поприличней. Я хоть и алкаш, но советы даю ценные. Имей в виду.
- Иди ты, - беззлобно огрызнулся Ковригин, - советник. Проживу я без женщин и без советов. Пошли обратно.
Коммерсант запаздывал. Семен, стоя на крыльце, посматривал на часы и ругался вполголоса на обормотов, заставляющих себя ждать: "А еще друг называется!"
- Паш, что ты обо всем этом думаешь?
- Ты же знаешь Гаврилу. Какие-нибудь очередные разборки с деловыми партнерами. Кто-то кому-то чего-то недопоставил или деньги вовремя не перевел - и все, кранты. Или еще: попадется, к примеру, неправильный клиент - какой-нибудь занудствующий ортодокс, начнет права качать до потери пульса с обеих сторон. А может конкуренты замочили - ничего не попишешь, бизнес он и есть бизнес, - Ковригин умел успокаивать.
- Да ну тебя с твоими прогнозами. Я не об этом. Я о том, что в городе творится.
- А-а... Ну, об этом вообще ничего думать нельзя. Это можно видеть и чувствовать или не видеть и не чувствовать. Логика и разум тут не действительны. Это сфера иррационального. Может даже на грани мистики. Если человек бессилен - значит в игру вступили боги. А может, демоны. Не знаю.
- Демоны, боги... Вся эта небесная канцелярия, по-моему здесь ни при чем. Дело в человеке... - но увидев подъезжающее долгожданное фиолетовое транспортное средство, он радостно закончил: - А истина в вине.
Из машины вышел хмурый Лева и, не сказав ни слова, с мрачным видом достал с заднего сиденья спортивную сумку. До Художника донеслось приятное, услаждающее слух позвякивание. С распростертыми объятиями он продекламировал:
- Мрачнее тучи был Гаврила,
Гаврила гневом исходил.
Бессмертная "Гавриилиада".
Лева поморщился.
- Ты как всегда пьян, Сема, и даже не скрываешь этого.
- От друзей ничего не скроешь, - возразил тот, сияя как новенький рубль.
Но за него вступился Ковригин:
- Это он от долгого ожидания пьян. Перевозбудился. А ты чего такой кислый? Дела не идут?
- А то ты сам не знаешь, какие у нас дела творятся. Скоро весь город одним большим синим трупом станет. И всем это до фени. Никто даже не чешется. Верхи не хотят, низы не могут. У меня за последние две недели несколько долгосрочных контрактов полетело к бесу. С нами отказываются иметь дело, как с зачумленными. Как в таких условиях можно работать, я вас спрашиваю? - он уже не говорил - кричал, яростно размахивая руками. Драпать отсюда надо, драпать. И как можно скорее, на все четыре стороны.
- Какая блоха тебя укусила?
- Эта блоха зовется налоговой полицией. И так все дела горят синим пламенем, так еще эти архангелы со своими иезуитскими методами и дешевыми улыбочками. Обобрали до последней копейки. Поставщики подгадили. Не удосужились письменно зафиксировать разрыв отношений. Три слова по междугородке и гудбай, Вася. А этим кровососам-бюрократам бумажки подавай обо всем на свете. А кто мне неустойки платить будет? - он со злостью швырнул сумку на табуретку, так что содержимое ее жалобно зазвенело.
- Лева, мы тебе искренне сочувствуем, но не надо так бушевать. Лучше садись и выпей, - Семен уже доставал из сумки бутылки, любовно прочитывая этикетки на заморской продукции. Но первой он откупорил родную "Столичную" - недостатком патриотизма Художник никогда не страдал.
Разлил.
- За процветание Гаврилы - источника наших благ, за наш ум, честь и совесть во веки веков. Поехали.
Несколько омраченное начало вечера было сглажено подхалимским тостом Семена и громким звоном чокающихся стаканов.
- А все-таки отсюда надо делать ноги, - Лева уже успокоился, но сидел с задумчивым видом. - Здесь гиблое место. Не успеешь оглянуться, как тебя уже запакуют и отправят коптить небо.
- Что верно, то верно. Только бежать надо было раньше, когда возможность была. Сейчас - финита ля комедия. А попытаешься нелегально - из тебя решето сделают.
- Город не закрыт наглухо. Как ты думаешь к нам жратва попадает? Вот это, - Лева кивнул на сумку, - поставляет в город мой знакомый. Бывший мой клиент, сейчас новое дело разворачивает. Спирт людям нужен в любых ситуациях, даже при смерти пить будут. Сейчас в городе алкоголя потребляется в два раза больше, чем раньше, до эпидемии. Вот так-то. Достоверные сведения. А если есть въезд, значит должен быть и выезд. Я по своим каналам могу разузнать про это дело. Товарный вагон, конечно, не лучшее средство передвижения, да и ненадежное. Вот если выйти на контрабандные пути...
- А что, есть и такие?
- Сейчас все есть. Должно быть и это. Надо наладить связи. Ну как, что скажете?
- Побег - вещь вообще романтическая, - отправляя в рот кусок колбасы, прожевал Семен. - И главное - масса острых ощущений. Особенно, если пристрелят невзначай.
- На выбор: либо умрешь белым человеком от руки защитника родины. Заметь - почти что героическая смерть. Либо ты станешь синюшной поганкой и помрешь от неизвестной науке пакости.
- Да-а, невелик выбор. Но я оптимист - это меня и погубит, - Семен открыл бутылку коньяка и понюхал. - Клопомор, - он презрительно отверг иноземное пойло и налег на отечественное. - До последней капли крови буду верить я в святое! - провозгласил он, поднял стакан, посмотрел его на просвет и торжественно опрокинул в рот. - Меня никакая зараза не возьмет. Подавится. Да и куда мне. Здесь у меня мастерская. И Клавдия. Ее не брошу, а с собой тащить - лучше сразу в гроб. Не побегу, - резюмировал он и приложился прямо к горлышку бутылки.
- Извини, Лева, я тоже никуда отсюда не побегу, - принял эстафету Ковригин. - Хватит, набегался. Привык я к этому городу, к работе своей. Да и с чисто рассудочной точки зрения наблюдать за ходом вещей гораздо интереснее из центра событий, а не со стороны, ты не согласен? Я останусь здесь до конца, каков бы он ни был.
- Ну и черт с вами, недоумки. Я тоже остаюсь. Не знаю, правда, зачем. Пока погляжу.
- Паша, пока не забыл, я хочу поставить перед тобой вопрос ребром, слегка заплетающимся языком заговорил Художник.
- Валяй.
- Ты о чем с мой супругой давеча разговаривал? Что ты ей наплел про меня? Две недели уж сама не своя ходит. Сенечка то, Сенечка сё. Обхаживает как младенца, даже не перечит. Даже не кричит. Все про картины пытается расспрашивать. Что да как. Да когда я их выставлять буду. Говорит, что когда я стану мировой знаменитостью, разлюблю ее и брошу. И ревет в три ручья. Что ты с моей супругой содеял, изверг? - возопил он, потрясая пустым стаканом.
- Да ничего я с твоей женой не делал. Просто объяснил ситуацию. Просветил бедную женщину на предмет взаимоотношений искусства и жизни. Для тебя же старался. Она хочет, чтобы я отучил тебя пить и пристроил куда-нибудь работать. Как будто я Дед Мороз и подарки вам принес. Ты согласен бросить пить, отвечай немедленно, да или нет?
Семен с минуту смотрел на Ковригина округлившимися глазами, потом возмущенно-жалобным голосом начал ругаться:
- Ну, Клавдия, ну, злодейка. За моей спиной плести интриги. И против кого! Против собственного мужа!.. Замышлять такое... такое... Да она кастрировать меня задумала. Ну, изменщица! На святое руку поднимает - на искусство! Ну я ей покажу, ну я ей задам... Вот только допью...
Он налил в стакан виски, глотнул и скривился:
- Какое дерьмо это ваше шотландское виски. Им только шотландских пони поить можно. В самый раз будет, - он пьяно хохотнул.
- Семен, ты закусывай, закусывай. Не забывай, что здесь только одна кровать, и она моя. А тебе придется еще в свой гараж топать.
- Ладно-ладно, сквалыга, разберемся еще, чья это кровать, - пообещал тот.
Потом поднялся, потребовал тишины и возгласил:
- Господа! У меня родился замечательный тост, - он был заметно пьян. Как известно, миром правят две вещи: деньги и искусство. Нет. Искусство и деньги. Так лучше. Так вот, выпьем за крепкую спайку того и другого, за то, чтобы одно не оскудевало без другого...
- Как это деньги могут оскудеть без искусства? - удивился Лева.
- Не перебивайте, господин Коммерсант. Вам еще будет предоставлено слово. Современное искусство хиреет без финансовых вливаний. Деньги, точнее, денежные мешки в лице вас, господин Коммерсант и ваших коллег без искусства вырождаются в хищных барыг. Искусство облагораживает даже таких невежд, как ты, Лева...