— Добрый вечер! — растерянно отозвалась Зина.
— Как я рада вас видеть! Я часто спрашивала Виктора: отчего вы больше к нам не заходите? — восторженно улыбалась Жаннет. Крестовскую покоробило это лицемерие — разумеется, мадам Барг не забыла, как Зина в пьяном виде била им стекла. Но ради внука она старалась изо всех сил.
— Я… была занята. Перешла на новую работу, — пробормотала Зина. — Я тоже рада вас видеть.
— Ах, какая прекрасная опера! Я так благодарна Виктору, что он вывел меня в свет! — Жаннет закатила глаза. — Это для меня такой восторг!
— Мне тоже нравится спектакль, — коротко сказала Крестовская. — А как ваш супруг?
— Благодарю. Несмотря на годы, все так же деятелен и занят делами, — мадам Барг покосилась на Виктора. — Дорогая, позвольте вас пригласить на чашечку чая к нам на Ришельевскую! В любой день, когда сочтете удобным. Я почти всегда дома. Это такое удовольствие — поговорить с образованным, культурным человеком! Буду очень рада вас видеть!
— Благодарю, — отозвалась Зина, не желая уступать мадам Барг по части хороших манер.
За все время этого странного диалога Виктор не проронил ни единого слова.
В этот момент появился спутник Зины, Валентин, чем буквально ее спас. Он нес поднос, на котором были два бокала с коньяком, бутылка сельтерской и тарелочка с двумя пирожными.
При виде офицера НКВД лица Жаннет и Виктора заметно вытянулись. Зина усмехнулась про себя.
— Что ж, не смеем вас больше задерживать, — пробормотала Жаннет, — и помните про мое приглашение! — буквально выдавила она из себя.
— Обязательно! — Крестовская чуть склонила голову, и Жаннет с силой утащила за собой Виктора Барга в толпу. При этом он не сводил глаз с Зины и несколько раз обернулся.
— Кто это такие? — жуя, спросил Валентин.
— Знакомые, — ответила Зина.
— Никогда не видел таких старушенций! Это что-то! — Было видно, что ее спутник действительно удивился.
— Она француженка. Почти… — бросила Крестовская, непонятно зачем, напрочь уже забыв и про Жаннет, и про спектакль, и про Валентина. Перед ней было только лицо Виктора — единственное, что до конца вечера Зина видела перед собой.
Вечер был безнадежно испорчен, и на обратном пути из Оперного театра Крестовская почти не разговаривала со своим кавалером, который, она в точности знала это, теперь навсегда остался в прошлом…
На службу Зина пришла уставшая, не выспавшаяся. Всю ночь ее мучили кошмары. Но утром она ни за что не смогла бы пересказать их содержание. Просто что-то большое, страшное, темное увлекало ее за собой.
К счастью, в этот день не было совещаний и планерок. Но после обеда в столовой Зина все-таки столкнулась в коридоре с Бершадовым.
Он остановился, очень пристально всмотрелся в ее уставшее, вытянутое лицо, и вдруг… расхохотался. Если бы в мире существовал дьявол, то такой смех точно стал бы его визитной карточкой. Зина очень быстро бежала по коридору, пытаясь спастись от этого наваждения. А ей вслед всё звучал этот дьявольский, издевательский смех…
Так прошло пять дней. Крестовская понемногу успокоилась. А на шестой день, вечером, когда она возвращалась со службы, прямо в дверную ручку ее комнаты кто-то вдел букет ярко-красных роз.
В этот день Зина задержалась допоздна — нужно было перепечатать несколько очень важных документов. И было уже около восьми вечера, когда она наконец вернулась домой — уставшая, голодная, и вдруг этот букет роз, вставленный в ручку двери… Несмотря на зиму, цветы все еще хранили влагу и свежесть, и было похоже, что их только что срезали.
Не отпирая дверь комнаты, не вынимая букета, Зина выбежала на улицу. Остановилась, и, смешно сказать, как собака принюхивалась. А потом и безошибочно забежала за угол дома. Там в темноте стоял Виктор.
— Я ждала тебя раньше, — выдохнула она, все сильнее и сильнее ощущая легкий флер его одеколона, который, как прозрачная вуаль, все еще дрожал в воздухе, оставляя тот неуловимый след, по которому она его нашла.
— Знаю. Я все пять дней здесь хожу по вечерам, — вздохнул Барг.
— Почему не подошел?
— Боялся, — коротко ответил он.
— Меня или себя? — Зина нахмурилась, не понимая, что вообще происходит.
— Я не могу без тебя жить, — как-то очень просто сказал Виктор, потом поправил: — Нет, не так. Я не хочу без тебя жить.
— Зачем ты пришел? — Крестовская чувствовала предательскую крупную дрожь в теле, приходящую из глубины позвоночника так, как приходила всегда, стоило Баргу только прикоснуться к ней рукой.
— Попросить прощения, — голос его звучал глухо.
— Попросил? Теперь уходи!
— Хорошо, — он сделал несколько шагов назад, не сводя с нее глаз.
Потом все произошло быстро. Так быстро, что Зина не успела даже очнуться. Барг вдруг стремительно бросился вперед и рухнул прямо перед ней на колени, обхватил ее ноги и спрятал в подоле ее пальто свое лицо…
— Прекрати! Что ты делаешь… — Крестовская попыталась высвободиться, но это было невозможно: прижимая лицо к ее ногам, Виктор все говорил, говорил без конца… Она не слышала его слов, они сливались в надоедливый, бессмысленный шум. Наконец он поднял лицо — оно было залито слезами.
В этой сцене было что-то жутко гротескное и комичное, и Зина принялась хохотать, и хохотала до тех пор, пока не сорвала голос в рыданиях. Это комичное на самом деле было трагичным — так, как часто бывает в самой настоящей, жуткой, непридуманной трагедии…
На следующее утро Зина проснулась в объятиях Виктора. Простила ли? Она никогда больше не задавала себе этотого вопроса. Верила ли в то, что он изменится? Нет, она была твердо уверена, что он не изменится никогда в жизни — люди не меняются. Чувствовала ли себя счастливой? Она больше не жила на земле. Она словно укрылась облаком, зарылась в него с головой, и это облако отделяло ее не только от реального мира, но и никогда не оставляло наедине с собой.
Крестовская умирала каждую ночь в цепком кольце обнимающих ее рук и утром снова возрождалась заново. И это было больше, чем счастье — облако забвения, укрывающее ее от себя, заставляющее навсегда забыть прошлое и все, что существовало до этого мгновения.
Через неделю Вмктор снова переехал к ней. Несколько дней подряд при взгляде на Зину Бершадов хмурился, и каждый раз, когда она ловила его взгляд, его лицо становилось мрачным, и Крестовская сжималась от его взгляда, прекрасно понимая, что он думает.
Как-то раз она осталась в его кабинете после очередного совещания — нужно было обсудить кое-какие дела. Но Бершадов не стал этого делать, даже намеренно закрыл папку с бумагами. Потом вперил в нее тяжелый взгляд.
— Знаешь, Зинаида, какая самая отличительная черта всех предателей? — вдруг произнес он.
— Нет, — пролепетала Зина. Ей стало трудно дышать.
— Главная отличительная черта всех предателей — это трусость. Больше всего на свете, больше потери собственной жизни предатели боятся сказать правду. Это для них мучительнее, чем средневековая казнь, когда заживо сдирают кожу. А значит, они снова и снова будут предавать.
— К чему это ты? — нахмурилась Зина, прекрасно понимая, что подразумевает Бершадов.
— Попробуй спросить предателя о правде — и ты сама увидишь, что с ним будет. Попробуй задать простой вопрос: как мы будем жить дальше? И ты сама не поверишь тому, как быстро сдуется предатель, — просто как мыльный пузырь.
— Я все еще не понимаю, к чему ты говоришь это, — Зина отвела глаза в сторону.
— К предателям нельзя возвращаться, — не сдержавшись, хлопнул рукой по столу Григорий. — Лучше грызть землю и собственные руки. Лучше биться головой о стену и как бешеный зверь выть. Но возвращаться к предателям нельзя. Нельзя! Потому что предатель будет предавать снова и снова — до тех пор, пока однажды, глядя на себя в зеркало, ты никого не увидишь в этом зеркале…
— Я не поняла ни слова из того, что ты сказал. — В голосе Зины проявилась не свойственная ей резкость. — Но у меня нет времени разводить пустые разговоры. Надо работать.
В этот вечер, вернувшись домой, она была непривычно тиха и вела себя так отстраненно, что Виктор Барг не выдержал. Обняв Зину, он сжал ее с нежной силой:
— Любовь моя, что с тобой? Что тебя мучает?
— Я не знаю, — ей хотелось плакать.
— Не думай ни о чем плохом. Гони прочь плохие мысли. Мы с тобой всегда будем вместе. До конца жизни. Рядом.
Месяц пролетел как один день. Счастливый, как сон, пока однажды утром, собираясь на работу, Зина вдруг не сказала:
— Все это хорошо, но как мы будем жить дальше? Ты думал об этом?
Вопрос был пустым, просто так. Но Барг вдруг отозвался серерьезно.
— Думал, — ответил Виктор, не сводя с Зины внимательных глаз. — Я давно хотел поговорить с тобой о нашем будущем. Похоже, этот момент настал.
— Говори, — насторожилась Зина.
— Не сейчас. Вечером. Возвращайся с работы пораньше. Я сказажу тебе что-то очень важное. Приготовлю ужин, мы поужинаем, и спокойно обсудим, как нам быть.
— Ты хочешь поговорить о нас? — Крестовская аж задохнулась от счастья. К счастью она совсем не привыкла, и оказалось, что от счастья трудно дышать.
— Ну разумеется, о нас! О ком же еще? — рассмеявшись, Барг поцеловал ее в кончик носа. — Вечером я с нетерпением буду ждать тебя! Я хочу сказать тебе что-то очень важное, — повторил он.
Весь день Зина летала как на крыльях. У нее было никаких сомнений в том, что Виктор хочет сделать ей предложение. Каждая женщина всегда чувствует подобный момент! Зина ощущала себя невероятно счастливой. Глаза ее сверкали, ей хотелось петь. И, глядя на ее сияющее лицо, Бершадов хмурился больше, чем обычно.
Крестовская едва дождалась шести часов, и в одну минуту седьмого вылетела с такой скоростью, которой от себя даже не ожидала. Интересно, купит ли Барг шампанское? Цветы, обязательно будут цветы! Он так любит цветы, ее Виктор. Наверняка будет в комнате празднично накрытый стол. Он ведь так старается, чтобы вокруг всегда была красиво. Ее Виктор…