Люди радовались, пѣли и плясали вокругъ всесовершеннаго. Но плакали матери кровавыми слезами и никто не удивлялся имъ, потому что всеблагой былъ безконеченъ и былъ — страданіе.
Сидѣлъ онъ высоко и смотрѣлъ своими мѣдными глазами, сидѣлъ вѣчно и смотрѣлъ. Видѣли безконечность его глаза, и земля у ногъ его утучнялась кровью. Цвѣли цвѣты и зрѣли плоды на утучненной землѣ, и вотъ цвѣты дѣлались все благоуханнѣе и плоды сочнѣе.
Вмѣсто увядшихъ цвѣтовъ выростали лучшіе и вмѣсто сорванныхъ плодовъ — болѣе сладкіе.
Люди рождались и умирали и опять рождались. Были они, какъ сорванные цвѣты и какъ созрѣвшіе плоды. Росла ихъ мудрость и шелъ ученикъ дальше своего учителя. Были они грязны и сгорблены попрежнему, кора грязи покрывала ихъ, потому что они жили скудно и мрачно, какъ черви, но свѣтлѣли ихъ души.
Пришло время, и вотъ, неподвиженъ и глупъ сдѣлался для нихъ мѣдный Властитель и стали они искать другого.
А когда иной изъ людей говорилъ:
«Не нуженъ намъ совсѣмъ господинъ, который казнитъ и караетъ и въ зловоніи жертвъ находитъ наслажденіе!»
Ему отвѣчали:
«Безумный рабъ! Развѣ жизнь — не страданіе? Какъ же намъ безъ господина?»
И многихъ такихъ сожгли и побили камнями до смерти. Прахъ и пепелъ ихъ развѣяли по вѣтру, какъ прахъ нечестивый.
Искали люди и говорили:
«Гдѣ же милостивый Властитель нашъ, который выведетъ насъ изъ плѣна?»
Искали и нашли и создали новое возвышенное сѣдалище, которое возвышалось надъ равниной, и посадили на него новаго Властителя.
А стараго, мѣднаго, съ протянутыми руками, низвергли.
Украсили новое сѣдалище и одежду новаго Властителя убрали золотомъ, чистымъ, тяжелымъ золотомъ и драгоцѣнными каменьями. Каждый изъ этихъ камней, — а было ихъ многія тысячи — стоилъ тысячу и пятьсотъ жизней.
Стояли передъ Властителемъ согнувшись и не смѣли взглянуть на лицо его. Читали надписи, которыя глубокими буквами были вырѣзаны по сторонамъ сѣдалища.
На сѣверъ была надпись:
«Покайтесь! Такъ какъ приближается часъ, когда я приду судить васъ».
На югъ была надпись:
«Смирите души ваши и преклоните головы, ибо для смиренныхъ мое царство и прокляты мною гордые».
На востокъ была надпись:
«Презрѣнъ и проклятъ этотъ міръ вашъ. Отверните отъ него лица ваши и прославляйте смерть, ибо я даю вамъ воскресеніе. Горе счастливымъ и любящимъ жизнь: они во власти дьявола».
На западъ была надпись:
«Ранящему васъ бичу покоряйтесь и смерти радуйтесь!»
У подножія сѣдалища корчились безумные и бѣсноватые, въ нищенскихъ рубищахъ. Были и такіе — и даже довольно многіе — которые оскопляли себя во имя Властителя.
Служившіе же ему въ пышныхъ одеждахъ, украшенныхъ золотомъ, изрыгали брань на міръ и жизнь. Другіе, тощіе, какъ истлѣвшіе трупы, и въ темныхъ одеждахъ, отвѣчали:
«Истинно такъ! Будемъ плакать и каяться».
Но такъ какъ время проходило и поколѣніе нарождалось за поколѣніемъ, то совершенствовались люди и глаза ихъ прозрѣвали. Тѣ, которые прозрѣвали— видѣли, что этотъ Властитель — грозенъ и свирѣпъ, какъ прежній, и пожираетъ юношей и дѣвъ. Такъ какъ много было погибавшихъ именемъ его, и не отворачивалъ Властитель своего лица отъ дыма этихъ жертвъ.
А служители его говорили:
«Страдайте. Или не видите, что глубоко написано на камняхъ сѣдалища? Не для радости этотъ міръ, но для скорби. Кайтесь и готовьтесь къ новой жизни, за гробомъ. И благословляйте бичъ, падающій на спины ваши. Покайтесь!»
Люди слушали и каялись, пресмыкаясь въ прахѣ и цѣлуя стопы ногъ служителей. Покаявшись, умирали и черви ѣли тѣла ихъ, и обращались они въ грязь и плѣсень.
И были мертвые — мертвы, а новые рождались и ждали воскресенія.
Была земля велика и плоска, какъ прежде. Но выростали на ней цвѣты все пышнѣе и плоды — слаще. Жажда познанія грызла сердца людей и свѣтлѣлъ ихъ духъ въ то время, какъ тѣла были грубы и безобразны.
Иные поднимали уже лица вверхъ, отъ грязной земли, и искали, — но такихъ предавали смерти, во славу Властителя.
Говорили служители его:
«Согнитесь».
Жили также люди называющіе себя мудрецами, обласканные сильными и тоже говорили:
«Согнитесь».
Потому что пуста была мудрость ихъ — мудрость смиренія.
Но смѣнялись цвѣты цвѣтами и поколѣніе проходило за поколѣніемъ.
Обветшало драгоцѣнное сѣдалище, и лицо Властителя источилъ дождь и вѣтеръ, — и многіе начали думать, что онъ не вѣченъ. А когда посмотрѣли на глубокія надписи, то увидѣли, что законъ изглаживается, потому что время съѣдаетъ и камень.
Такъ узнали, что не вѣченъ ихъ Властитель.
Видѣли служители и всѣ, украшенные золотомъ, что будетъ имъ худо, потому что кормились они у сѣдалища, и сказали:
«Нуженъ новый господинъ, а то низвергнется этотъ, какъ и первый».
Призвали со всего свѣта называющихъ себя мудрецами и сказали имъ:
«Вотъ, видите, что случилось? Сдѣлайте же новаго господина по всей мудрости вашей
Тогда мудрецы сошлись тѣсно, кивали лысыми головами и сыто улыбались, и дѣлали господина. Вложили въ работу всю свою хитрость и все свое знаніе, — а хитрость и знаніе ихъ были велики.
Но не увидѣли мудрецы, какъ пришелъ Нѣкто.
Былъ онъ огроменъ и трепетали жизнью всѣ его члены, потому что не былъ онъ сдѣланъ изъ мѣди или золота.
Стоялъ на высокой горѣ, видѣлъ съ нея всю землю, на которой жили люди. И держалъ въ рукѣ молотъ, которымъ разбивалъ.
Голосъ его превосходилъ собою раскаты грома, и слышали его всѣ.
Говорилъ онъ такъ:
„Подымите головы. Разогните спины, чтобы увидѣть меня всего, могучаго съ молотомъ, въ свѣтѣ солнца. Вотъ города, которые я строилъ, и дороги, которыя я проводилъ, и нѣтъ ничего, чего бы не коснулась рука моя. Итакъ, разогнитесь, потому что я — это духъ вашъ и ваша сила. Поглядите вокругъ и увидите, что міръ прекрасенъ, и нѣтъ радости лучше, какъ радость жизни. Смѣйтесь и радуйтесь и въ радости побѣждайте“.
Смутились мудрецы въ тѣсномъ кругу своемъ и шептали:
„Что онъ говоритъ? Не бунтъ ли проповѣдуетъ“?
Смутились служители, одѣтые въ золото, и кричали:
„Согнитесь и закройте уши ваши, потому что это ложь. Кайтесь и молитесь!“
Но всѣмъ были слышны слова великаго съ молотомъ и падали, какъ роса жизни, на души всѣхъ тѣхъ, кто строилъ города и проводилъ дороги. И даже тѣ, которые рылись, какъ кроты, подъ землею, вышли и слушали.
Разносился голосъ великаго до отдаленныхъ краевъ земли, и тѣ, кто слышалъ его, разгибались и смотрѣли прямо — и видѣли, что миръ будетъ прекрасенъ, если они возьмутъ его.
Нельзя было ужъ ихъ всѣхъ сжечъ или побить камнями, во славу Властителя, потому что они создали все и опустѣлъ-бы міръ безъ нихъ, и долженъ былъ погибнуть. Но одѣтые въ золото неистовствовали, спрашивали совѣта у мудрыхъ и набросали гору труповъ у подножія дряхлѣющаго Властителя. И кивали лысыми головами мудрецы, говоря:
„Такъ слѣдуетъ по закону“.
Но кривы были ихъ улыбки, какъ улыбки приговоренныхъ.
Когда же проникъ голосъ великаго до самаго отдаленнаго края земли и всѣ, слышавшіе его, выпрямились и смотрѣли прямо, — упалъ съ великимъ грохотомъ погибшій Властитель и разсыпалось въ дребезги его высокое сѣдалище. Погребены были подъ нимъ всѣ украшенные золотомъ и называвшіе себя мудрецами — и кровь ихъ смѣшалась съ кровью ихъ убійствъ.
Расцвѣла земля новой жизнью и не было на землѣ Властителя, кромѣ радости существованія, — и не строили украшеннаго сѣдалища великому, потому что онъ жилъ въ сердцахъ всѣхъ, кто разогнулъ спину свою и прозрѣлъ.
Ходили новые люди по землѣ и жили хорошо, приближаясь къ счастью.
Но что было до того тѣмъ, которые уже умерли и истлѣли, и кости которыхъ обратились въ прахъ.
Напоена вся земля страданіемъ ихъ.
Что имъ до того, что люди познали начало счастья и все ближе подходятъ къ нему?
Истлѣли ихъ дряхлыя кости.
Въ страданіи они родились, въ страданіи умерли. Что имъ до радости?
13
Костеръ догоралъ. Кто-то изъ каменщиковъ взялъ обѣими руками большую охапку хвороста и бросилъ ее на груду тлѣющихъ угольевъ. На нѣсколько мгновеній еще сохранявшееся пламя совсѣмъ погасло. Потомъ вырвался наружу первый огненный языкъ, длинный и острый, за нимъ другой и третій.
— Да, мы должны помнить о жертвахъ! — задумчиво проговорилъ Лексъ. — Еще въ дни моей молодости люди чаще вспоминали о тѣхъ, кто выковалъ ихъ счастье. Тогда еще въ душахъ многихъ таилось что-то… что-то родственное тѣмъ, которые погибли. А теперь они намъ чужды, слишкомъ чужды… И мы ихъ забываемъ.
— Я думаю, что они не были такъ ужъ очень несчастны! — сказалъ Виланъ. — Вѣдь они не видѣли ничего лучшаго.
Коро сѣлъ ближе къ писателю и, положивъ руку ему на плечо, сказалъ:
— Твоя сказка хороша, Кредо. Ты воскресилъ во мнѣ старое, старое. Я думалъ, что это навѣкъ похоронено, но оно еще живо.
— Да, — отвѣтилъ Кредо, — я чувствую это, но сказка не удалась. Почему мнѣ никогда не удается, Коро, разсказать то, что назрѣло въ моей головѣ?
— Никогда?
— Никогда. И вотъ, я думаю: уничтожимъ ли мы когда-нибудь это страданіе, — страданіе творчества? Передо мною — лѣстница изъ мечей, и я долженъ по ней восходить наверхъ. И когда я уже весь израненъ — я оглядываюсь и вижу, что поднялся совсѣмъ не такъ высоко, какъ думалъ. Ахъ, я никогда не бываю доволенъ тѣмъ, что я создалъ. А мнѣ хотѣлось-бы пережить одну только минуту, — одну краткую минуту полнаго удовлетворенія. Сказать: вотъ, я достигъ вершины, и сдѣланное мною — хорошо.
— Мнѣ тоже приходило это въ голову. Но я думаю что такое страданіе нельзя и не нужно уничтожать. Вѣдь это — наша душа.
— Нѣтъ, Коро, нѣтъ! Придетъ время, — можетъ быть, оно еще очень далеко, — и мы будемъ создавать лучшее. Каждое созданіе сдѣлается нашей истинной гордостью, потому что оно будетъ высочайшимъ плодомъ нашей творческой силы.
Галъ утомился. Онъ полулежалъ, закрывъ глаза, и тѣни огней неровно скользили по его лицу.