которых составлен иероглиф, по форме напоминает большой шалаш высотой до 1,5 м и состоит из вязанок дров и соломы, укрепленных на специальных подставках. Их приносят в горы заблаговременно и раскладывают в определенном порядке. Таких вязанок требуется много, так как иероглифы действительно очень большие. Например, на склоне Нёигадакэ горы Хигасияма раскладывают 75 костров, составляющих иероглиф «дай» («большой»). Между кострами оставляют довольно значительное расстояние. Длина горизонтальной линии иероглифа — 70 м, левой пересекающей — 155 м, правой — 124 м. Именно с зажигания костров в форме этого иероглифа началась традиция окуриби в горах.
В период Камакура появился еще один иероглиф — «мё» («чудо»), который начали зажигать на склоне Мацугасаки горы Нисияма. В Эдо дзидай к нему добавили иероглиф «хо» («закон»), и вместе они составили понятие «великое учение Будды». С XVIII в. начали раскладывать костры в форме лодки на горе Мёкэн около храма Нисигамо. Для этих костров в храме Кинкакудзи заготавливают специальные дощечки, на которых пишут пожелания душам предков. Кроме того, около этого храма зажигают иероглиф «левый». На горе Атаго в районе Сага костры раскладывают в форме тории.
Перед тем как начинается церемония зажигания костров, гасят городские огни и город окутывает темнота. По сигналу — удару колокола — люди в праздничных одеждах с изображением иероглифа, который они будут зажигать, подносят к вязанкам дров факелы. Костры вспыхивают один за другим. Священнослужители в это время в храмах бьют в гонги и читают сутры. То там, то здесь раздаются удары барабанов. Такое море огня довольно опасно, поэтому за кострами тщательно наблюдают во избежание пожаров.
Раньше все пять сверкающих иероглифов можно было видеть повсюду, сейчас же таких мест осталось только два. В этот праздничный вечер практически весь Киото и его многочисленные гости выходят на улицу и собираются в тех местах, откуда лучше видны горящие иероглифы. Детей поднимают на плечи. Многие забираются на крыши домов и деревья. Атмосфера повсюду приподнятая. Костры горят около часа. Завершается церемония пуском фонариков на воду.
Так проходит Бон в большом городе. А вот как отмечают этот праздник в одной из горных деревень преф. Ниигата. Обычно здесь очень тихо и безлюдно, но в дни праздника население чуть ли не удваивается. Возле домов стоят автомашины с городскими номерами, из окон доносятся голоса и смех: это возвратились домой на короткий срок те, кто работает в городе на отхожих промыслах, а также дети и внуки, уже давно покинувшие деревню и приехавшие теперь в родные места. Могилы в эти дни убраны и украшены цветами, как того требует ритуал. Повсюду поднимаются дымки курений.
Вечерами жители собираются группами во дворе храма или на школьном дворе. Одни танцуют, другие смотрят представление или принимают участие в разнообразных играх и аттракционах. Так, мужчины весело соревнуются, кто правильно определит на вкус шесть сортов сакэ, так как этикетки на бутылках заклеены. Победивший получает приз — бутылку сакэ. Проводятся и другие соревнования; например, кто лучше разрежет арбуз, и пр. Победишь или нет, неважно, главное, что у всех хорошее настроение, все забывают на несколько дней тяготы повседневной жизни [144, 1986, № 8, с. 64].
Важнейшим компонентом праздника являются танцы бон-одори, ставшие самостоятельным культурно-историческим явлением. Первоначально эти танцы предназначались для ублажения душ предков. Считалось, что души умерших, приходя домой из загробного мира, хотят поблагодарить Будду за то, что они благополучно вернулись домой. Но поскольку мертвые не могут благодарить сами, вместо них это делали родственники. Они обращались к великому Будде со словами «Наму Амида Буцу» или «Наму Сяка Муни Буцу» в зависимости от принадлежности к разным сектам, что означало «О, Амида Будда» или «О, Сакья Муни». Одновременно они звонили в колокол, ударяли в барабаны и кружились на месте. Так было в эпоху позднего Хэйан (866–1185).
Вскоре в исполнение этих танцев люди стали вкладывать и еще один смысл — они выражали в танце свое уважение к труду и просили у обожествленных предков ниспослать им хороший урожай. Эти ежегодные танцы олицетворяли собой надежду людей на спокойную, радостную жизнь, мирные отношения в обществе, сплоченность, непрерывность связи веков.
Танцы были проникнуты также присущим японцам чувством некоторого сожаления о быстротечности жизни и уходящем времени года, в данном случае лета.
С течением времени ритуал исполнения танца усложнялся. Танцующие образовывали круг, в центре которого находился человек, который стал задавать темп ударом колокола или барабана. Затем к танцу добавилось и пение. Это действо во время праздника Бон послужило началом для возникновения бон-одори, которые, постепенно усложняясь, к XV в. превратились в народные танцы, исполняемые по-разному в разных районах. С большим энтузиазмом в этих танцах принимали участие женщины, которые в феодальные времена были лишены права участвовать в публичных выступлениях. И только бон-одори давали им возможность выплеснуть свои чувства, выразить себя в этом праздничном действе.
«Особое веселье придавал празднику массовый танец бон-одори, — свидетельствовал Катаяма Сэн. — Молодые мужчины и женщины плясали до потери сознания… Бон-одори служил поводом для молодежи предаваться свободной любви. Это было освящено обычаем и вовсе не означало падение нравов. Организацию праздника брали на себя буддийские и синтоистские храмы, а иногда — частные лица. Во время танца обязательно выступал специальный запевала, который давал танцу ритм. Слова для пения брались из популярных произведений… Крестьяне любили их слушать. Запевала обладал тенором или баритоном, всегда мягкого красивого тембра. Это была истинно народная музыка, очень популярная среди крестьян. Искусный запевала неутомим на выдумку. Танцующая молодежь загадывает загадки в форме песен, а он тут же импровизирует песню-отгадку. Запевала остроумен, смешит всех. Благодаря ему танец так и искрится весельем» [42а, с. 78].
В настоящее время бон-одори не только массовый танец, в котором могут принять участие все желающие. Его исполняют на сцене и участники художественной самодеятельности и профессиональные коллективы.
Бон-одори — ритмичный танец, в котором участвующие то замирают в изящной позе, то раскачиваются в такт, то кружатся во все убыстряющемся темпе, прихлопывая в ладоши. Танцы сопровождаются пением и ударами барабана или игрой на импровизированных инструментах. Песни и танцы сменяют друг друга беспрерывно. Певцы и танцоры поистине неутомимы. Во время Бон танцуют все: молодые и старые, мужчины и женщины, родители и дети. Они танцуют на площадках перед буддийскими и синтоистскими храмами, на площадях, улицах, в парках, на берегу моря и т. п. Особенно интересно наблюдать бон-одори в сельской местности [126, 113–117; 134, с. 61, 521].
В частности, большой популярностью пользуются так называемые Нисимонаи бон-одори — танцы во время праздника Бон в г. Нисимонаи (преф. Акита). Они являются подлинной жемчужиной народного творчества. Некоторые антропологи и этнографы относят появление бон-одори в этой местности к концу XIII в., другие считают, что они вышли за пределы храма только в XVII–XVIII вв. В то время танцы исполнялись ежегодно в течение пяти дней с 16 по 20-е число 8-го месяца и представляли собой моление об обильном урожае.
На протяжении своей более чем трехсотлетней истории Нисимонаи бон-одори встречали как поддержку, так и противодействие со стороны власть имущих. В период Тайсё (1912–1925) власти не только не поощряли исполнение этих танцев, но и пытались их запретить под предлогом того, что их исполнение «портит нравы». На самом же деле власти беспокоились прежде всего о том, чтобы горожане поменьше общались друг с другом, усматривая в массовых народных гуляниях нарушение общественного порядка. Такая политика встретила сопротивление жителей города, которые не могли допустить, чтобы была разрушена многовековая традиция исполнения бон-одори. Некоторые из состоятельных горожан делали пожертвования для сохранения и развития этого вида народного творчества. Благодаря усилиям энтузиастов, различных молодежных и женских организаций города традиция исполнения Нисимонаи бон-одори была сохранена и в неизменном виде существует и по сей день.
В настоящее время представления бон-одори в г. Нисимонаи проходят в течение двух дней — 16 и 17 августа. Они привлекают не только жителей города и его окрестностей, но и знатоков и ценителей народного танца со всех концов страны. Многие приезжают сюда за несколько дней до начала праздника для того, чтобы под руководством опытных педагогов приобрести хотя бы минимальные навыки в исполнении Нисимонаи бон-одори. Занятия проводятся в городском культурном центре.
Все принимающие участие в праздничных танцах должны быть в одинаковых одеждах. В основном это юката (легкое летнее кимоно) из ткани со специальным рисунком, на котором изображено растение фуки (подбела японская). Такое юката носит название одори-юката. Оно шьется или покупается специально для исполнения Нисимонаи бон-одори. На некоторых исполнителях надеты хануи — старинная нарядная одежда покроя кимоно, выполненная из шелка со сложным рисунком, составленным из нескольких орнаментов. Такие хануи делали во времена Эдо и Мэйдзи. Их шили специально для исполнения бон-одори в г. Эдо. Сегодня сохранилось не так уж много этих кимоно. Заново их не шьют, так как работа над ними очень сложна и трудоемка. Те, кто хочет надеть на праздник хануи, должны приложить немало усилий, чтобы разыскать их у старых владельцев [108, с. 13–14].
Головные уборы танцующих бывают нескольких видов. Самые экзотические — это так называемые хикоса дзукин. Этот головной убор делается из черной ткани. В старину — из льняной или хлопчатобумажной, сейчас — из нейлона или шелка. Хикоса накинут на голову таким образом, что свисает на лицо и на затылок. Поэтому на нем сделаны узкие прорези для глаз. Длина хикоса спереди — 85 см, сзади — 69 см, ширина — 31 см. Для того чтобы хикоса удержался на голове, сверху повязывают хатимаки. Кстати, у детей хатимаки — это праздничный головной убор во время бон-одори. Время возникновения такого своеобразного головного убора точно неизвестно [108, с. 15].