Простите мя, живая неживых,
Не отводите бережного взгляда.
Быть может, на земле я тоже буду – быхъ —
Достойным сыном вечности и стада.
Мне еще успеется побывать в аду,
Мне еще успеется полетать во тьме,
Я еще накланяюсь Божьему суду,
Если там останусь я в своем уме.
Проливные дождики льются за окном,
Листья полотенцами до травы висят.
Думаю, не думаю только об одном.
Сон мой продолжается весен пятьдесят.
Лик твой полукаменный и вечерний Плес.
И беседки золото на крутой горе.
Кто меня, отшельника, в этот край занес,
В самой неразборчивой и слепой поре.
Звезды в небо падали. Осень и жара.
И огни нездешние словно наяву.
Ты явилась обликом моего ребра.
И с тех пор без просыпу я один живу.
Что мои беды размером с обиду,
Что мои грусти в пространство дождя…
Я же уехал в зеленую Ниду
С бронзовым бюстом на фоне вождя.
Я же начистил загарами плечи,
Стадом пасомый искусным вельми…
Может быть, выберем станцию встречи
В гибельном Риме, а можно – Перми,
Чтобы помочь тебе в вечной заботе
В каждой из игр до конца не пропасть,
В бедной игре безрассудства и плоти,
Где, что ни карта, то – битая масть.
Свет наваждения и лицедейства
Валит мозги наугад набекрень.
Бледный итог несвершенного действа,
Счастья минувшего древняя тень.
Жизнь моя разминулась со мною,
Незаметно прошла стороной,
Поначалу – далекой войною,
А в финале – заботой земной.
И светила себе в полнакала.
И не мучалась праздно виной.
И, возможно, с другим куковала
Под какой-нибудь дохлой луной.
Не стучала в закрытые двери.
Не искала обратно пути.
Видно, каждому было по вере
Свою вечность покорно пройти.
Я один в надвечернем уюте
С несудьбою дышу в унисон,
В каждой будничной в меру минуте,
В каждом вздохе, похожем на сон.
Что-то солнце вверху беззакатно,
Что-то цвет его ал и багров.
Я отправлюсь на волю обратно
На какой-нибудь местный Покров.
Я открою набухшие веки
И ладонью по ним проведу.
И оставлю отныне вовеки
Этих дней нежилых череду.
Буду двигаться долго и больно,
Буду плыть не спеша, горячо.
И подслушаю Бога невольно,
Отодвинув наружу плечо.
И, раскаясь в утрате неверы
И в измене и злу, и добру,
С новым именем прежней химеры
Я немного еще не умру.
Пусть тьма течет вовне через меня,
А теплый свет не выбьется наружу.
Во мне достанет воли и ума,
Я боль свою тебе не обнаружу.
Играй легко в проливы и дожди
И береги нездешнее начало,
Мы только в жизни верные враги
И в том, что бесновалось и молчало.
Еще в жаре и вытеке свечи,
В тревожном сне, перелицовке встречи,
В расхожем покровительстве ночи,
В не искаженной сдержанностью речи.
И в том еще, что нам не по зубам,
Что булькает, стекает и сочится
Строкою бесконечных телеграмм:
Москва – Калуга. И Калуга – Ницца.
У нас с тобой война и близится победа,
Недолгим будет мир, недолгой – тишина.
Еще немного слез и ту же меру бреда,
И вот она опять, желанная война.
По Гегелю вполне срывает ветер ряску
С заросшего пруда, о благо, наконец.
Добавьте в бурный бой сиреневую краску
И пару золотых обуженных колец.
И Скрябина труба трубит себе протяжно,
И хаос поредел, в узор переходя.
Все сущее давно несущему не важно,
Как зонт над головой для общего дождя.
Ладони так теплы и влажны после боя,
Опущены глаза и смотрят в никуда.
И все пространство днесь до одури родное.
И крови тонкий след, как талая вода.
Обновление тела и духа
Невеселое суть ремесло.
В старом парке угрюмо старуха
Держит пальцами цепко весло.
Вот и снег завалил ее плечи,
Вот и листья покрыли главу.
Зря мы выбрали место для встречи
Не во сне, а, увы, наяву.
Кратко руки коснулись друг друга,
И слова перепутали речь.
Вместо долгого в меру испуга
Только выдох нечаянных встреч.
И уже из нездешнего часа,
Еле слышно, пускай второпях,
Пульс возвышенный общего мяса
Воскрешает мучительно прах.
Смысл жизни не мной утрачен,
А временем и временами,
А был он весьма удачен,
Явью храним и снами.
Был он еще возвышен,
Был он еще лелеем,
Хотя уже не всевышен,
Меж храмом и мавзолеем.
Странно, но эта утрата
Меня на лету зацепила.
И стал я на миг как вата,
И стало на миг бескрыло.
И долго еще под кожей
Боль эта так болела,
Что стала вполне расхожей,
Как эти душа и тело.
Что мне делать в этой бережной пустыне,
Где от прошлого ни звука, ни следа.
Только ветер вездесущий на равнине,
Где кружила и куражилась вода.
Только небо, только солнце и дорога,
Только ястреб над барханами вдали.
Мне хватило бы совсем немного Бога
И зеленой, а не выжженной земли.
Что же ты меня опять не обманула,
Мастерство твое, наверно, подвело.
Я вступаю осторожно и сутуло
В осень, хрупкую как тонкое стекло.
Что-то тихо, безуспешно и устало.
Воздух колется сквозь кожу горячо.
А душа еще из жидкого металла,
И уже из затвердевшего – плечо.
Время общей любви истекло,
Время личной любви не настало.
В первой суть и основа – стекло,
А вторая, увы, из металла.
Груда мусора где-то в углу.
То ли годы, а может, и сроки,
Я бы вытек беззвучно во мглу
Без особой и внешней мороки.
Я бы вылетел дымом в трубу,
Я бы вышел из вашего века,
Но кому я оставлю судьбу
В бедном образе человека?
Но кому я оставлю слова,
Что достались мне трудно в наследство,
Этой печки вселенской дрова,
Что дымят до распада от детства?
Выметаем вещи с памятью вовне,
Оставляем вещи, что еще далёко,
Прошлое осталось в безразличном сне,
Что уже не видит дреманное око.
Ничего, что стены чисты и пусты,
Ничего, что окна на замок закрыты.
Под руками дышат белые листы,
Под ногами гнутся мраморные плиты.
Красное на белом смутно в темноте,
Белое на черном смято и просторно,
Дышится свободно в прежней духоте
И живется снова наугад упорно.
Вот уже к рассвету движется рука,
Вот она взлетела выше одеяла.
Вот она связала две судьбы в века,
Покружив над нами, наконец, пропала.
И легко, как в детстве, думать ни о чем,
И кроить и строить эту явь упрямо,
Чтобы ты летела за моим плечом,
Словно ангел Божий по пути из храма.
Потолок потрогать руками,
Постоять на грудной клетке.
Звезда светит за облаками,
И сойка сидит на ветке.
Белка снует тихо,
Орехи в схорон таская,
Да минет нас нынче лихо
И вся суета мирская.
Падает снег, кружит.
Месяц как мяч бейсбольный.
Со мною сегодня дружит
Воздух шестиугольный.
И посреди пространства
Самого черного цвета
Лучше, чем постоянство,
Нет на земле предмета.
Бьется сердце через дорогу
Еле слышно в полночный час,