– Веня, сбегай, посмотри, – велел Юрьев одному из ассистентов.
Галахов, вздыхая, пользовался случаем и гладил Шумкову по безукоризненной спине.
– Эля, ты уверена, что это не актер? – спросила Флит.
– Какой актер? – ответила Шумкова зло. – Тут никто, кроме нас, не снимает, а мы тут одни уже три часа.
– Это правда, – пробормотала Лена.
– К тому же актера должен кто-то загримировать, – продолжала Элеонора.
– Никто не гримировал, – доложила Даша. – Я осталась и Марь Иванна, но она…
– Такими глупостями заниматься не будет, – закончила Лена. – Хотя я спрошу, конечно. Эля, вы успокойтесь, пожалуйста, скорее всего, это чья-то глупая шутка. Настя, принеси чаю, пожалуйста.
– Этого, конечно, нам всем и не хватало, – вполголоса произнесла Флит.
– Вы о чем, Марина, свет души моей? – осведомился Юрьев.
– О том, что если пошла на съемках чертовщина – не отвяжется, – заявила актриса. Она выглядела сейчас прекрасно: клыки сверкают, образ неупокоенной демоницы как нельзя кстати. – Знаете, что у группы «Ночного дозора» творилось? Все болели, родственники умирали…
– А на съемках «Мастера и Маргариты» вообще… – начал кто-то.
– Так, – сказал Юрьев тоном, который всех мгновенно заставил умолкнуть, – вот этого я не допущу. Суеверия оставим. Испугались? Так перенесите это на экран, а раздувать тут мистику я не позволю. Марина, вы что, всерьез? Давайте все успокоимся и продолжим работу.
Вернувшийся ассистент Веня доложил, что лампочки в коридоре светят исправно и никаких следов неприкаянного вампира нет. Элеонора снова зашмыгала носом.
– Вы мне не верите…
– Верим, – успокоила ее Лена. – Давайте Веня вас проводит к машине, чтобы такого больше не повторилось, а мы постараемся выяснить, что именно произошло.
В итоге все возвратились на рабочие места, а Шумкову, напоив чаем и успокоив, отправили в отель. Даша снова припудрила Галахова, прошлась кисточкой по невозмутимому лицу Матвея и спросила его тихо:
– А вы в вампира не верите?
– Мы завтра захоронение снимать будем, – прошептал Тихомиров в ответ. – Кто их знает, вампиров местных, может, им это не понравится.
И подмигнул.
9
Одели ее в дорогое платье, положили в золотой гроб и похоронили в семейном склепе.
Захоронение – воспоминания Далимира о том, как нехорошо обошлись с ним средневековые жители, – собирались снимать в городке Челаковице, находящемся неподалеку от Праги. После нескольких часов работы в Пражском Граде съемочная группа разделилась: меньшая часть под руководством Юрьева отправилась на натуру, загрузившись в автобус, а большая, включая массовку, собиралась под руководством Лены провести остаток дня в снятом по дешевке зале ради сцены на дискотеке, куда приходят вампиры.
Денек выдался пасмурный, но очень теплый; автобус катил по шоссе между зелеными холмами, трейлер с оборудованием мирно трюхал следом, неутомимый Юрьев трепался с водителем, а молодежь с хохотом играла в щелбаны. Предместья Праги закончились, потянулись равнины, маленькие городки, утопающие в зелени. Цвели яблони и абрикосы, за аккуратными заборчиками кивала пышными кистями сирень. Даша устроилась у окошка, чтобы посмотреть, и к ней вдруг подошел Тихомиров.
В прошедшие дни им едва удавалось перекинуться словом, только по работе, однако терапевтическую прогулку Даша не забыла. Матвей сам не знал, как помог ей тогда. Душевное спокойствие, хоть и не вернулось в полной мере, все же присутствовало, несмотря на периодически звонивший телефон. Звонков поступало меньше, однако Даша знала: тот, кто так настойчиво пытается с ней связаться, не смирится. Это не в его характере.
– Дарья, – сказал Матвей, устраиваясь рядом, и она вопросительно посмотрела на свое отражение в его темных очках, – я хотел тебя попросить. Когда дойдем до сцены захоронения, пожалуйста, сделай мне кровь на нижнем веке.
– Запросто, – согласилась она. – А Юрьев одобрил? Он придирчив к крупным планам.
– С Сергеем я это согласовал. Мне надо, чтобы, когда я заплачу, потекла слеза, смешанная с кровью. Маленький штрих к образу. Сергей так покажет способность Далимира к состраданию.
Даша так и не прочла вторую книгу – не успела, и сценарий видела урывками, – а потому спросила с искренним интересом:
– К крестьянам?
– Угу. Они его тащат убивать, а ему их жалко. Как Христу – не ведаете, дескать, что творите.
– Ого, – протянула Даша, – это смело. РПЦ одобрит такой сериал на центральном канале?
Матвей усмехнулся.
– Ну, Далимир все-таки положительный персонаж, несмотря на свою упырскую сущность. Он и кровь-то пил понемногу, так, чтоб не сдохнуть, а его Эстелла крестьянам отдала – и предала. Он до конца не верит, все хочет их простить. Потом, конечно, перевоспитался немного. А эта сцена, что Сергей сегодня готовится снимать, она должна быть страшной и берущей за душу. – Он помолчал и сказал вдруг: – Красиво, правда?
За окном был очередной городок, и старая каменная церковь над заросшим прудом, и тесное скопище чистеньких домиков – словно открытка.
– А вчерашний вампир? – спросила вдруг Даша. – Был или не был?
– К сожалению, сие мне неведомо, – произнес Матвей загадочным голосом и тут же вернулся к нормальному тону. – Не знаю. Могло и примерещиться, но меня смущает подробность описания. И Эле незачем врать, она и так привлекает к себе внимание. Она не такая, какой кажется.
– Умнее?
– Рассудительнее. И не особо пуглива. Я склоняюсь к варианту, что кто-то неудачно пошутил.
– Но…
– Даша, студия огромна. Шутник мог быстро уйти и спрятаться, а где он взял грим и костюм, это уже другие вопросы. Мистика… Ну, мистика, конечно, случается, однако в такие явления я не верю. Хотя… Ты знаешь, почему Сергей решил снимать именно в Челаковице?
– Нет.
– Там не так давно обнаружили вампирское захоронение то ли десятого, то ли одиннадцатого века. Не смейся, я серьезно. Были ли погибшие вампирами или нет, непонятно, зубы у них обычные. Но головы отсечены, причем через несколько месяцев после смерти.
– Фу, гадость какая, – не удержалась Даша. Матвей ее отвращения не разделил.
– Гадость, да не в том смысле. Скорее всего, эти «вампиры» были обычными людьми, чем-то не угодившими односельчанам.
Челаковице – маленький, хорошенький городок в холмах, с новыми районами, старой крепостью, где располагался музей, и древней церковью, – никаким мистическим флером, на взгляд Даши, не обладал, но чего не сделаешь с помощью спецэффектов. Зато снимать здесь было гораздо легче, чем в переполненной туристами Праге, куда все ринулись на выходные. Народу на улицах Челаковице оказалось немного, все шли по своим делам.
Группе хотелось поскорее закончить съемки и отправиться пораньше в отель или гулять в центре – надо с пользой потратить свободную часть вечера! А потому работали споро и деловито. Костюмеры с гримерами развернули походный штаб прямо в небольшом скверике и быстро превратили массовку в крестьян, а Матвея и Марину – в вампиров. Здесь им полагались костюмы тринадцатого века, однако с Тихомировым оказалось проще: на нем была белая рубашка, черные брюки и сапоги. Вторую рубашку, измазанную кровью и грязью, костюмеры держали наготове. По сюжету предполагалось, что Эстелла, которую крестьяне считают знатной дамой, властительницей этих земель, говорит старосте, что живущий здесь чужак – вампир. С наступлением сумерек толпа отправляется на охоту, возглавляемая Эстеллой. Матвей выходит из дома, пытаясь решить дело миром, однако на него наваливаются всей толпой и, после недолгой драки, одолевают.
Пока готовились, сумерки и подкрались; чехи, предоставлявшие доступ к историческому дому и право на съемки в Челаковице, стояли рядом с Юрьевым, одобрительно кивали. Местным явно нравилось, что их древняя история оживает, хотя бы и таким образом, и они гордились своими корнями – пусть их далекие предки убивали кого-то, не разобравшись, а ну как те мерзавцы и правда сосали кровь?
Матвей, несколько раз отрепетировавший с каскадерами драку, сказал, что готов.
Даша любила этот момент, когда вспыхивают огромные лампы, создавая танец теней и света, подчеркивающий настроение; любила, когда реальные здания или декорации обретают новую жизнь, играют новые роли. Даше казалось, что зданиям и улицам тоже иногда нравится менять личины.
И сейчас, когда дом шестнадцатого века окружили выкрикивающие проклятия люди в грязной одежде, с зажженными факелами, дух захватило. Несмотря на то что Даша точно знала: это – кино, не реальность.
Матвей вышел на порог и остановился; камера двинулась плавным полукругом, обходя его, меняя ракурс.
– Вот он! – произнесла божественная Флит, на чьем платье с тяжелыми рукавами искрились и переливались драгоценности (искусственные, конечно). – Вот тот человек, то исчадие ада, что никак не желает лечь в могилу и спать вечным сном как праведник! Вот он – чудовище, которое выходит под покровом тьмы, дабы пить вашу кровь!
– Смерть! Смерть! – заорали крестьяне.
Выглядело это жутко. Даша оглянулась: над холмами тлела алая, припорошенная облачным пеплом полоса, и вдруг подумалось, что ведь это – было. Какого-то человека, не похожего на других, выволокли из дома посреди ночи, умертвили, а затем, через несколько месяцев, вскрыли могилу и всадили осиновый кол в сердце. И так же догорал закат над мирными, только зазеленевшими полями, так же пробирался под одежду свежий вечерний воздух, так же коптили факелы, изготовленные чешскими реквизиторами очень, очень аутентично… Нет, тогда никаких реквизиторов не имелось. Настоящие крестьяне взяли палки, обмотали их пропитанными горючей смесью тряпками, и пахло здесь вовсе не киношным оборудованием и хлебом из магазина на углу, как сейчас, а грязью, потом, кровью и нечистотами.
Между тем актеры проиграли сцену до конца: крестьяне бросились на Матвея, тот сопротивлялся, но его одолели и поволокли вдоль по улице.