– Вот поэтому, – сказал Матвей, снова беря Дашу под руку, – я и не хожу по Праге в такое время.
– Ты кокетничаешь, – возразила Даша. – Я же видела, что тебе приятно.
– Приятно, конечно. Я не стану отрицать, для актера признание – это не просто часть работы, это часть удовольствия. Но сегодня мне хочется, чтобы нас не трогали. Поэтому я предлагаю поступить следующим образом… а впрочем, увидишь.
Он привел Дашу на Староместскую и зашел в отель «У принца». Лифт поднял посетителей на верхний этаж, где располагался ресторан с выходом на летнюю террасу. Плетеные кресла стояли у накрытых белоснежными скатертями столиков, цвела герань в умилительных горшках вдоль перил, и отсюда открывался такой приятный вид на черепичные крыши Старого Места, что Даша на мгновение зажмурилась от удовольствия. Посетителей было много, почти все столики заняты, однако очень удачно освободился один – у самых перил, рядом с обогревателем, а официант еще и пледы принес, лишь бы дорогие гости не замерзли. Это оказалось отчетливо туристическое место, с меню на разных языках, включая русский с огромным выбором национальных блюд – никакой интимности, никакой рульки пана Ладислава, но почему-то именно сейчас это было то, что доктор прописал.
– Рекомендую заказывать стейк, – посоветовал Матвей. – Это лучшее, что здесь делают. Чешская кухня, как ни странно, похуже, кнедлики брать не будем, а вот мясо у них отменное.
– Ладно, значит, стейки, – легко согласилась Даша. – И потом на десерт что-нибудь.
Она завернулась в теплый плед и сидела, глядя на площадь, по которой гулял народ. Прямо напротив отеля была та самая башня с курантами; часы как раз собирались бить семь, и фигурки протанцевали, к удовольствию всех наблюдавших. Солнце уже ушло за дома, но еще не село, разбрасывая по небу желтые и розовые краски, подсвечивая облака, подмалевывая им брюшка нежными оттенками.
– Как хорошо…
– Это странный город, – сказал Матвей. Ему принесли первую часть заказа – коньяк, а Даше – выбранный ею легкомысленный коктейль, отливавший мертвенно-синим. – Я приезжал сюда в разное время года, и даже зимой Прага очаровательна. Понятия не имею, как у нее получается. Бывают города-мужчины – например, Париж, и когда я приезжаю туда, мне хочется с ним соревноваться. С Парижем тяжело конкурировать, у него гораздо более древняя история, чем у меня… А Прага – женщина, очаровательная, несмотря на возраст, и это во всем ощущается, и меня так и тянет за ней поухаживать, хотя бы по-дружески.
Даша засмеялась.
– Если не по-дружески, придется отвечать за свои слова, да?
– Ну конечно. – Он оставался задумчив и довольно серьезен. – Здесь есть такое место, холм Петршин, у подножия которого лежит Мала Страна. Мы снимали рядом сегодня. А наверх можно подняться на фуникулере, и вид оттуда великолепный – вся Прага как на ладони. И сады, сады… Я был там однажды в апреле, сидел в похожем ресторане на террасе, пил пиво и думал, что с Прагой, как с настоящей женщиной, нужно серьезно.
– Серьезно – это как?
– Это значит: не обещай того, что не сделаешь; будь верен и не обманывай; говори только правду; завоюй ее. Видишь ли, Дарья, с Прагой для мужчины невозможно дружить – это либо мимолетное знакомство, либо взаимная интрижка, после которой вы, довольные, разойдетесь, либо роман с городом. Но для того, чтобы завести с нею роман, нужно сюда переехать, – а к этому я не готов.
– К серьезным отношениям не готов?
– С городом – нет.
Дашу не покидало ощущение, что говорят они не только и не столько о Праге.
– А ты давно побывал здесь впервые?
– Давно. Еще подростком, с отцом. Но ничего не запомнил, кроме того, что в отеле были роскошные полотенца. – Он вертел в ладонях бокал с коньяком. – А сам приехал несколько лет назад – и понял, что это мой город, город для путешествий. Здесь можно чувствовать себя свободно. И дело не в том, что он большой и шумный, и легко затеряться в толпе; дело, наверное, в этих пространствах, в холмах и видах, и еще в искусстве, которое здесь есть… И в том, что эти люди не забывают свое культурное наследие. Помню, меня занесло сюда в ноябре, и я выяснил, что одиннадцатого числа тут отмечают День святого Мартина. Пошел смотреть, конечно. Сам святой Мартин привез снег в Прагу, возглавляя костюмированное шествие, и по Карлову мосту прогарцевали на конях, девушки в национальных костюмах гнали гусей, все веселились, открывали первые бутылки вина со свежего осеннего урожая. Если вино удалось, это означает, что и остальное вино из урожая этого года будет хорошим. То было отличным… А ты уже можешь сказать, как тебе понравилась Прага?
– Я за ней ухаживать не смогу, – сокрушенно вздохнула Даша, – но мы, определенно, можем стать подругами. Такой вариант допускается?
– О да.
Они сидели, болтая обо всем на свете, и съели превосходные стейки, и Даша заказала еще крем-брюле (лучшее, которое она пробовала в своей жизни). Стемнело, город оделся в огни, как в праздничное платье, уличный музыкант выводил на скрипке печальную, но светлую мелодию, и она поднималась со Староместской площади к крышам и выше – к ясному небу и хрупкому леденцовому месяцу.
16
Богумил остановился, словно громом пораженный, кровь в его жилах застыла. Об этом он не подумал.
– Я хочу убедиться в том, что ты всегда держишь слово и всё будешь решать справедливо, поэтому яви мне первое доказательство.
Следующие несколько дней были насыщены работой с раннего утра и до позднего вечера. Ни о каких романтических прогулках нечего было и думать: после того как Юрьев объявлял, что на сегодня закончили, оставалось лишь добрести до кровати, упасть в нее и открыть глаза утром, когда будильник заливается звоном. Уставали, и уставали сильно; Матвей шутил, что вся жизнь театр и он, как истинный театральный актер, встает и начинает что-то делать лишь после того, как будильник даст третий звонок. Зато погода радовала, и Юрьев перекроил график съемок, чтобы как можно скорее закончить все натурные сцены. И потому днем была Прага, Прага, Прага – и Даша выучила ее улицы, кладку ее стен и тишину вечерних закоулков, которую распугивали киношным гамом и разгоняли киношным светом, а потом бережно возвращали на место после команды «Мотор!».
Лика вернулась в строй, и история с гробом перешла в разряд студийных легенд. Никаких подробностей выяснить не удалось, но, кажется, никто особо и не старался – у всех хватало иных забот. Уже стало понятно, что кино получается, сериал выйдет хорошим и, возможно, даже получит парочку премий. Юрьев поговаривал, что с таким можно и на международный уровень выходить, и гораздо больше всех хвалил, чем ругал. Люди работали как проклятые.
Но, конечно, вампиры не могли оставить киношников в покое.
К концу второй недели съемок, придя рано утром на площадку, Даша застала грандиозный скандал. Скандалила Марина Флит, обычно выдержанная и вежливая, а сейчас похожая на базарную бабку. Орала она на Лену.
– Я не стану сниматься в таких условиях, а если вы ничего не можете с этим поделать, то это не моя проблема! Вы обещали решить! И ни черта не сделали!
– Что такое? – негромко спросила Даша у Марь Иванны, хмуро наблюдавшей за бушующей Флит.
– Да чертовщина какая-то, – в сердцах ответила та. – Вчера Марина сказала, что сама разгримируется, она так часто делает, ты знаешь. Я ушла с Леной и Сергеем совещаться. Она одна оставалась в гримерной. И вдруг слышим – дикий крик. Прибежали, конечно, Марина сидит вся белая, чуть не в обмороке. Отпоили ее виски, она рассказала, что уже закончила разгримировываться, когда в зеркале увидела вампира.
– Вампиры не отражаются в зеркалах, – брякнула Даша первое, что пришло на ум.
– А этот особенный – отразился. И дальше все то, что говорила Шумкова, помнишь? Когда в коридоре свет погас. И тут лампы засбоили, вампир стал приближаться, Марина завизжала… Свет поморгал и включился снова, вампира нет, тянет погребом… Мы прибежали довольно быстро, но, если там кто-то был, мог уйти: выходов здесь масса. Проходной двор.
Марь Иванна была встревожена и обеспокоена. Лена что-то негромко втолковывала Марине, а та расстроенно качала головой и возражала, но уже тише. Даша огляделась.
– А режиссер где?
– У себя в кабинете с Тихомировым. Выслал Леночку на амбразуру. Как она его терпит? – Марь Иванна вздохнула могучею грудью. – Марина наотрез отказывается гримироваться, пока ей не объяснят, что тут происходит. Я вот жду. Пыталась ее успокоить, да где там… Юрьеву хорошо бы выйти, только он сейчас может это разрулить.
– Ладно, – сказала Даша, – я пойду все приготовлю. Что у нас сегодня, ближе к финалу?
– Да, Матвея разрисуй под хохлому, сцены в тюрьме пойдут.
– Разрисую, как только появится.
Обойдя рассерженную Флит и слегка уже задолбанную Лену, Даша ушла в гримерную. Ничего особенного там не наблюдалось: девчонки уже работали, свет не мигал, никаких вампиров и световых эффектов.
– Привет, Даш! – сказала Юлечка. – Слышала уже, что с Флит приключилось?
– Угу.
– А мне вот страшновато, – созналась тихая Таня. – Как-то это все не вдохновляет.
– Да брось, ты что, в вампиров веришь? – невнятно пробормотала Юля, подкрашивая себе губы перед зеркалом.
– А ты – нет?
– Я верю только в тех, кого сама гримирую. – Терехова сунула помаду в сумочку. – Но, если бы у меня такая жуть за спиной возникла, я бы еще не так визжала.
– А я бы табуреткой огрела, – сказала Даша.
– Так это же нематериальная жуть?
– Нематериальная жуть не отражается в зеркалах!
– Не аргумент. Воздух в зеркалах тоже не отражается.
Хохоча и строя предположения, могла ли вампирская община Праги счесть оскорблением съемки сериала на своей территории, они проработали минут десять, пока в гримерную не заглянул Веня, один из ассистентов режиссера.
– Даша, тебя Юрьев хочет.
– Как романти-и-ично, – протянула Юля.