– А зачем он меня хочет? – удивилась Дарья.
– Не знаю, он мне страшных тайн не открывает, – скривился Веня. – Пройди к нему в кабинет.
Кабинетом называлась выделенная режиссеру каморка без окон, куда Юрьев уходил для приватных разговоров, совещаний и раздумий о былом и грядущем. Даша заглядывала туда всего раз, что-то уточнить. В помещение был втиснут стол и несколько стульев, стены густо заклеены набросками и графиками, и еще как-то умудрялся влезать сам Юрьев и все, кого он хотел там видеть.
Сейчас, впрочем, в кабинете оказалось довольно свободно. Режиссер сидел на краю стола, по-мальчишечьи покачивая ногой, а Матвей подпирал стенку. Вид у обоих мужчин был странный.
– Дарья, заходи-заходи, – велел Юрьев, – и дверь закрой.
– Вы хотели меня видеть, Сергей Дмитриевич?
– Садись.
Недоумевая, она опустилась на стул и бросила вопросительный взгляд на Матвея, но тот и бровью не повел.
– Тихомиров мне тут кое-что рассказал, – отрывисто произнес Юрьев, – про твои фокусы с поездкой сюда. Это как понимать?
Дашу словно холодной водой окатили.
Матвей не обещал, что не расскажет режиссеру об этой истории, однако она, глупая, почему-то решила, будто он так не поступит. За прошедшие дни Матвей и словом не обмолвился о своих планах. Почему он сделал это именно сейчас? Почему он вообще это сделал?!
– Я жду объяснений, – сухо напомнил Юрьев.
– Я… простите меня, Сергей Дмитриевич, – произнесла Даша пересохшими губами. – Это больше не повторится.
– Ты понимаешь, что за это тебя следует отправить на все четыре стороны, накатав докладную руководству студии? Ты понимаешь, что я просто обязан им сообщить о произошедшем? Дарья, ты казалась мне компетентной работницей, но такого идиотизма я от тебя не ожидал. Что, не соврал Тихомиров? Был взлом?
– Был, – еле слышно сказала Даша.
– Так, просто отлично. Джеймс Бонд в юбке. Матвей говорит, у тебя на то имелись личные причины, но не сдает – какие. Были причины или придумала?
– Были.
– Черт тебя подери, Ветрова! – Режиссер стукнул ладонью по столу, и пустая чайная кружка жалобно звякнула. – Ты прекрасный работник, я на тебя не нарадуюсь, гримируешь мне мужиков так, что их снимать одно удовольствие! Но за такое – я тебя должен вот прямо сейчас, первым рейсом в Москву, с волчьим билетом! И никакого заступничества! – повернулся он к Матвею, сделавшему невнятный жест. – Я вижу, что у вас амур намечается, меня это не волнует. У меня обязанности перед студией. И я не терплю на площадке подобных выкрутасов.
– Сергей Дмитриевич, – проговорила Даша ни жива ни мертва, – вы правы, это была чудовищная глупость… Я прошу прощения и знаю, что виновата. Если вы скажете, я уеду.
Режиссер смотрел на нее сверху вниз, сдвинув брови. Повисла напряженная пауза, которую разрушил Матвей:
– О заступничестве речи не идет, не в этом дело, Сергей. Я посчитал, что ты должен быть в курсе, и не надеялся, что ты, выражаясь простым русским, Дарью отмажешь. – Он отлепился от стенки и встал рядом с Дашиным стулом. – Но предлагаю не выносить сор из избы. У меня тоже обязанности перед студией и контракт. Должен ли я поступить по совести?
– О чем это ты, Тихомиров?
– Ты знаешь, о чем.
Они смотрели друг на друга как готовые сцепиться волки, и Даша перестала что-либо понимать.
– Ладно, Сергей, давай не будем ходить вокруг да около. Времени мало, а время – деньги. Предлагаю оставить все это съемочной историей. Ты делаешь Дарье выговор, она и так осознала, насколько была неправа, а я не упоминаю, что ты здесь мистику разводил.
– Тихомиров…
– Я уже давно Тихомиров, – прервал его Матвей. Таким Даша его еще не видела – напряженным и совершенно отчетливо – злым. – Я знаю, что ты любишь нетрадиционные методы стимуляции воображения, но сейчас ты самого себя превзошел. Я говорил с этим пареньком, который тут изображает неучтенного вампира. Давай ты мне-то не будешь зубы заговаривать, Юрьев?
Снова помолчали.
– Ты скандала хочешь? – наконец тяжело обронил режиссер. – То, что я делаю, я делаю…
– На благо государства, миледи де Винтер. Ладно, оставим твои творческие методы в стороне. Поговорим о Галахове.
– А что – о Галахове? – уже искренне удивился Юрьев.
– А ты не понял? – прищурился Матвей. – Это ведь он напоил Анжелику Воропаеву, хотя она ему простым русским языком сказала, что алкоголь ей противопоказан. Привез ее на студию, чтобы тут без помех… переспать, никого нет, обстановка вроде как романтическая. Предложил ей еще бокал вина, Воропаева мгновенно отключилась, Галахов испугался, что она умерла или умрет. И не придумал ничего умнее, чем положить ее в гроб в костюмерной и смыться, пока никто не заметил.
– Откуда ты знаешь все это?
– Я с ним говорил. Он не дурак, но трус, Сергей. Утверждает, что ничего плохого не хотел и что в голове помутилось, как представил показательный процесс. Как же, всеобщий любимец Дима Галахов – и обвиняется в непреднамеренном убийстве! Он ведь действительно подумал, что угробил девушку, просто она еще тепленькая. Не просыпается, не мычит, признаков жизни не проявляет… А Анжелика, хоть и смутно помнила, с кем пила, все-таки помнила. И не сдала его, вот какая верная.
– Санта-Барбара, – в сердцах произнес Юрьев. – С Галаховым я побеседую, спасибо. Чего ты от меня хочешь? Чтобы я все это прикрыл, включая твою подружку? – Он кивнул на Дашу.
– Во-первых, она не подружка, а моя девушка, – сказал Матвей. – Во-вторых, я предлагаю не преступный заговор, а компромисс. Дарье – выговор, можешь еще отчитать ее на досуге, я не против. Если студия заинтересуется перестановками – ну, скажешь, что это была твоя инициатива. Но я думаю, никто разбираться не станет. Анжелика Галахова не сдаст, я тоже буду молчать, и Даша будет. Правда, Даша?
– Конечно, – сказала она свирепо, – только зажму эту звезду в углу и набью ему лицо! Как он мог так с Ликой! А если бы действительно аллергия, отек Квинке?!
– Галахова нельзя бить, – заметил Юрьев с усмешкой. – Он у нас медийное лицо.
– Я потом это медийное лицо загримирую, Сергей Дмитриевич, – пообещала Даша, – или буду бить в другие места.
Матвей сдавленно хрюкнул, словно сдерживая смех, и положил Даше руку на плечо.
– Договорились, товарищ режиссер?
– Шантажисты, – обвинил их Юрьев. – Катитесь отсюда, чтобы я вас хотя бы пять минут не видел.
Даша встала, а Матвей уточнил напоследок:
– И никаких вампиров больше и фокусов со светом?
– Катись, я сказал.
Тихомиров этим удовлетворился, кивнул и вышел вслед за Дашей в коридор, где взял ее под руку и повел к выходу из павильона.
– Идем, поговорим.
– Зачем, Матвей? – Она шагала рядом, не сопротивляясь, но особого желания идти не испытывала. – Все же ясно?
– Должно быть ясно. Это много времени не займет.
Они вышли из павильона под разгулявшееся солнышко и остановились неподалеку от курилки, где соседская массовка, одетая по моде восемнадцатого века, вела громкие беседы на французском. Студия жила своей обычной жизнью – бегали люди, катались погрузчики, в широко распахнутую пасть дальнего павильона заталкивали часть декорации: то ли причудливый лес, то ли взрыв на макаронной фабрике, так сразу и не разберешь.
Даша прислонилась к теплой, напитанной светом стене и посмотрела на Матвея. Тот стоял напротив, сунув руки в карманы джинсов, и смотрел в ответ. Игра в гляделки затягивалась.
– Послушай, – начал Матвей наконец, – я рассказал Юрьеву не потому, что…
– Я знаю, почему ты ему рассказал, – перебила Даша. Первый шок прошел, и она удивилась, что действительно – знала. – Ты сам объяснил. Еще раньше. Ты не любишь недоговоренностей, не любишь лжи, и ты не мог допустить, чтобы правило было нарушено. Да?
– Да.
– Спасибо. Потому что я надеюсь, что ты поступил так не только из-за правила. Ты помог мне быть честной.
Он вроде и позы не менял, и выражения лица, только чуть сузились глаза и уголки губ дернулись вверх, но Даша физически ощутила, как прямо сейчас что-то изменилось. Матвей медленно проговорил:
– Я не ожидал, что ты поймешь.
– Я сначала не поняла, – согласилась она. – А потом, когда ты сказал Юрьеву, что я не подружка тебе, а девушка… Ты еще говорил, что не шутишь, Матвей. Ты мне помогал, моей собственной совести. Так честнее, тяжелее, и только так и можно. Да?
– Да.
– Ну, и я не шучу. Мне пришлось очень быстро это переварить, но я справлюсь. Я только не понимаю… почему ты не сказал Юрьеву сразу? Ведь несколько дней прошло, с тех пор как я тебе призналась.
– А потому что я знатный шантажист, – сказал Матвей с удовольствием. – Я хотел поговорить с режиссером не только о тебе, но и о фокусах в студии, и о поступке Галахова. С Димой, – тут он отчетливо скрипнул зубами, – мы все быстро выяснили, он так нехорошо больше поступать не станет и Лике моральный ущерб компенсирует. А вот с вампирскими явлениями было туго. И тут такая удача! Я уже из студии вчера уходил, когда Марина закричала. Вернулся, конечно, послушал, только не стал ее успокаивать. Пошел, поискал. И нашел. В общей костюмерной голубчики были.
– Голубчики?..
– Юрьев – великий режиссер, – задумчиво проговорил Матвей, подошел и рядом с Дашей прислонился спиной к стене, щурясь на солнце. – Он знает, как создать атмосферу. И даже здесь он не прогадал. Договорился с чешским статистом, нашего быстро вычислили бы, с их гримером, с костюмером. Не знаю, что он им наговорил, я не интересовался. Я просто расспросил и объяснил, что лавочка прикрыта. Юрьев хотел заставить нас поверить в мистический флёр – впечатлительные верят, а Флит я все потом объясню. Пусть он сейчас сам разруливает сложившуюся ситуацию.
– А запах склепа? А гаснущий свет?
– Ну, Даша! Мы на киностудии, в стране грез, где возможно все! Светом помигать легко, там еще, полагаю, техник в комплекте идет для качественного розыгрыша. «Вампир» наш загадочный вел себя абсолютно спокойно: он обычный статист, его нанял режиссер, в чем проблема-то? И в самом деле, никаких проблем. Поэтому утром я пошел торговаться. Я бы не делал этого, если бы не знал тебя и считал, что ты заслуживаешь более суровых мер, но твоя совесть тебя уже наказала.