– Спасибо, – вздохнула Даша, – что ты так хорошо знаешь мою совесть и беспокоишься о ней.
Они повернули головы и посмотрели друг на друга.
Пригревало солнышко, орала французская массовка, громыхали погрузчики. Привычная, невероятная, немножко ненастоящая и вместе с тем единственно возможная киношная жизнь окружала со всех сторон. И посреди этого было больше настоящего, чем Даша видела за всю жизнь. Островок доверия, где все честно.
Странный город Прага, подумала Даша, глядя в Матвеевы темные глаза. Определенно, магический, что бы там ни думал по этому поводу изобретательный режиссер Юрьев. Насчет вампиров еще можно подумать, а магия – она работает, никуда не денешься.
– Ну что, – сказала Даша, – пойдем работать, Далимир? Мне велели разрисовать тебя под хохлому. На правой щеке я тебе нарисую земляничку, а на левой – цветочек.
– Против такого предложения ни один мужик не устоит, – сказал Матвей. – Конечно, пойдем.
И взял ее за руку.
Эпилог
Даша нервничала, Матвей это видел. Он так хорошо знал эти жесты, изучив их еще в театральном, что теперь отмечал автоматически, даже внимания не заостряя. Просто сигналы в мозг передавались, и все.
– Не дергайся, – велел он вполголоса.
– Хочу и буду, – пробормотала Даша. – Слушай, может, ну его? Тебя, как звезду, могут выпустить через черный ход, и мы удерем в твоем роскошном лимузине…
– У меня нет роскошного лимузина. Расслабься и предоставь все мне.
– Матвей, ты его не знаешь. Он… страшный.
– Вот и попугаемся немного, а то расслабились в последнее время. Без вампиров в коридорах скучновато.
Дарья фыркнула, но спорить перестала.
Когда вчера Матвей попросил ее отправить SMS господину Ферапонтову и указать время прилета и номер рейса, Даша несколько мгновений хватала ртом воздух, а потом смогла спросить только – зачем? Матвей лаконично прояснил, что так надо, что с господином Ферапонтовым все равно придется как-то объясняться и что у него, Матвея, слишком мало времени, дабы бегать за вышеозначенным господином по всей Москве. А значит, пусть настойчивый Дарьин ухажер придет туда, куда Матвею удобно. Все логично, разве нет?
Но Даша возражала, утверждая, что господин Ферапонтов – воплощение Аль Капоне и зверски убьет ее и Матвея прямо в аэропорту. Тихомиров рассчитывал на иной исход, но пока помалкивал.
В Праге они закончили съемки вовремя, выбившись из графика всего на пару часов, и возвращались в Москву со смешанными чувствами выполненного долга и сожаления.
На вечеринке по поводу отъезда, состоявшейся вчера, Юрьев произнес прочувствованную речь, поблагодарив команду за стойкость и пообещав не только достойное вознаграждение, но и вал работы сразу по прилету. Всем давали неделю на отдых, а затем съемки должны были продолжиться, уже в московской студии. В Праге отсняли только половину материала, и предстояло еще очень многое сделать.
– А если он драку затеет? – не выдержала Даша. Самолет заходил на посадку, ныряя в густые облака, окутывающие московское небо.
– Дарья, – сказал Матвей, – я тебе рассказывал пражскую легенду о мертвом женихе?
– Нет, а при чем тут…
– Вот и послушай, пока садимся. Я, правда, не очень хорошо помню подробности. Жила когда-то на берегу Влтавы прекрасная девушка, и влюбился в нее отличный парень, но родители не хотели, чтобы они были вместе. Знакомая жизненная ситуация. Однако парень очень ее любил и поклялся, что непременно на ней женится. Он отправился на заработки, добыл достаточное количество денег для начала семейной жизни и снова пришел просить руки и сердца. Родители невесты сдались и согласились на свадьбу. Но только случилась беда: в день перед венчанием жених переправлялся на лодке через Влтаву, случилась непогода, лодка перевернулась, и парень погиб.
– Ой, жалость какая.
– Погоди, это еще не конец истории. – Самолет, кряхтя, выпустил шасси, и Матвей сглотнул: закладывало уши. – Невеста, разумеется, рыдала и легла спать в слезах. В полночь раздался стук в окно, открыли ставни – а там жених! Поехали, говорит, венчаться прямо сейчас. Она ему: так ты же умер! Он – поехали, говорит, я сказал, что назову тебя своей женой, значит, будешь. Она словно в трансе собралась, поехала с родителями. Явились ночью в церковь, подняли священника, тот их обвенчал по обряду, как полагается, расписались… Утром невеста просыпается и не может понять, ей это все приснилось или вправду было? Отправилась с отцом в церковь, глядь – а в церковной книге подписи, все честь по чести! С тех пор она жила как вдова, и все ее знали и уважали, и брак посчитали законным… Упорный малый был этот мертвый жених, да?
– Упорный, – согласилась Даша, – но к чему ты это рассказал?
Матвей наклонился к ее уху и зловеще прошептал:
– Я еще упорнее.
Ему было весело.
Пока ждали багаж, Даша совсем извелась. Отношения уже не скрывались от съемочной группы, однако люди тут работали довольно вежливые, и никто к внезапно образовавшейся паре – киноактеру и гримерше – не лез. И никто не стал к ним приставать, когда Матвей повел Дашу к выходу, не дожидаясь остальных. Только унылый русский носильщик катил за ними тележку с чемоданами. Вот в чем беда: когда прилетаешь из Европы, контраст велик, никто вокруг не улыбается.
Господина Ферапонтова Матвей узнал сразу: и по тому, как дернулась Даша, увидев настойчивого ухажера, выходца из криминальной бездны, и по суровому виду, и по двум шкафообразным братьям по оружию, стоявших от Ферапонтова справа и слева. Невыносимый Григорий был тоже человек не маленький, с широкими плечами и вполне симпатичным лицом, в дорогом, но кривовато сидящем костюме.
Придерживая за локоть пискнувшую Дарью, чтобы не сбежала, Матвей спокойно направился к ожидающей их скульптурной композиции. Ферапонтов смерил его невидящим взглядом и обратился непосредственно к беглянке:
– Значит, вернулась, красавица?
Даша затравленно молчала и наверняка удрала бы, если бы не Матвей. Тот ободрил ее взглядом (дескать, держись, не унывай), отпустил дрожащий локоть и протянул руку Ферапонтову.
– Здравствуйте. Я Матвей Тихомиров.
Невыносимый Григорий посмотрел на него, прищурившись, и вдруг свершилась метаморфоза: по каменному лицу словно пробежала трещина, злое выражение сменилось растерянным. Ферапонтов вгляделся в Матвея уже внимательнее и руку протянул в ответ:
– Как, вы… вы тот самый, что по телику показывают?
– Я тот самый, – любезно согласился Матвей. – А вы, значит, телик смотрите?
– Это вы в киношке про милиционеров-бандитов играли?!
– Я.
– Ох ты ж ни фига себе, – высказался Ферапонтов.
Нельзя сказать, что Матвей точно был уверен в подобной реакции, но весьма на нее рассчитывал. Вот и пригодилась киношка о продажных милиционерах, свое участие в которой он до сих пор вспоминал, слегка морщась и тут же это воспоминание прогоняя. И на старуху бывает проруха.
– Так вы это, чё… с Дашкой прилетели, что ль? Дашка, ты с ним знакома?
– Господин Ферапонтов, – сказал Матвей, не давая Даше ничего сказать, да и стоять тут бесконечно нельзя – время поджимало. – Я хотел бы прояснить ситуацию. Видите ли, Дарья успела описать мне в общих чертах ваши несложившиеся отношения и намекнуть, что продолжать их она не намерена. Оставим в стороне тот факт, что вы ее напугали, мы как-нибудь с этим справимся. Но мне хотелось бы донести до вас, что я не позволю этой ситуации развиваться и… – Он посмотрел в круглые, не очень-то понимающие глаза Григория и перешел на более понятный диалект: – Девушка теперь со мной, я ее не верну, ясно? Мне нужно что-то сделать, чтобы это стало яснее?
Соображал он все-таки неплохо, этот бывший одноклассник. Подумал, подумал и ухмыльнулся.
– Отбили у меня Дашку, да? Ну и ладно. Вам отдать не жалко. Дашка, ну ты даешь, могла же раньше сказать! А автограф дадите? Пацаны не поверят, что я с самим капитаном Верещагиным встречался!
– Не будем разочаровывать пацанов, – сказал Матвей. – Можем для наглядности еще и сфотографироваться.
…Вышли из здания аэропорта под моросящий дождик – вроде такой же, как в Праге, но почему-то противнее. Впрочем, за время отсутствия Даши и Матвея Москва успела окончательно по-летнему зазеленеть. На бульварах сейчас хорошо, наверное. Надо будет погулять с Дарьей по бульварам.
– Спасибо, – сказала Даша, молчавшая до сих пор.
– Пожалуйста, – сказал Матвей. Он огляделся и высмотрел машину: здоровенный, приземистый, словно охотящийся «Мерседес» с водителем поджидал на специальной стоянке. – Пойдем, вот наш лимузин.
– Нет, правда, спасибо.
– Правда, пожалуйста. Забудь об этом, Даша. Ничего больше не хочу знать.
Она кивнула, улыбаясь, и пошла рядом с ним к машине, и рука, лежащая на руке Матвея, больше не дрожала.
Агент, как обычно, исполнил все в точности: прислал адекватного шофера и вместительную машину, куда спокойно влезал весь багаж. Водитель, старый знакомый, открыл свою дверь и вышел.
– С возвращением, Матвей Александрович! Хорошо долетели?
– Просто отлично. Знакомьтесь, Павел Валентинович, это Дарья, она с нами поедет.
– Очень приятно, Дарья.
Матвей открыл заднюю пассажирскую дверь и сказал Даше:
– Садись. Я сейчас позвоню только, и отправимся.
– Ладно. Она нырнула в хорошо пахнущее машинное нутро, тут же высунулась и спросила о чем-то Павла Валентиновича. Матвей отошел в сторонку и видел, как они разговаривают, как Даша смеется, взблескивают сиреневые браслеты, качается лихая челка. Он стоял, смотрел, крутил телефон в руках.
Все еще только начинается. Они с Дарьей в начале пути, они еще не знают друг друга так хорошо, как будут знать через день, месяц, год. Между ними еще ничего серьезно не сказано, ничего особо не сделано, у них нет устоявшихся отношений, планов на будущее, общих вещей. Если не считать, конечно, гримерские кисточки, да и те – студийные, коль уж на то пошло. У Матвея Тихомирова и Даши Ветровой как будто ничего и нет еще…