Интересно, что мифологический символизм коронационных камней самым тесным образом пересекается с тем, которые мы наблюдаем у священных валунов сегодня. Сколь бы ни были многообразны связанные с ними обряды и ритуальные действия, все они, похоже, выражают одни и те же идеи.
Больше всего сведений сохранилось об обычаях вступления на престол властителей Каринтии и династии Пржемыслов[178].
На землях Каринтии (ныне Словения) князя первоначально выбирали воины и свободные землепашцы. Древние обычаи сохранялись и после 828 года, когда Каринтия вошла в состав империи Каролингов.
Княжеский трон состоял из нескольких каменных плит, которые поддерживали сиденье в виде капители римской колонны, взятой из развалин бывшего римского города Вимум, на которых вырос Кемски Град, славянский центр Каринтии. Вплоть до XIX века трон, называемый также Воеводским столом, стоял в пригороде, откуда был перемещён в музей в Клагенфурте-ам-Вёртерзе (ныне столица земли Каринтия на юге Австрии), а на месте осталась его копия.
Копия Воеводского стола – коронационного трона, воссозданная на его историческом месте
Ритуал заключался в следующем. По обычаю князя избирали свободные земледельцы. Они избирали из своего круга судью, который опрашивал всех выборщиков, достаточно ли хорош предложенный императором кандидат и желает ли он стране блага. После того как выносилось решение, что всё обстоит именно так, начиналась собственно церемония. Избранного судью одевали в серую тунику, препоясывали алым поясом и вручали большой алый мешок, в котором находились сыр, хлеб и княжеские регалии, а его охотничий рог увивали алыми ремешками. Надевали обувь, украшенную алой вышивкой, на плечи набрасывали серый плащ, а на голову надевали шляпу венедского образца, затем усаживали на лошадь, которую никогда не использовали для сельскохозяйственных работ, и вели его к камню. Обходили вокруг камня трижды, сопровождая это пением благодарственных песен. Судья усаживался на сиденье, к которому приходил новый князь. Из одежды на нём были лишь плащ, шляпа, серое шерстяное рубище и сандалии.
Церемония восшествия на престол каринтийских князей на миниатюре из «Osterreichische Chronik» (по П. Корошечу)
Сидящий на каменном троне спрашивал, праведно ли судит претендент, озабочен ли благосостоянием страны и ревниво ли оберегает свою честь. Присутствующие отвечали утвердительно, после чего возвращали новому властителю его одежду и регалии, а тот вручал им выкуп деньгами, скотом, обещал и освобождение от податей. После этого князю уступали место на троне, он поднимался на него и там, поворачиваясь во все стороны света с обнажённым мечом в руке, давал клятву, что будет судить по чести.
«Княжий камень» из Каринтии – коронационное сиденье каринтийских князей, хранящийся в музее в Клагенфурте-ам-Вёртерзе
Л. Слупецкий со ссылкой на ряд других источников сообщает и о том, что на территориях, заселённых славянами, сохраняется несколько десятков каменных тронов с подобным высоким статусом. Коронационный трон чешских Пржемыслов не сохранился, но, по словам Козьмы Пражского, находился на возвышенности в центре Праги. Интересно, что основатель династии, согласно преданию, также был земледельцем.
Имеются указания на то, что коронационный камень имелся на польских землях, вероятно в древней польской столице династии Пястов Кракове. В XIX веке были записаны легенды о горе Кёнингштуль на острове Рюген, где находился княжеский престол, на который восходили правители острова после их избрания ассамблеей.
Слупецкий также обращает внимание на то, что производное от «стол» слово «столица» является общеславянским и что ибн Фадлан также упоминает о царе русов, сидящем на престоле (правда, польский историк называет царя норманном).
Мы же, вспомнив о том, что «все ритуалы изначально обладают совсем не просто “аллегорическим”, подражательным или изобразительным, а реальным смыслом: они настолько вплетены в реальность воздействия, что образуют его необходимую составную часть»[179], попробуем отыскать возможную – да что там! – наверняка существующую мифологическую связь между каменными «престолами» и просто культовыми камнями, о которых мы имеем куда более полное представление.
Нельзя не заметить следующее любопытное обстоятельство: камни, использовавшиеся в ритуалах выбора нового властителя и восшествия на престол, находились на открытом общедоступном месте, в поле или на горе. Похожим образом дело обстоит там, где известны их не очень далёкие родственники, например в Ирландии. Здесь камень, согласно преданию, ещё и подавал звуковой сигнал, когда к нему приближался будущий король всей страны (если кто не знает, сигналу тому ещё и естественное объяснение нашли, но с рассказом про это мы совсем в сторону уйдём). Почитавшиеся недавно или по-прежнему слывущие священным камни, напротив, обычно находятся в достаточно удалённых местах, а если даже нет, то всё равно чаще обнаруживаются в низинах и у болот.
Можно попытаться рассудить в том смысле, что более близкие к большим населённым пунктам камни оказались с течением времени сплошь уничтожены как языческие, а уцелеть им удалось лишь на периферии. Или что камни сбрасывали с холмов при установлении христианства. Но мы знаем и то, что церковь вполне успешно инкорпорировала и камни, и священные источники в свою систему культовых объектов, благо оснований удалось отыскать предостаточно. Камни могли оказаться даже внутри храмов, а то и часовню могли поставить прямо на камне (как в городе Коневец Ленинградской области, например). Иными словами, способы были разные, а результат нередко один.
Часовня на Конь-камне. Ленинградская область
Да, формы камнепочитания могли вызывать отрицательную реакцию, но здесь многое зависело от местного священника, церковных властей и форм почитания конкретного объекта в живой традиции. И всё же получавшаяся в итоге сложная смесь прекрасно описана фольклористом Лаурой Старк: «Народная религия не является ни “загрязнением” христианства этническими народными верования, ни “неправильным толкованием” христианства безграмотным сельским населением, но функциональной системой, в которой востребованы и преобразованы в синкретическое единое целое наиболее полезные элементы каждой системы верований»[180].
Вообще допущение о самом существовании у восточных славян коронационных камней или их семантических аналогов не согласуется на первый (и даже на второй) взгляд даже с местонахождением и формами культа наших священных валунов, мы просто не видим подобных упоминаний для восточных славян. Но параллели всё равно имеются, только некоторым образом косвенные. Больше удаётся найти лишь совсем в глубине.
Например, в том 2 словаря «Славянские древности» в статье «Камень» читаем: «Представления о каменном небе и Боге, восседающем на каменном престоле…»[181]
К первым тоже относились как к сакральным и чудотворным, шли за плодородием, здоровьем или с иными сходными просьбами. Можно даже вспомнить свидетельство летописца, что два славянских племени – вятичи и радимичи – происходят «от ляхов» и, значит, могли некие варианты обычая сохранять, но всё это слова, предположения.
В уже упомянутой публикации «К изучению культовых камней» Н. А. Макаров и А. В. Чернецов критикуют коллегу, приводя в том числе следующий довод: «А. А. Александров связывает почитание камней с культом бога Велеса. <…> В исследованиях по славянской языческой мифологии горы, камни и священные деревья обычно рассматриваются как атрибуты Перуна, а отнюдь не Велеса»[182].
Совсем непонятно получается. С одной стороны, многие культовые камни, как показывали на протяжении лет множество авторов, отечественных и не только, прекрасно соотносятся именно с культом Велеса, которого традиционно считают (среди прочего) и владыкой подземного мира, подателем плодородия и проводником душ усопших. Вот, скажем, В. В. Седов уверенно пишет о следовиках: «Анализ ритуалов, совершаемых у культовых камней, и связанных с ними поверий дает основания для отнесения следовиков с изображениями стопы человека к объектам культа Велеса/Волоса»[183].
С другой стороны, сказано: «камни и священные деревья» – атрибуты Перуна.
Неувязка? Противоречие?
Действительно, имеются почитаемые камни, прямо носящие имя Перуна или как-то соотносимые с ним (возможно, на них переходит культ Ильи-пророка, заместившего древнего громовника). Известны они в Белоруссии, на Русском Севере… Но их не так много, и столь широкое обобщение, стремление атрибутировать все почитаемые валуны через бога-громовника кажется поспешным. Вы, наверное, согласитесь с этим, вспомнив весь изложенный выше материал.
Только если отбросить расхожие в общем-то стереотипы, мы получим возможность это противоречие разрешить и сделать его мнимым. Имеется простой и очевидный вариант, который может примирить взаимоисключающие на первый взгляд подходы.
Пусть мы ничего не знаем о том, были ли у восточных славян престольные камни, выполнявшие функции, аналогичные тем, которые отмечены у славян западных. Но зато мы можем ещё раз обратить внимание на местоположение одних – на кургане, на горе, в открытом поле – и других – «в бояраку», в низине, на берегу реки…
Камень «Лик Перуна» на берегу реки Уфтюга в Тарногском районе Вологодской области. Название, скорее всего, новое, но камень интересный
Но почему все камни «как класс» непременно должны трактоваться как атрибуты одного-единственного божества, Перуна ли, Велеса ли?
В своё время мы обратили внимание, что считать Перуна только и исключительно покровителем князей и воинов несколько опрометчиво, а то и вообще неправильно. Более того, мы с Д. Гавриловым пришли к выводу, что Перун есть, скорее, бог справедливости и праведной силы, высший небесный судья и уже по совместительству – властитель и покровитель опять же справедливой власти (которая, конечно, должна быть с кулаками, а потому его культ постепенно распространяется и на княжескую дружину в целом). Небесный судья, он же и громовник, естественно, будет соотноситься с Верхним миром, а посвящённое ему место также, скорее всего, будет располагаться на некоей возвышенности. Такие камни могут быть сопоставлены и западнославянскими престольными/коронационными камнями, играть роль их восточноевропейского аналога. И это будет следовать из функций самого Перуна. Случайно ли на раннем этапе и князья больше играли роль судей, их обязанностью было обеспечение справедливости, что, кстати, напрямую прослеживается и в описанном коронационном ритуале.