В некотором смысле Синь-Камень у Плещеева озера есть не что иное, как собирательный образ. Историческая память существует в ином измерении, не фактическом, но мифологическом. Людям трудно жить без такого предания. Несколько лет назад я написал, что люди без него не смогут. К сожалению, смогут. Свято место, как ведомо издревле, не бывает пусто. Придёт нечто иное и будет имитировать заполненность этого самого «места».
Это не камень и не камни лечат. Понятно, что Синь-Камень наделили и продолжают наделять в том числе теми свойствами и способностями, которыми, как некогда считали, обладали и другие расположенные поблизости камни или священные места. Была святилищем в честь плодородия Александрова гора, но со временем обрядность позабылась, да и невозможно стало на ней обращаться к древним силам. Камень принял на себя и функцию подателя этих благ.
Приходящие к нему люди, с которыми мы беседовали, не только рассказывают, говоря языком этнографов, былички и бывальщины, но и частенько клянутся, что именно их желания (на худой конец, желания их родственников) исполнились именно благодаря камню. У нас нет никаких сведений, считали ли в прошлом, что Синь-Камень обладал именно такой способностью. Но сейчас считается именно так.
Кажется невероятным, но вся эта неомифология, очень по-разному представленная у простых людей и разного рода «борцов за правду о прошлом» и «искателей духовных высот», сформировалась по большей части на протяжении неполных двух десятилетий. Конечно, в ней мелькают вполне архетипические мотивы, а порою, наверно, даже интересные догадки – чем чёрт не шутит.
И сразу мелькает хулиганская мысль: а быть может, все эти разномастные легенды и предания распространились по округе от ЭТОГО, «главного» камня?
Скорее всего, впрочем, дела обстоят несколько иначе, а я на правах автора просто фантазирую.
Не проще приходится, когда предпринимаешь попытки разобраться с мифологией Синь-Камня, синих камней вообще, да в некотором смысле и всех священных камней на территории Европейской России.
Можно предполагать, что первоначально к камням было принято ходить в определённые дни годового круга. Это допущение носит весьма общий характер и ни в коем случае не является обязательным, оно вытекает лишь из логических рассуждений об особенностях архаичного миропонимания. Если камень был частью организованного культового комплекса, то вполне вероятно, что обычай мог регламентировать, когда около него следует отправлять обряды. То ли это время, которое донесла до нас летопись (конец Петровского поста)? Сомнительно.
Если роль Александровой горы как культового места мери и/или славян преувеличена, то и на сравнительно ранних этапах почитания камня к нему могли приходить окказионально, то есть в случае нужды, а не по календарному графику. Исключать этой возможности тоже никак нельзя.
Правда, и в этом случае едва ли на камень принято было ставить пакеты молока, влезать прямо в обуви (тоже мне, новоизбранные князья, хотя нет, те вроде босые были…), как делают многочисленные почитатели ныне. Но не мне решать, уместно ли это и получат ли они желаемое, действуя подобным образом. Мне подобное просто кажется неприемлемым по причинам духовного и общекультурного свойства.
Связь культовых камней с потусторонним миром, присущая им роль медиаторов, призванных помогать людям во взаимодействии с этим миром, и «точек перехода» кажется вполне очевидной. В отсутствие легенд о конкретных валунах трудно судить о том, насколько приемлемы обобщения.
Приходилось читать утверждения, что в современной народной традиции почитаемые камни сами по себе почти ничего не значат, что «основным предметом культа является вода, она уже сообщает магические свойства всему, что с ней соприкасается». Эти слова, взятые из публикации известного советского религиоведа и фольклориста Николая Михайловича Маторина о культе Параскевы Пятницы в Ильешах, приводит В. Мизин в упоминавшейся выше книге. Но они были написаны в 1931 году. Возможно, дело в том, что в первой половине прошлого века само изучение мифов, тем более в Советском Союзе, шло совершенно иначе, чем сегодня.
Кто-то, конечно, может и согласиться, ссылаясь на любовь людей набирать воду из священных источников, а мы бы предложили задуматься над тем обстоятельством, что современные формы народных культов хотя и претерпели некоторые изменения даже по сравнению с серединой прошлого века, их мифологический базис едва ли изменился столь сильно (или не изменился вообще, кроме внешнего описания).
К тому же Синь-Камню идут именно как к камню, а ближайшие святые источники (неподалёку от Никитского монастыря, например) посещают не в связи с ним, а сами по себе. К Киндяковскому (или Шутову, или Трубичевскому) камню идут, но вода лишь участвует в обряде, как именно – зафиксировано этнографически. Горы и почитаемые холмы также известны – там, где они есть, конечно. Ни один из компонентов священного места не имеет смысла рассматривать по отдельности. Главным же, видимо, будет то, как человек воспринимает такие места в их целостности, как взаимодействует с ними, то есть сама идея сакрального ландшафта и его отражение, в том числе мифологическое осмысление, образно-ассоциативный символический ряд.
Но сегодня мы и не всегда можем понять, что перед нами священное место. Вспоминаю, как один увлечённый древнерусской историей реконструктор показывал десятки фотографий чашечников и следовиков, привезённых только из одного похода по отрезку пути «из варяг в греки». Лишь некоторые из них были известны, но все ли найденные камни были культовыми? Вопрос, на который уже едва ли будет дан ответ. Да, «существует определение культовых мест по совокупности специфических признаков: местонахождение объектов и предметов в необычном или неудобном для жилья месте, сочетание необычных объектов с ритуальными предметами»[185]. Но при этом высказываются сомнения в эффективности археологического изучения таких мест (в ряде случаев не лишённые оснований).
Иначе говоря, проблем и неясностей куда больше, чем нам известно, а сколько их ещё ждёт впереди!..
Нужно ли продолжать попытки разгадать тайны Камня? Несомненно, хотя бы чтобы отыскать ответы на все те вопросы, которые во множестве подняты выше и повисли в воздухе; чтобы прояснить, наконец, всё, что наверчено-накручено вокруг Синь-Камня за двести с лишком лет. В каком-то смысле совершенно не важно даже, двигался камень или нет (хотя надо бы уже, наконец, разобраться). И повторюсь: не имеет значения, тот ли это камень или его преемник, «намоленный» образ, уже не столь важно, поскольку в сознании идущих к нему людей он, несомненно, является Тем Самым.
Post Scriptum
За прошедшие два десятилетия Синь-Камень не только стал знаменит на всю страну, а рассказы о нём претерпели изменения. Изменений, признаться, довольно много, но они внешние и отнюдь не все радуют взгляд. Всё же, когда к некоему месту начинается буквально паломничество, следить за ним нужно куда более внимательно, нежели за всеми остальными. Если в середине 1990-х годов люди к Камню шли, но не было ни «убитой» до состояния асфальта тропы (судя по фотоснимкам в Сети, она и весной в распутицу столь же утоптана, жуть!), ни такого количества следов «жертвоприношений» (в том числе и без кавычек) у камня. Появились информационные стенды. Простенькие, но заметные. Они вызывают вопросы, которые мы тоже задали.
Ещё около камня налажен и, по признанию продавцов, неплохо идёт сувенирный бизнес. Сувениры типовые и частью презабавные: например, многочисленные магнитики для холодильника (почему-то не только с китчевыми видами переславльских храмов, но и с такими же ростовскими, ярославскими, сергиево-посадскими). А летом между берегом озера и валами Клещина появляется кафе-пивная под матерчатым шатром. Ладно, хоть от Камня и горы её отодвинули, а то было бы совсем как в одной всем известной книге.
К самой Александровой горе всё ближе подтягиваются дачи, возводимые для небедных людей. Хорошо ещё, на гору взобраться пока денег не хватило, хотя попытки, наверное, уже были.
Но главное изменение – нескончаемый людской поток, с утра и до вечера, когда солнце уже почти коснулось противоположного берега. Автобусы со школьниками, взрослыми туристами, отдельные автомобили и даже идущие пешком от Никитского монастыря или от города паломники… На горе постоянно собираются и водят странно-медитативные хороводы адепты неких духовных практик. Поставленный на горе крест им явно не помеха. Потом эти люди идут к Камню и скопом забираются на него – кто в обуви, кто босиком, оставляют приношения, вяжут ленточки на растущие неподалёку кусты…
Место живёт своей жизнью. Люди врываются в неё, не всегда тактично, унося что-то и оставляя свой след.
Искатели духовности или «охотники за силой» на вершине Александровой горы… Октябрь 2010 года
Вид от подножия Александровой горы на Синь-Камень. Не видно, но всё пространство за кустами по центру занял торговый ряд
…Или так и должно быть, а моё представление о необходимости особо трепетного отношения к подобным памятникам лишь итог неких личных «заморочек»?
А пока страсти вокруг Синь-Камня продолжаются. В начале июля 2015 года с дорожных указателей неожиданно пропала информация о месте поворота к нему с главной трассы. Потом она появилась. Потом вновь пропала. Сначала люди грешили на хулиганов, потом появлялась информация, что это сделано по просьбе жителей деревни Городище – им тоже нужен указатель на поворот к населённому пункту, а другого места вроде как нет, но, оказалось, причина в другом: об этом якобы просили представители церкви.
«Церковь не против самого камня, – пояснил корреспондентам “Независимой” благочинный города Переславля протоиерей Александр Передернин. – То, что создано природой и Господом, неподвластно земным людям. Но чрезмерная популяризация и изменение сознания людей – это же ненормально. Да, каждый человек имеет право на религиозное самоопределение. Но нужно придерживаться золотой середины. Нужно спросить жителей города: нужен им Синий камень или нет. В городе должен быть баланс интересов как верующих, так и тех, кто вне церковной ограды, для местных жителей и для туристов. Но сжигание крестов на Александровой горе, языческие обряды – все это разжигание этнических конфликтов среди мирного населения