«ОБЩИНА» И АНАРХИЗМ
В 1987—1988 ГОДАХ путь неформалов от социальной субкультуры к политизированному гражданскому обществу был пройден. Один из маршуртов этого пути провело неонародническое течение «общинных социалистов» (федералистов). Становление движения в 1986—1988 годах предшествовало драматической анархо-синдикалистской фазе в истории неонароднического течения. Существенно, что из «общинников» так и не получилось хрестоматийных анархистов, а в 90-е многие из них вернулись к более умеренным взглядам 1986—1988 годов, значительно расширив поле своей социальной деятельности, прежде всего профсоюзной, экологической, журналистской и педагогической.
Постоянный состав «Общины» был невелик – около 15 человек. Всего в «Общине» обычно числилось 25-50 человек – половина состава была «переменной», люди приходили и уходили. Всего через «Общину» и московское отделение Конфедерации анархо-синдикалистов в 1987—1991 годы прошло около 300 человек[214].
«Общинный социализм» имеет и собственное специфическое место в истории идей. Он поднял знамена, которые пали в первой половине XX века. Индустриализм, равнодушный к аграрному социализму, и репрессии большевиков покончили с народничеством. «Община» сделала народнические идеи актуальным фактором идейной жизни СССР на закате его истории. Еще в конце XIX века антиавторитарный, либертарный социализм (в том числе анархизм), корнями уходящий в работы Прудона и Оуэна, был вытеснен марксизмом и анархо-коммунизмом. «Общинный социализм» стал его возрождением. При этом «общинные социалисты» учли опыт XX века и пошли дальше. «Общинный социализм» уже в начале развития Конфедерации анархо-синдикалистов соединил народнические, либертарно-социалистические и синдикалистские идеи с достижениями постиндустриальной футурологии. Таким образом, социалистическим советским идеям была открыта дорога в XXI век. Как бы ни сложилась судьба «общинных социалистов», они продолжили, а не закончили историю идей конструктивного освободительного социализма, которые становятся на закате индустриальной эпохи все более своевременными.
К концу 1988-го «Демократический союз» и Союз независимых социалистов представляли из себя то, что до 1993 года в России называлось партией. Эти партии первого поколения представляли собой сети активистов, которые действовали на энтузиазме и активно отстаивали свои взгляды на внутрипартийных мероприятиях. Это было время праздника многопартийной демократии, который после официального перехода к многопартийности сменился в большинстве случаев бюрократической дисциплиной избирательных машин, выстроенных не под идеологию, а под группу финансирующих проект руководителей. Промежуточной стадией в развитии многопартийности стали партии харизматических личностей и обломки КПСС, которая уже в 1990-м стала рассыпаться на фракционные и клановые составляющие.
Но политическая организация должна иметь броское название, а с этим у Союза независимых социалистов было плохо. Пора было определяться с названием идеологии и политического проекта.
Вспоминает В. Гурболиков: «В это время очень хотелось провозгласить себя социал-демократами. Но тогда пришлось бы идти на переговоры с другим кругом лиц, который тоже претендовал на эту нишу – с О. Румянцевым, „Перестройкой“, а с ними у нас почти не было ничего общего во взглядах. И человеческого контакта не было».
В действительности будущие социал-демократы уже тогда были социал-либералами, то есть либералами с социальным окрасом. Когда стало «можно», они отказались и от социализма.
Между тем настала пора предвыборной кампании. Нужно было участвовать. По новой процедуре избиратели не имели права голосовать за любого кандидата. Его должна была выдвинуть официально зарегистрированная организация, а потом еще и утвердить окружное избирательное собрание.
А. Исаев был выдвинут кандидатом в депутаты СССР от Фонда социальных инициатив. «Общинники» согласовали со Скворцовым предвыборную программу фонда, которая была довольно подробной, затрагивала вопросы экономики, социальных отношений, политики, права, экологии и так далее.
Программа требовалапередать большинство предприятий «в полное распоряжение трудовых коллективов». Здесь «общинники» предлагали свою систему ассоциаций предприятий, коллегии которых состоят из представителей советов трудовых коллективов. Эти ассоциации могли бы регулировать рыночное хозяйство наряду с хозрасчетными структурами. Программа предлагала по-разному относиться к трудовым кооперативам, где работники являются совладельцами, и к коммерческим предприятиям (в это время капиталистический сектор начал развиваться под видом кооперативного). Это был компромисс «рыночных социалистов» с противником «кооперативщиков» С. Скворцовым, участником создания Объединенного фронта трудящихся. Под влиянием Скворцова «общинники» согласились поддержать идею замораживания цен. При этом предполагалось создать Федерацию потребителей, которая могла бы контролировать движение товаров и их качество[215]. Программа включала набор экологических и правозащитных требований, которые в 1989 году станут общепризнанными в демократическом лагере.
Союз независимых социалистов превращался в партию де-факто. Но в это время взгляды Исаева продолжали радикализироваться, и в итоге он рискнул личной карьерой в пользу идеологической радикальности. Исаев решил, что этот союз должен провозгласить себя анархистской организацией, что по тем временам было очень круто даже для «Демократического союза».
А. Исаев вспоминает: «Мы упорно искали название, которое отражало бы нашу сущность. Но каждый раз название было каким-то блеклым. Обсуждали названия „революционные синдикалисты“, „левые эсеры“. В том числе обсуждались „анархо-синдикалисты“. Мы постоянно отвергали это название как слишком резкое. Решающую роль сыграл Леша Ковалев, который был успешным для того времени общественным деятелем. Разговаривая с Гурболиковым, он сказал: „Конечно, это же яркое название. Тут я выступал в одной аудитории, и мне сказали: „То, что вы говорите, это анархо-синдикалистский уклон, который партия давно разгромила“. „Все уклоны разбила, в результате мы так и живем“, – ответил Ковалев под гром аплодисментов. В результате очень загорелся этой идеей Володя Гурболиков“.
В «Общине» последовательным стопроцентным анархистом почти никто не был. С одной стороны, анархистами, но своеобразными, считали себя старые лидеры Исаев, Шубин и Гурболиков, но до зимы они видели Союз независимых социалистов более широким движением, в котором участвуют анархисты. Не у всех должны быть такие четкие идеи с такими далеко идущими выводами. Анархистами считали себя молодые активисты «Альянса» и П. Рябов. Они критиковали «вождей» за оппортунизм, за нежелание прямо назвать организацию анархистской. Но многие члены «Общины» не считали себя анархистами, некоторые из них не перешли затем в Конфедерацию анархо-синдикалистов. Свои анархистские позиции давно не скрывал иркутский лидер И. Подшивалов и еще несколько лидеров провинциальных групп, но вокруг них группировались левые социалисты, многие из которых тогда не считали себя анархистами.
Исаев так вспоминает о мотивах принятия самоназвания «анархо-синдикалисты»: «Между нами разгорелся спор. Я говорил, что мы же с тобой действительно анархо-синдикалисты, а ты отвечал: „Я анархист, и я синдикалист, но я не анархо-синдикалист“. Имелось в виду, что анархо-синдикализм существовал как конкретное идейное течение со своими особенностями, некоторые из которых не соответствуют идеологии „Общины“. Впоследствии пришлось доказывать, что именно „общинный социализм“ и есть современный российский анархосиндикализм. В итоге эта позиция и стала реальностью. «В этот период у нас было историософское сознание. Мы переносили на современные реалии известные нам исторические модели. Судьба Бакунина и споры вокруг Маркса волновали нас не меньше, чем современные события. Время от времени мы называли себя анархистами, что было довольно условно в ситуации того времени.
Как это ни парадоксально, накануне принятия решения о провозглашении Конфедерации анархо-синдикалистов у меня наметился даже некоторый отход от увлечения анархизмом, я стал с интересом читать всяких эсеров, народников».
Два обстоятельства сыграли свою роль в этих событиях. Исаев опасался, что в случае острого социального кризиса революционные массы уйдут к «Демократическому союзу». Ожидание революционного взрыва радикализировало «общинников». Одновременно они занялись организацией народной дипломатии – поездок общественных активистов разных стран в гости друг к другу. «Общинники» установили контакты с анархо-синдикалистами из Шведского рабочего центра. Те обещали поддержку анархистскому крылу Союза независимых социалистов. Поскольку в Исаеве все время боролась тяга к анархизму с прагматичностью социал-демократа, такой «прагматический» аргумент перевесил мои «правые» доводы против анархистской самоидентификации.
ПОД ЧЕРНО-КРАСНОЕ ЗНАМЯ
22 ЯНВАРЯ 1989 ГОДА собралась плановая конференция Союза независимых социалистов, которая должна была определиться с названием. Идея Исаева, активно поддержанная Гурболиковым, назваться Конфедерацией анархо-синдикалистов, захватила большинство делегатов.
Делегаты устали от идейных компромиссов, а анархо-синдикализм в интерпретации «Общины» был достаточно последователен и ясен. Очень активно это название поддержал А. Ковалев (через несколько месяцев ему надоело называться анархистом, он отошел от конфедерации и был избран депутатом Ленсовета). Против выступали мы с Корсетовым. Я при этом признавал себя анархистом (он считал себя таковым с осени 1988 года) и отдельно – синдикалистом, то есть сторонником участия в рабочем движении. Но доказывал, что называть организацию анархосиндикалистской нельзя, так как анархо-синдикализм – это определенная исторически сложившаяся идеология, которая не во всем точно соответствует нашей идеологии. В действительности анархо-синдикализм XX века сочетался с анархокоммунизмом, который был чужд «общинникам». Их идеология была ближе народничеству и прудонизму.
Большинство некоторое время колебалось, но более удачного названия не нашлось.
В конце концов придумали такой временный компромисс. Те, кто считает себя анархистом, входят в конфедерацию, а кто нет – в Союз активных беспартийных (аналогия с чехословацким движением 1968 года). В этот же союз входят и касовцы, и он становится аналогом Федерации социалистических общественных клубов. Но энергии на две организации опять не хватало, и «активно-беспартийная» тень конфедерации быстро отмерла. Осталась только Конфедерация анархо-синдикалистов. Идеология и лидеры организации остались прежней, в качестве ее декларации была принята декларация федералистской фракции федерации.
Превращение «общинников» и их союзников в других городах в анархо-синдикалистов исключало участие в «разрешенной демократии». Кандидатура А. Исаева была тут же отсеяна избирательной комиссией под тем предлогом, что Фонд социальных инициатив не может выдвигать кандидатов.
Когда Конфедерация анархо-синдикалистов 1 мая собралась на свой I съезд, ее ряды заметно выросли. Быть анархистом считалось «круто», и в то же время последовательность идеи максимальной свободы и солидарности привлекала под черно-красные знамена вполне рационально мыслящих людей. В центре обсуждения программы оказался «вопрос о власти», но поставлен он был по-анархически своеобразно: а нужна ли власть вообще? Теоретики «общинного социализма» (не только московские – особенно активны были харьковчанин А. Рассоха и лидер иркутской организации И. Подшивалов) неутомимо разъясняли неофитам, что путь до анархии не близок, и начинать следует с самоуправления, с организации, а не с хаоса и разрушения. В принятом на съезде программном документе говорилось:
«Анархия – значит безвластие, отсутствие насильственного принуждения человека к чему-либо. Власть, насилие присутствуют и в общественном хаосе, и в насильственных беспорядках, и в банде грабителей. Анархия пробивает себе дорогу лишь там, где отступает власть человека над человеком, и потому она значит лишь одно – максимально возможную свободу для всех, невозможность расширения степени свободы одной личности за счет другой. Зачатки анархии – в творчестве, в последовательной демократии и самоуправлении». А пока нужно бороться за новый социализм путем переустройства общества на основе широкого самоуправления, федерализма, формирования вышестоящих структур из делегатов нижестоящих, безусловного соблюдения гражданских свобод и др. Вошедшие в организацию украинские анархокоммунисты критиковали синдикализм как слишком узкое учение. Москвичи в ответ предлагали тракто-вать синдикализм максимально широко – как принцип федерации социальных организаций, независимых от власти и капитала…
Размышления на темы общества будущего и знакомство с зарубежной социологической мыслью (в советском пересказе) позволило уже тогда поставить вопрос о перспективе перехода к постиндустриальному обществу. В январе 1989 года эта проблема обсуждалась в статье «Мир на пути к анархии», опубликованной в «Общине». Затем формулировки статьи по предложению харьковского делегата А. Рассохи вошли в программу конфедерации:
«В передовых странах мира начинает размываться важнейшее разделение труда на умственный и физический. Компьютерная революция создает принципиально более совершенные средства коммуникации, согласования различных социальных интересов, окончательно делает ненужным иерархический аппарат чиновников, созданный для накопления и переработки информации. Разрушение ведомственных информационных ячеек расширяет сферу свободы (анархии) информации, втягивая все новые слои населения в сферу творческого труда… Неспособность бюрократических машин справиться с современными проблемами человечества, и прежде всего с экологической проблемой, приводит к падению авторитета партийно-парламентских систем… Компьютерная революция разрушает иерархию общества и на уровне предприятий, все более вытесняя управление людьми управлением машинами, ликвидируя узкую специализацию. Но сами по себе компьютеры не в состоянии решить проблемы современного производства, они – только орудие в руках человека. Противоречия различных интересов на предприятиях препятствуют свободному обмену информацией, могущей быть использованной различными сторонами друг против друга. Это воздвигает часто непреодолимые препятствия на пути развития производства.
Выход – в участии непосредственных производителей как в прибылях, так и в принятии решений на производстве. Рабочее движение в странах Запада в 50-60-е годы добилось существенных сдвигов в этом направлении, вплотную подвело современные предприятия к грани самоуправления.
… Все большую силу приобретают не партийные движения гражданских инициатив, стремящиеся к децентрализации, распылению власти и территориальной деспециализации, деконцентрации экономики. Это соответствует объективным экономическим процессам, наметившимся в 50-60-е годы. Опираясь на богатый опыт местного самоуправления, мировой процесс демилитаризации, непартийные движения являются силой, способной реализовать объективные предпосылки возникновения того общества, которое теоретики разных направлений называют анархией, коммунизмом, постиндустриальным и информационным обществом.
Но возникновение этого общества не неизбежно. Сопротивление бюрократии может затянуть его становление настолько, что человечество не успеет предотвратить экологическую или социально-политическую катастрофу. В этом смысле судьба мира зависит от индивидуального выбора каждого человека»[216]».
Конфедерация анархо-синдикалистов оказалась единственной из заметных политических организаций, которые поставили проблему перехода к информационному обществу. В эту проблему, собственно, и уперлась перестройка. Непонимание направления преобразований, необходимого для преодоления научно-технического барьера, предопределило поражение перестройки. Но когда эта проблема наконец начала осмысливаться, общество уже было озабочено разрушением существующей системы без ясного понимания, чем ее заменить.
Назвавшись анархо-синдикалистами, «общинные социалисты» серьезно изменили лицо, характер деятельности и социальную базу своего движения. Конфедерация стала одной из наиболее радикальных организаций времен перестройки. В ее акциях участвовали тысячи людей, хотя вступить в члены организации с таким шокирующим названием решилось к началу 1990 года не более 800 человек. Анархосиндикалисты были заняты организацией митингов, распространением многотысячных тиражей анархистских изданий (ведущим оставалась «Община»), созданием сети информационного агентства независимого рабочего движения КАС-КОР, участием в зеленом и правозащитном движениях.
Очень скоро выяснилось, что название диктует состав организации. В конфедерацию повалила молодежь, для которой анархия была символом не свободного ненасильственного общества, а «крутизны», вызова обществу, радикальной конфронтации с властями, контркультурного образа жизни. Одним из лидеров и ярчайшим представителем этого направления стал ленинградский анархист Петр Рауш (один из создателей Анархо-синдикалистской свободной ассоциации, которая вошла в конфедерацию). Он быстро отошел от анархо-синдикализма и стал утверждать, что жить по-анархически можно уже в современном обществе, для чего нужно перестать быть зависимым от него[217].
Все это было чуждо «общинным социалистам» призыва 1986—1988 годов. Между двумя течениями начались конфликты, которые усложнялись участием в них анархо-коммунистов, настаивавших на том, что конфедерация должна строго следовать идеям анархистов начала XX века. Другие анархисты – «ненастоящие».
Несмотря на то, что конфедерация формально существует до сих пор ее бывшие лидеры после 1991 года сосредоточились на работе в профсоюзном и экологическом движениях, журналистике. Большинство покинуло конфедерацию, но в 1989-м появление на политической арене анархистов оказало воздействие на общество – стало ясно, что политический плюрализм отныне не имеет рамок дозволенного.
Через 15 лет А. Исаев так подвел итоги своего спора со мной: «Мы тогда оба оказались правы в том смысле, что стакан наполовину пуст и наполовину полон. Одна половина стакана: избрание нами названия анархо-синдикализма дало резкий скачок известности, проявился значительный интерес прессы и в связи с этим интерес общественности, приток кадров.
С другой стороны, оказался прав ты, потому что мы сделали шаг вбок. Мы загнали себя в ограниченную нишу, из которой не было выхода в реальную политику. Мы превратились больше в культурное явление, нежели в политический фактор. Заниматься реальной политикой, добиваться изменений в системе власти организация, именующая себя анархистской, не могла по определению. Можно было быть фактором, привлекающим внимание всеобщей критикой, эдаким «Московским комсомольцем». Весело и остроумно доказывать, что все дерьмо, – это мы могли. Этим решением мы вывели себя из реальной политики и перевели в сферу контркультуры».
А. Исаев говорил в конце 90-х: «Безусловно, не объявив себя анархистами, мы бы выиграли тактически в 1989—1991 годы. Но в 1993-м мы могли бы очень здорово опуститься. Мы не сумели бы повлиять на лидеров Белого дома и разделили бы ответственность за катастрофу. Что Бог делает – все к лучшему.
Сегодня много говорят о том, что идеи свободы сейчас отходят на второй план в связи с необходимостью выживания. Но я уверен, что идеи освобождения личности неизбежно вернутся, когда произойдет экономическая стабилизация.
Что представляют собой взгляды анархо-синдикализма? Это несколько утрированная последовательная демократия. Если избавиться от утрирования, то многое вполне может быть опробовано на практике – и самоуправление, и синдикализм, и федерализм»[218].
К СВОБОДЕ СЛОВА
В КОНЦЕ 1988 ГОДА возникла возможность вывести на более высокий уровень неформальную прессу. В 1987—1988 годах самиздат перепечатывался героическими машинистками в сотнях экземпляров, и его слепые (по десять копий под копирку) экземпляры зачитывались до дыр. Спрос на порядки превосходил предложение.
Летом 1988 года «ксишники», «общинники», «гэдешники» и эмиссары других групп посетили «Мекку неформалов», которой тогда стала Прибалтика. Здесь национальная идея вывела на улицы десятки тысяч людей, народные фронты стали реальностью, с ними активно сотрудничала часть партаппарата. Как следствие, началось издание непартийных изданий многотысячными тиражами, высокой печатью. Неформалы разных мастей стали намекать своим друзьям-прибалтам, что нужно помочь борьбе «за нашу и вашу свободу». Отношение «общинников» к прибалтийским движениям было различным.
Вспоминает В. Гурболиков: «Мне понравились эти ребята, они были идеалистами, и борьба их казалась безнадежной. Исаев же, глядя на скандирование лозунгов многотысячной толпой, сказал – похоже на фашизм».
По размышлении зрелом «общинники» стали поддерживать национальные движения постольку, поскольку они направлены против «бюрократического центра», но критиковали их за нарушение прав нацменьшинств в своих республиках. Отношения с друзьями-прибалтами были неровными, «Община» иногда неодобрительно высказывалась об акциях Интерфронтов, но защищала литовцев от январских силовых действий 1991 года.
Но в конце 1988-го это было впереди, и к неформалам, путешествовавшим по Прибалтике летом, обратился эмиссар Союза рабочих Литвы П. Вайтекунас с предложением предоставить литовские типографии к услугам русских демократов. Видимо, первое обращение последовало к «либеральным коммунистам», известным всей стране «демократам», но те были еще очень пугливы.
Тогда литовцы предложили неформалам издавать газету всех оппозиционных сил. Но собрать вместе всех было заведомо невозможно, и издавать газету согласились люди, лично хорошо друг к другу относившиеся и символизировавшие широкий идейный спектр. В итоге возник плюралистичный союз из представителей «Общины», «Гражданского достоинства» и других организаций. В. Корсетов подтянул христианских демократов. Эта коалиция оказалась столь разнородной, что долго не могла договориться даже о названии газеты. При этом все участники консорциума убеждали литовцев, что нужно дать возможность каждой группе выпускать свое издание многотысячным тиражом, но литовцы придерживались своей концепции единого народного фронта, которая у москвичей уже вызывала оскомину. Итогом этих прений стал дедушка независимой прессы «Независимый вестник», вышедший 5 декабря 1988 года невероятным для этого времени тиражом в 5 тыс. экземпляров. В качестве вкладки в нем были напечатаны декларации Союза независимых социалистов и «Гражданского достоинства». Эта вкладка потом распространялась как листовка. Устаревшее к этому времени название «Союз независимых социалистов» зачеркивалось, и сверху писали новое – «Конфедерация анархо-синдикалистов».
В основной части вестника были напечатаны различные оппозиционные материалы – о неформалах, польской «Солидарности» – отголосок сохранявшейся надежды на грядущий подъем рабочего движения. К этому времени и литовцы наконец поняли, что выгоднее вести наступление против режима по нескольким направлениям, чем согласовывать каждый материал целым парламентом, тем более что все участники проекта находились в процессе поиска политического лица, что порождало новые противоречия[219].
С начала 1989 года несколько неформальных групп получили самостоятельный доступ к прибалтийским типографиям. «Община» (уже как анархо-синдикалистский вестник) и «Панорама» стали выходить многотысячными тиражами. С ними на рынке соперничали «Экспресс-хроника», «Свобода слова», прибалтийские издания. А в 1990 году уже по всей стране хозрасчетные типографии печатали самиздат. Так совершился переход от самиздата к свободной прессе, существовавшей вплоть до приватизации, когда основные печатные средства массовой информации оказались в руках «олигархии».