На Нейтис за вещами брата я летела, как на собственную казнь. В холле УИБа, выпускником которого брат так и не стал, стояли двое аркантов — родители Реввеки, по которой брат вздыхал целый год, двое уитриманов — родители Найстиль, квадри — представитель рода Дрог-Туе, и двое людей, родители Итирины. Мы все были такие разные, с разных планет, разных рас, но с одной общей судьбой — потерей тех, кто для нас так много значил.
Хмурый импарт, поприветствовав нас, пригласил в свой кабинет. Сир Аломади хорошо знал отряд, с ним вместе он выжил при захвате УИБа. Он сказал столько теплых слов о ребятах, найдя для каждого свою характеристику, свою изюминку, яркий лучик, что было очевидно, как привязан он к своим курсантам.
В комнате Леджа, которую брат делил с квадри, уже стояли аккуратно сложенные сумки с эмблемами университета. Мужчина быстро забрал вещи и вышел. А я села на кровать, ноги не держали. Мне так хотелось, чтобы брат остался хоть в чьих-то воспоминаниях, кроме наших. Ведь живешь-живешь, и вроде столько знакомых, друзей, а нет тебя, и кто вспомнит о человеке через месяц, кроме родных?
И всплыл в памяти тот злополучный счет, открытый мною, когда Ледж спалил мамину гостиную. Он аккуратно отчислял туда половину стипендии, даже не подозревая, что деньги «ожидают» его выпуска. Сумма была не большая, но я набрала Нюшу и предложила внести ее в какое-нибудь благотворительное заведение от имени Леджа. Сестра с мамой согласились. Вскоре сумма была переведена на счет детского воспитательного сада на Одетте для малышей, чьи родители погибли в военных операциях.
Вернувшись на Кредт, я погрузилась в работу, в который раз надеясь обрести хоть какой-то покой, но жизнь уже раскрутила колесо, и буря, о которой предупреждал Аторин, грянула через два месяца после смерти брата.
Я собиралась на работу, не сильно прислушиваясь к бормотанию цифрового голоса инфоканала, но вдруг застыла с сумкой в руке, не поверив своим ушам.
«Сегодня утром был арестован и водворен в тюрьму при Совете Федерации Советник от Алюры, Ниир Атолии, по обвинению в разглашении государственных тайн, использовании служебного положения в корыстных целях, хищении в особо крупных размерах. В свете принятых недавно законов, сильно ужесточивших наказание за подобные преступления, мы можем стать свидетелями первой в истории ссылки на тяжело-осваиваемую планету столь высокопоставленной персоны, с лишением статуса и имущества. В ходе обысков было обнаружено…»
Я начала судорожно рыться на просторах Галактинета. Новость вызвала резонанс. Понятное дело, Ниир далеко не святой. Но те, кто решил прижучить Советника, явно, гораздо хуже. Как и многие, я склонялась к тому, что дело против него было сфабриковано. Ниир более чем умен, и не мог попасться на детских схемах отмывания денег.
С государственными тайнами все сложнее. Законы людей, кои нам преподавались в Академии в курсе истории права, жестко карали преступников, пойманных на разглашении секретов, но лишь вступив в Федерацию, моей расе стало понятно, что люди по сравнению с соседями по галактике просто дети в желании защитить свои тайны. Ведь нам хватало тюрьмы, конфискации, общественного порицания. Здесь же все решалось гораздо проще. Выдал — умри. И это касалось не только государственных тайн, а любой информации, которой кто-то, даже от балды, присвоил соответствующий статус.
Людям, тысячелетия изводившим бумагу и пиксели в борьбе за отмену смертной казни среди своих, нажимая на все болевые точки от морали и этики до религии, пришлось тяжко. Но изменений в этой сфере не предвиделось, законы лишь ужесточались.
За жизнь и честь Ниира сражалась армия адвокатов и Амир, его племянник, которому, помнится, по завещанию почти все и отходило, если что-то останется после этих «разборок».
Вся эта ситуация легла на плечи тяжким грузом, я не могла даже вздохнуть нормально, было до жути тяжело, будто придавили плитой.
В течение недели меня преследовали сообщения с предложением встретиться от тех, о ком говорил Аторин, тех, кто знал о нас с Нииром, тех, кто не рыпался, пока Советник был при власти. Однако, лично никто посетить не пытался. Почему? Об этом думать совершенно не хотелось.
В конце недели со мной связалась удивленная сестра, заявив, что на ее имя пришел бокс, а в нем маленькая коробочка полная симколов с моим именем на каждом, симколы были запаролены. Наш дядюшка, мамин брат, летел на Кредт по делам и прихватил странную посылку.
Почерк на девайсах крупный, размашистый, уверенный, четкий. Ниир. Но зачем? Он мог это сделать, только чтобы информация не попала в чужие руки. Дата и время отправки — за десять минут до ареста. Он полагал, видимо, что меня обыскивать и допрашивать не будут. А уж тем более мою сестру. Что делать?
Если там сведения, которые могут мне угрожать? Этой же самой статьей! Первым порывом было их уничтожить. Но, черт возьми, рука не поднялась. Знакомый техник, которого я попросила «вскрыть» один из информационных носителей, почесал макушку, похмыкал и заявил, что надо мне память поднапрячь, ибо даже бюджета планеты не хватит на аренду у государства суперкомпьютера на расшифровку информации. А если вдруг меня кто-то облагодетельствует подобной суммой, при своей жизни я вряд ли дождусь результатов обработки.
Я, конечно же, «авторитетно» заявила, что не бывает таких программ шифрования, и что наверняка есть способы выудить данные. На что мне сунули под нос статью про патент на изобретение какого-то корван, который в интервью любовно обозвал свою программу «находкой для шпиона».
Чуть расслабившись и обмозговав ситуацию, я решила, что, возможно, симколы стоит передать Амиру Атолии, или хотя бы сообщить о них. Ведь существует вероятность того, что информация на носителях может помочь Нииру.
И я, простившись с Аллой, вылетела на Нейтис, решив заодно продать свои апартаменты. В столицу я не планировала возвращаться.
Амир Атолии.
Он стоял на пороге дома своего сводного брата. Богатых апартаментов богатого мужчины, у которого была богатая фантазия, богатое прошлое, но он для Амира был нищ. Аторин считал, что в жизни его матери Советник Атолии сыграл роковую роль. И целью существования прокурора ныне была лишь месть. Судьба подкинула ему в руки спасение отца, единственного, кто остался у Амира из близких. И Аторин понимал, что Амир пойдет на все, чтобы вытащить Советника.
Кривая усмешка прокурора заставила кулаки сжаться, в руке сира Солии блеснул симкол.
— Что там?
— Жизнь и свобода Атолии — дюжина военных секретов, щедро сдобренных финансовыми махинациями, незаконными военными операциями. Цепочка сделок и решений, подставивших твоего папашу под удар, и делающих парочку Верховных импартов еще богаче и еще неприступнее.
— То есть, то за разглашение чего — казнь.
— У нас такое законодательство, друг мой! Оно так печется о конфиденциальности, что даже странно, что мы все до сих пор живы. И, кстати говоря, твой папочка приложил все силы к его ужесточению, прикрывая импартов, которые скоро начнут делать тайну из похода в туалет и отрыжки после ужина. Забавно, он так стелился перед ними, желая занять место в Верховном, усиленно роя яму, в которую сам и свалился.
— Тебе так нужна моя смерть? — Амир с такой легкостью это сказал, что даже сам себе не поверил.
— Смерть? — усмехнулся Аторин. — Я не настолько кровожаден. Ты же слывешь «умнягой»? Думай, братец. Вытащить это на обозрение Совета, — он подбросил симкол, — для прохожего с улицы — смерть. Не тупи, — губы прокурора презрительно скривились.
— Положение об ограничениях, — прошептал Амир.
— О, мозг проснулся! Вы — «Нижний Совет», можете лишь благоговейно вздыхать, тайно открыв какой-нибудь документик «Верхних». Они ведь даже вас обложили запретами на допуск к своим тайнам. Действительно, чего проще повесить гриф «секретно» на цель какой-нибудь военной операции, являющейся, по сути, рейдерским захватом крупного предприятия или целой планеты, чем пытаться оправдать собственную алчность. Кто полезет в драку в Десятью, в чьих руках военная мощь спиралей?! А вы читайте и трепещите! И только попробуйте вякнуть! Но не могут же Верховные каждый раз выкашивать своих верных слуг снизу, которые убирают за ними экскременты. И Советничков защитили правом получать доступ к такого рода тайнам без права их оглашения. Знайте, что прикрываете, но молчите. По мне так соучастие на лицо, — Аторин брезгливо скривился. — А так как у многих Советников дети в составе их штаба и других родственников до кучи, замам тоже дан особый статус, ведь они представляют работодателей на заседаниях, в том числе и там, где обсуждаются государственные, коммерческие и личные тайны и даже дела Верховных. Так что, любезный мой братец, какое там наказание?
— Лишение статуса пожизненно, невозможность занять какую-либо государственную должность, — память услужливо выудила текст закона.
— Если ты не используешь информацию в личных целях, конечно, — мило улыбнулся прокурор. — Все-таки, обожаю наши законы. Это для тебя, и правда, смерть, карьерная. Потому что «Положение о тайне» для правительства есть необходимый документ, и менять его ради Ниира не будут, как еще власть имущие смогут собственные промахи и грехи прятать. Вы же с Нииром живые и здоровые полетите со своего пьедестала вверх тормашками, возможно даже прихватив кого из Верховных, — Аторин усмехнулся. — Мне этого достаточно. Это, то к чему я, собственно, и стремлюсь. И, кстати говоря, возможно для тебя все и не будет так плохо. Многие оценят то, что ты готов пойти на все ради Советника. В общем, большая политика для тебя будет под запретом, а вот большой бизнес…
— А тебя не снесет волной этой информации?
— Нет, не снесет, — мужчина улыбнулся. — Импарты не входят в число моих предпочтений, они так испугались, что Атолии влезет в их песочницу, что готовы были пол Федерации разворотить, чтобы не дать ему такой возможности. Они начали наглеть, все гребя под себя, как ошалелые.