Мир все же был тогда ярче. Или казался.
– Хера се они, слышишь, там жили… – обиженно протянул Ерш. – Поезда, книжки, картошка в сумках.
– Трусы с кружевами на бабах.
– А это как? А-а-а, слышь, знаю. – Ерш радостно, почти по-детски, улыбнулся. – Видел. В кантине девки стриптиз танцуют.
– Эт где? – между делом поинтересовался Хаунд.
– У летунов. У них там вообще весело бывает. Даже на гитарах играют.
Действительно, йа, весело у них там.
– А офисный планктон эт смешно, слышишь, Хаунд. Морхольд рассказывал, он там тоже поработал. Во жили люди, с утра подъем, чай горячий, вода с крана, ботинки сухие, эти, как их… автобусы. Или даже машины, у каждого почти. И у каждой.
– До сих пор гниют, – Хаунд сплюнул, – весь город в кочках, проседают, зарастают, сколько их было? Не война, так от выхлопного газа бы померли, наверное.
– Читай еще.
Хаунд покосился на него.
– Ты читать умеешь сам?
– Да. Но, слышь, у тебя здорово получается. Я как-то на службы ходил. К каким-то там, не знаю, короче, сектантам. Но нормальным, людей не жрали, хлыстами себе не били. Коммуна «Красный штат». Дед у них там проповедник, суровый был. Читал проповеди офигенно, слышишь?
– Почему был?
Ерш пожал плечами.
– Не поделили с красноглинскими чего-то. Те их и сожгли.
– Ясно. Тебе сказки на ночь не читали, часом?
Ерш не ответил. Посмотрел в сторону. Хаунд понимающе кивнул. Йа, сентиментальный парень, надо запомнить, вдруг пригодится. Почитать ему? А и ляд с ним, со временем, почитает.
– Щас… О, нашел. Сказка про менеджера-скинхеда.
– Кого?
– Да хрен знает, Ерш. Я ж не в курсе.
– Думал, ты тогда жил.
– Вот такой? Вся морда в шерсти и тогда жил?
– Ну, хрен знает.
– Слушать станешь?
– Да.
Хаунд внутри усмехнулся очередной порции безумия, свалившегося ему на голову. Ночь, зеленый странный туман, летающая хренотень, погоня, обезьяны. И он читает на ночь здоровенному лбу. Дас ист фантастиш, йа.
Бывшие футбольные фанаты – это нонсенс. Такое тупо невозможно, баста и точка. Перестал ходить на мяч, забиваться на после с парнями из другой фирмы, квасить все, что горит и тупо жить непонятной другим жизнью? Ничего страшного, внутри все такой же, сваренный из брусков холодной стали.
– Вася!
Ну, здравствуй, Василий, что ли… Приехал тогда с командировки. Намотав в очередной раз немало километров, от Магнитки, да-да, до Нефтекамска. А тут, надо же небывалое дело, новенький. Оказалось, даже мой сосед, сидит себе справа, мелькает рыжеватой бородкой, аккуратно подбритой в тонкие линии по щекам к вискам. Знакомое дело, надо же, где такое видел?..
К четырем часам нашего самарского, тогда шедшего вообще нога в ногу с Мск, времени делать становилось практически нечего. Почему? Потому как в Башкортостане все люди, умевшие что-то решать, давно уехали домой, к чаю, баурсаку с лагманом и прочим вкусным радостям. Даже если там вовсе не балеш с чак-чаком, а совсем даже обычные православные щи и чай из пакетиков. А сосед, становилось ясно почти безошибочно, жутко устал изучать тактико-технические характеристики отопительного оборудования. А еще он курил, угу.
– Пошли курнем.
Сигарета есть средство коммуникации и возможность поговорить наедине. Нарушать разговор за перекуром тупо невежливо.
– Василий?
– Михаил?
– На мяч ходить не перестал?
– С чего вдруг такие мысли?
– Ты ж хулс.
Василий поскреб бороду. Улыбнулся.
– Сильно заметно?
– Весьма.
– Раньше было дело.
Моя сестренка в восемнадцать влюбилась в радикального эколога, левого по призванию и анархиста по сути. Упорола в столицу, прожила год и вернулась. И продолжила борьбу с правыми. Как-то же так выходит, что где правые-наци, там и хулсы. И они жутко не любят шавок, ну, антифа, антифашистов. Так что увидеть хулса, пару раз влезая в эти дела, вполне возможно.
Когда учился и работал в охране, случалось охранять матчи и смотреть за восьмым сектором. Его-то наши хулсы с правыми облюбовали давно.
Но если честно, работе оно никак не мешало и на наших отношениях не отражалось, даже наоборот. Хулсы ребята бойкие, за словом и звездюлем в карман не лезут, распечатывая одно и другое сразу.
В июне, когда купаться сунется только самый убежденный любитель этого дела, контора бухала на небольшом теплоходике. Накидавшись как следует, кто-то заявил об обязательном крещении. Мол, тебе, уважаемый Василий, выпало тут же и немедленно окунуться. Сказано – сделано, хулсы, как старая любовь, никогда не ржавеют и не покрываются пылью. Вася сиганул в почти ледяную Самарку, хлопнул, вылезши, сто грамм и стал в доску своим.
А работал он шикарно, если не сказать больше.
Директором был у нас в то прекрасное добро-стабильное время питерский охотник и рыболов, поставивший на заставку Боярского во всем мушкетерском и ставший после такого Дартаньяном. Дартаньян хорошо делал некоторые вещи, как-то:
Выедать мозг через ухо по любому поводу, прилетевшему с Питера.
Очень интересно считать зарплаты, особенно при изменении мотивации и отсутствии контроля.
В рабочий день уезжать на лодочную и возиться с купленной моторкой.
Внимать мудрым речам главбуха, даже когда та лезла не в свое дело, и пудрить мозги своим женщинам.
Решать проблемы с теми, кто был его контрагентом, когда он сам был обычным менеджером по продажам в Питере.
Васе выпало работать с Ульяновском, а где тот, там и, скажем, Нурсултан. Известный на все Поволжье бизнесмен, меценат, селфмедмен и поклонник футбола. И, самую чуточку, сайентолог, ну, может и бывший сайентолог. Человек с хваткой, связями, умением работать так, что другие завидуют, и всеми прочими качествами настоящего делового человека. Разве что чуть порой избалованного. Но как и в любом бизнесе, такие люди, нужные как Роскосмос заводу имени Кузнецова, могут это себе позволить. Единственным плохим нюансом даже в текущий на дворе жирный тринадцатый год было нежелание организации грузить его в долг.
Когда что-то шло не по его сценарию, тот набирал Дартаньяна и они долго, божась, обещая и хваля друг друга, решали вопросы. Основным делом директора после этого было убрать в сторону ПДЗ. Ну, обычную просроченную дебиторскую задолженность, самое рядовое дело при работе в кредит.
И… И набрал как-то нашего коллегу – бывшего хулигана – человек Нурсултана, требуя немедленно и сразу отгрузить машину самых свежих и вкусных газовых колонок. И колонок-то ему требовалось не каких там Васе нужно отгрузить, а исключительно подешевле и ходовых, что сами себя продают. Само собой, что в долг. Опять.
Василий, строго смотря в стену напротив, вздохнул и, прослушав весь нагловатый полубред, очень по-деловому и крайне вежливо, ответил:
– Уважаемый Александр, к сожалению, не имею таковой возможности без закрытия долга по предпредпредыдущей отгрузке.
Судя по высоким тонам и воплям, доносящимся из телефона, в бедные Васины уши швыряли с того конца просто исключительное говнище, мерзкое, липкое и редкостное по консистенции дерьмо. Но Василий не сдался, вновь поразив нас всех дипломатией и тактом, отклоняя поползновения жаждущего колонок сотрудника Нурсултана:
– Нет, Александр. Именно, Александр. Да, Александр, вы верно меня поняли. Да, пусть он сам набирает директора.
На дворе жарило солнце, кипело лето, наш руководитель, полностью понимая всю важность своего присутствия в организации в самый сезон, изволил находиться на лодочной, ковыряясь в суденышке. Правильно, товарищ майор, надо же нервную систему расслабить. Именно так.
Не достучавшись до любителя рыбной ловли и катания с мотором, немного избалованный бизнесмен звякнул Василию.
Неизвестно, что точно было сказано с Ульяновска, хотя лицо нашего хулигана перестало быть каменным, но точку в разговоре поставил именно он:
– Я работаю на организацию. Если мне скажут, отгружу. Так разговаривать со мной не нужно. Идите на хер и всего доброго.
И отключился. Кто-то аплодировал стоя, кто-то охреневал и предвкушал будущие кары, Трусов, как обычно, считал профит по сделкам, Аня восхищалась и желала курить. В коридоре нам встретился багрово-яростный директор, летящий к Васе. И мы даже немного перепугались.
Но все обошлось. На годок. Через год, когда директор вернулся к Питеру, жене, Мариинке и бивню мамонта в Кунсткамере, Вася уехал проверять склады Нурсултана на предмет хотя бы какого-то наличия нашей продукции в счет долга. А вернувшись, обнаружил штраф в размере зарплаты за его любимую организацию. Штраф выписал куратор с Питера, и наш коллега, занявший самое важное офисное кресло в филиале, ничего сделать не смог. И точно, не из своей же стажерско-директорской зарплаты платить за косяки менеджера. Ясен пень, он же виноват.
Если честно, я до сих пор восхищаюсь твердостью характера Васи, так красиво сказавшего в тот день:
– Идите на хер.
– Мужик, чо… – Хаунд довольно хмыкнул. – Ты все понял? Э, юноша?
Ерш, похрапывая, дрых без задних ног. Хаунд повозился в рюкзаке, отыскивая истинное сокровище – механические большие часы, найденные в карманах Морозова еще во время выпивания с закусыванием и спрятанные до поры до времени.
Яволь, герр Ерш, дрыхните. Через два часа подъем. Лучше подвыспавшийся напарник, чем напарник, заснувший на дежурстве. А он пока найдет, как себя занять. Лампа горит, есть чем подымить, натюрлих, а записную книжку, неведомо как оставленную здесь каким-то знакомцем Ерша, читать интересно. Да еще в ней и историй до хрена. Самое оно, когда надо скоротать время.
Дорога ярости 11
Зуб не злился. На что? Он еле-еле выжил, ведьма без имени спасла его. Два дня? Плохо, но справиться можно. У него дело, а он просрал сроки. Ничего, сейчас постарается нагнать.
«Ласточка» принялась сразу, как будто и не стояла посреди ледяной аномалии в разгар осени. Он проверял ее полдня, вполне понимая – тратит время, сильно тратит. Но это машина, и если что не так – конец всему. И ему тоже.