Тумблер переключения вниз. Кран подачи с резервного – открыть. Выждать, идя на сраной докатке. Газануть.
Мотор «девятки», жадно хватанув «авиационного», рявкнул зверем. Рыкнул, заставив «ласточку» задрожать, разгоняя ее и бросая в отрыв на форсаже. Зуб оскалился, вцепившись в руль и почти уткнувшись в смотровую щель впереди. Давай! Дав-а-а-ай!
И они, водитель и машина, пошли вперед, разгоняясь влет, наплевав на неуклюжих преследователей. Сколько? Километр? Пронесутся, заметить не успеешь, оставляя с носом красного Тарзана и нелепые бронированные «газели». Да-а-а-а!
Это, мать ее, настоящая скорость.
Это смазанные по обочинам деревья и сгнившие кузова.
Это ветер в лоб, кажется, врывающийся даже внутрь машины.
Это свобода, долбаная свобода, бьющая в нос выхлопом и гарью.
Гарью?! Да ладно?!
Движок завыл, тоненько, басовито, ревя и чихнул. Раз-второй-третий. Чихнул и…
Замолчал.
Зуб смотрел вперед, туда, где с легким дымком из щелей сейчас улетала жизнь.
И на темный высокий силуэт, несущийся навстречу.
На блестящий треугольник тарана, смотрящий на него.
На сто тридцатый «Зил», взявшийся из ниоткуда.
На свою смерть.
Глава тринадцатая. Хруст костей и безумие
Хочешь убить хищника – стань им сам
След Кота нашелся сразу за воротами. И почему-то вел вовсе не к перекрестку с его разливанным черным морем странной жижи. Нет, след тянул за собой в сторону города. Значит, йа, Хаунду придется пройти по нему до конца, поставив там жирную точку. Желательно раскрошив голову Коту, так будет справедливо, натюрлих.
Караванщик выбрал самый простой путь – дорогу, ведущую в город. Прямая, темно-серая под хмурым небом и без изысков в виде провалов, черной жижи, как на въезде, или чего похожего. Ржавые скелеты транспорта, в количестве пяти-семи штук, Хаунд не учитывал. От этих мало что осталось – на трассе, открытой всем ветрам, дождям и снегу с жарой, в целости не постоишь.
След перестал проявляться кровью, оно правильно. Все мозги Кот точно не просрал своей дури, много осталось. Только просто так от Хаунда, очень злого из-за неполного акта возмездия, не свинтишь. Особенно если все равно потерял кровушки сколько-то. Слабость Кота достанет, йа.
Город, выпустив вчера навстречу две странных формы своей жизни, как будто спал. Странный город, в котором его прошлое проглядывало куда сильнее, чем в Самаре или ее окрестностях. Такое Хаунду попадалось в Зубчаниновке, большом куске областной столицы, с ее выжившими цыганскими домами-дворцами, советскими типовыми крохотулями в три окна на улицу и редкими красавцами из дерева, украшенными даже наличниками.
Отрадный, обрушивший вечером крылатую ярость, ворочался в своем атомном сне, проглядывая через грязь, тлен и забвение чем-то таким же, жившим давно оборванной пленкой кинофильма. Большие сады слева рассказывали о последних дачах внутри городка. Светлые и заросшие по кровле травой длинные дома справа, сразу у железки, о типовом проекте, где расселили когда-то станционных мастеров с семьями.
След прошедшего здесь полчаса назад Кота не укладывался в эту обманчиво-мирную сонливость, выделялся всем собой. И Хаунду оставалось только ухватиться за кончик и идти за клубком.
Ветер треплет голые рябины сбоку, хлещет их ветками по провисшей сетке забора? Верно, так и есть, только заодно ветер-хулиган подхватил лишний кусок обрезанного бинта и зацепил за острый шип проволочного звена, так вовремя лопнувшего. Здесь поганец останавливался и делал новую повязку. Старую, выброшенную в лужу на обочине, но не долетевшую, Хаунд разве что не вылизал, втягивая самый сладкий запах, нужный мужчине.
Медно-соленый аромат пролившейся крови врага. Крови почти без кислорода, носом Хаунда ощущаемого как пузырьки дважды выпитого шампанского, найденного в интересном сейфе. Кислорода мало, и что?
Кот ранен в ногу, ему подрезало сосуды, толкающие кровь назад, к легким. Потому и нету в ней лопающихся кислородных крох, потому Хаунд улыбался, очень довольный собой и броском гранаты, покоцавшей ублюдка.
Если караванщик не начнет петлять, скоро станет заметна его спина. Вряд ли пойдет дальше по трассе, надеясь добраться к какому-то хитрому схрону, устроенному им самим. Кот даром что подсел на наркотики, должен оценивать всю опасность выхода на открытую местность. Там, на выезде из Отрадного, по этой же самой дороге, начинается степь. И не убежишь за просто так от мутанта, идущего по пятам.
Хаунд спокойно двигался дальше, рассматривая новую часть областной географии, оценивая и прикидывая возможные сложности. После вчерашних событий к этому мероприятию относился серьезно, на всю катушку включив аналитический огрызок в своем безумно-злобном мозгу.
Серых обезьян, считая с прибегшими под конец, голов двадцать, не меньше. Всеядные, иначе бы не выжили стаей. Скорее всего выходят на охоту либо в сумрачную хмарь, как вчера, либо в темноту сумерек. Зверье большое, хорошо, не собакоголовые бабуины с клычищами. Именно что мартышки, подросли и стали опасными.
Огромная крылатая сволочь, свалившаяся на голову и харкающаяся кислотой? Это сложнее. Паскуда с дырявыми парусами, которые несли ее по воздуху, тупо не должна была быть. Из кого могла вырасти подобная стервоза? На самом деле не иначе как в городе в Войну, кроме зоопарка, вдруг оказался какой-то очень экзотичный передвижной террариум. Либо, Хаунду довелось видеть, йа, натуральный регресс. Это когда птица превращается в крыложора обыкновенного, огромного пернатого охуярка, жрущего исключительно мясо, а потом, попав под совершенно дикое излучение неизвестной природы, возвращает генные цепочки к предкам-динозаврам. Дас ист фантастиш?
Уж не Хаунду о таком думать. Почему? Да достаточно в зеркало глянуть на себя любимого. Он сам-то, натюрлих, не неандерталец ли или еще какой австралопитек вместо хомо сапиенс? То-то же.
А, шайссе, хватит про антропологию, думай-думай, образина, что, кто и как тут может оказаться. Тебе не только назад идти, тебе еще, скорее всего, нырять в сам городок, пройдя не меньше его трети. Маленький он, это мутант помнил твердо. Тысяч пятьдесят жило человек, если не меньше, неоткуда взяться просторам, проспектам и десяткам километров. Но ему и того может хватить, пусть он плоть от плоти свихнувшегося мира, не важно. Этой самой плоти, болезненно-странной, безумной и жаждущей тупо набить кишки, в Отрадном может оказаться хоть отбавляй.
Именно так, яволь. Как иначе может обитать здесь херовина с размахом крыльев как у АН-2, м? То-то же… разве что разросшийся лес, от Отрадного и до Черкасс с Подбельском, вполне мог прятать в себе разную животину. Кабанятину-то уж точно. Но то лес, крылатой же паскуде простор нужен.
А с другой стороны – нет худа без добра. Рассмотреть сволочугу Хаунд не особо смог, но точно не птенчик. Года три-четыре живет здесь наверняка, может, залетная, что скорее всего. И раз за это время никто из местных ее не кокнул, то с серьезным вооружением у них швах. И это как раз хорошо.
Взгляд Хаунда замер на небольшой остановке Кота. Хм, думкопф, неужели ты и впрямь полностью скурвился, если считал, что мопед заведется? Вернее, как мопед?
На самом первом повороте, куда он тем временем дошел, стоял, обросший уснувшими цветами, «Урал». Мотоцикл с коляской. И судя по виднеющимся пока хромированным частям, бросили его года как два, до того пользуя на всю катушку. Интересные дела. Ему даже понравилась трехколесная самокатка, такая железная и надежная с виду. Что тут забыл Кот?
Ветер бил в спину, мешал, сбивая запахи. Хаунд успел уловить незаметное движение со стороны когда-то красной пожарной машины впереди. Упал, закрываясь мотоциклом-памятником. Тут же по нему звонко тенькнула срикошетившая пуля. И еще одна. АК Кота бил как по уставу гарнизонной и караульной – двадцать два и двадцать два.
– Не трать патроны, идиот! – крикнул Хаунд. – Они тебе еще пригодятся.
– Хер соси, обезьяна!
– Это вряд ли, – проворчал Пес, немного раздосадованный собственной оплошностью. – Все-таки придется тебе твой отрезать и в рот запихнуть.
Ладно… Будем импровизировать, йа. Идея Кота проста, как лопата. Не вышло шлепнуть врага из засады, будет выжидать, когда тот ошибется. Только Хаунд ошибаться не привык. И не собирался делать такого впредь. Как у нас тут мотоцикл, совсем зарос солями по суставам?
Взад-вперед, попробовать – проворачиваются ли колеса. Выстрелы щелкнули, цокнув по металлу. Одна пуля осталась внутри движка, вторая, скорее всего, снова срикошетила. А Пес, вцепившись в раму, рванул коляску вверх, шипя сквозь зубы, напрягая все мускулы и желая быстрее подставить плечо под люльку. Кот не совался, хотя стрелять начал быстрее, даже зацепив плечо случайным попаданием. Хаунд рыкнул и покатил хрустящую защитную конструкцию назад, к стене, огораживающей какую-то очередную базу. Десять шагов, всего десять.
Последние два метра он пролетел в прыжке, прикрываясь рухнувшим мотоциклом. Упал, перекатившись через плечо, высунул ствол дробовика и шарахнул двумя сожженными патронами. Стена брызнула ответными попаданиями. Легкий топот Хаунд услышал, особо не напрягаясь. Был бы у него нормальный пистолет – хана Коту, даже с одним глазом и плохо работающей правой попал бы. Но не судьба. Пробовать и тратить последние семь пульон не рискнул.
Дурак Кот. Решил переиграть на такой ненужной ему вещи, как плохо устроенная засада. Думкопф, йа. Хаунд прислушался, принюхался. Пора.
Улица лежала впереди, не особо длинная. Заканчивалась небольшой площадью с нефтяной вышкой, торчащей посередине. Справа жилые пятиэтажки, слева кирпичное деловое здание, перед ним пожарка. Кота не видно. Отбежать он успел метров на пятьдесят, значит… значит, нырнул за жилые дома и сейчас или прячется в них, или несется дальше. Шнеллер, шнеллер, майне кляйне думкопф, так интереснее.
Бежать стоило, конечно, но Кот мог пойти на совсем глупый шаг и забраться внутрь дома, найдя открытую дверь в боковушки, и начать стрелять сверху. Пришлось двигаться перебежками, прикрываясь то поваленным рекламным щитом, то пожарной машиной, то легковушками. Их тут стояло штук пять, не меньше. Так себе прятки, но получить пулю в голову Хаунду не хотелось. Из двора впереди густо несло падалью, перебивая все нужные запахи.