— С дядей в Генштабе можно и послужить, — поддакнул Ильюшин.
— И хорошо можно послужить!
Невшупа, высоко ухватив руль (это шло его кряжистости), находил проулки Ильюшину неизвестные. Да и откуда? — Ильюшин в своей жизни водил только «Урал», а пешком весь город не обойдёшь, даже с детства. Сейчас за окном ползли какие-то полуобвалившиеся постройки за промышленной одноколейкой.
— Хорошая попа! — выделил Невшупа девушку в красной юбке, переходившую дорогу. (Невшупа повернул уже на знакомую Ильюшину улицу — кажется, Космодемьянской — и остановился перед «зеброй».)
Поговорили о женщинах. Невшупа не особенно врал, говорил то, что принято говорить в мужском обществе, с обычным цинизмом. Ильюшин поддерживал разговор, находясь под влиянием Невшупы. Его устраивало, что Невшупа не затрагивает темы брака — говорить о разводе не хотелось. С тем, что «все бабы — бляди» он и так был согласен. Долговременных отношений после развода у него не было. Как ни странно, его любили женщины. Он их не удерживал, а они отчаивались переделать его на свой лад или хоть как-то приспособить к совместной жизни. Сначала женщины обхаживали его, и это становилось невыносимым.
Была у него дурацкая мечта, детская. Образ идеальной своей половинки. Кто разрешил вбивать людям в голову эту муть?!.. В жизни ему попадались самые обычные земные женщины, не похожие на половинки. Вернее, это он им как-то умудрялся попадаться. В нём было что-то демоническое для женщин.
Нам никогда не понять: как может в потрёпанном мужике невыразительной наружности, сутулом, худом и курящем «Нашу марку» быть что-то демоническое. Так же и женщины не разбираются в тайнах женской красоты и на самую хорошенькую говорят: «ничего особенного». И тоже удивляются этим глупым мужчинам, посещая фитнесы и черпая советы из журнала «Космополитен». К чёрту фитнесы и журналы! Штампованные фигуры быстро приедаются.
Вот и с Ильюшиным — нравился он, одним словом, женщинам, и незачем было ему перед Невшупой рисоваться. Женщины тащили его в постель. Так выходило. А он их мало замечал. И с хорошими попами тоже. Зачем сейчас всё это Невшупе, нашедшему себя там, где тщетно пытался найти себя Ильюшин, знающему себе цену и свой жизненный путь.
«Волга» бежала по Каштановому бульвару, где в начале вечера красивые девушки щедро высыпали на аллею и тротуары. Ильюшин отметил про себя, что идут они часто парочками за руку (лесбиянки что ли?). Невшупа молчал, уставившись в дорогу; несмотря на мнение, которое должно было сложиться у Ильюшина, он не был бабником. В отношениях, как и в жизни вообще, он был довольно постоянен. И на Оксане он давно бы женился (так удобнее), если бы у той не было кучи страхов, связанных с супружеством (Фрейд отдыхал на Оксане!). И с женой бы он не развёлся: пусть она была бы даже трижды, а не просто истеричкой. Жена сама ушла… И тогда оказалось, что нет ничего, на что можно в этом мире опереться твёрдо. Что нет в нём стабильности. А Невшупа уважал стабильность. Просил, умолял, унижался, ради ребёнка… тьсру… — противно… И причины, главное, не было разумной. Да ещё и на службе тогда наперекосяк шло, в Горном…
К самокопаниям не склонен был Невшупа, предпочитая в отношении к себе позитивное мышление; на самом деле верность своим женщинам шла у него не из одной любви к стабильности. Та жизненная линия, которую он рано ухватил и стал ей следовать, заключала в себе некие начала. Одно из них, если бы оформилось в слова, звучало примерно так: «Настоящий мужчина должен возбуждаться от одного вида обнажённой женщины»… Это работало плохо. Невшупе было не двадцать лет. Случайные связи пугали возможным срывом. А к Оксане он притёрся, как до этого притёрся к жене.
Откуда взялся в его сознании эталон «настоящего мужчины» (приучивший его разжигать в себе страсть и реагировать на женщин определённым образом) Невшупа не смог бы сказать. Со временем он слился с эталоном, добавив в него свою природную рассудительность. Сейчас он предпочитал «не изменять», чем оказаться «импотентом».
— А ты… где сам-то? — спросил, наконец, Невшупа.
Ильюшин давно ждал этот вопрос, но съёжился в сиденье.
— Сейчас нигде. А так… сначала… когда второй раз уволился… из армии… по специальности нашей. Пиздец, короче…
— Специальность у нас…
— Потом второе высшее получил. Менеджером работал в «Элладе», где Безуглов, да ну… не моё это всё… Служить надо.
— Да… — Невшупа выворачивал с круга, его подрезала «хонда». — Ну, куда ты лезешь?!
На дороге стало посвободней. Машина приободрилась и катилась ровно по мягкому от солнца асфальту. «Волга» действительно шла Невшупе, как и всё ему шло: светлая футболка, камуфляж на молнии, звёзды майора, военкомат и манера высоко держать руль. Невшупа рассказывал о последней встрече выпускников. Там он и почерпнул сведения: городские все уволились (Ильюшин был городским), если служили, то все не из города. Невшупа и сам был из какого-то районного городка (типа Горного, но другого, — Ильюшин забыл из какого), женился здесь на последнем курсе.
Ильюшин знал о встрече выпускников (ему звонили дважды, звали), но не пошёл. Не хотелось. Если честно себе признаться — нечего было предъявить. Не медаль же нацепить? Кому она нужна, эта медаль.
Однокурсники… Кто был где. Вся охрана «Монолит-банка», к примеру, состояла из выпускников их училища, во главе с начальником отдела Клюевым (на курс старше учился на их факультете). И Ильюшин поработал в «Монолитбанке» — четыре месяца. Они шутили — наше училище готовит охранников для «Монолитбанка». И в «Элладе» он работал тоже очень непродолжительно — Безуглов помог. Но нехорошо получилось, конфликт, уволился… Думал — подвёл Безуглова, но тому-то что?.. Безуглов рассказывал, что Невшупа в Горном, в военкомате, запулил бабло и устроился, а что здесь уже он, Безуглов не знал.
Общались однокурсники между собой, но мало. Да какая связь уже, кому кто нужен в этом мире? У каждого своя жизнь. В казарме и потом в общаге было всякое, не только дружба и товарищество. А теперь-то что?.. Но подтягивали друг друга по случаю. Свой человек всегда лучше, а с военным всегда проще, чем с гражданским.
Оживление не гасло в Ильюшине, а зашло во внутрь. Он плохо слушал Невшупу, выжидая удобный момент для своего вопроса. Волнительный был вопрос — тоже «мозоль», и был для вопроса сейчас случай:
— …Через военкомат можно капитана получить?
— А ты что, ещё не капитан?
— Старлей.
— Это надо на сборы съездить.
— А как?.. Есть коны у тебя?.. Или… если через бабло проще?..
— Ты в каком? в Приозёрном?.. Я до десятого в отпуске. Запиши телефон…
Ильюшин вытащил сотовый и вбил цифры; он хотел нажать на приём, чтобы оставить Невшупе свой номер, но постеснялся.
— Есть паренёк один… И вообще, Лёша, помогу, чем смогу… с бригадой. Беседовал уже с командиром?
— Да нет, сначала надо уволиться нормально. Куда с этим «несоблюдением»?..
«Волга», скрываясь от пробок проулками, въехала в движение на Воронежскую и тут же свернула вправо, подкатив к крытому рынку «Октябрь».
— Посиди в машине, мне тут одно дело…
— Да я выйду, сигарет куплю, — Ильюшин открыл дверь. Невшупа не нашёл что возразить…
Ильюшин взял свою «Нашу марку», сравнив цены в рядах, увидел, что Невшупа разговаривает с тёткой-продавщицей в центре рынка. Было заметно, что Невшупа сердится, разговаривая с продавщицей: похоже, наезжал на неё.
Ильюшин вышел из рынка к «Волге» и закурил. Его пронизала догадка. «Крышует что ли?»…
Ильюшин вспомнил об однокпасснике-менте, который хвалился, что «контролирует» рынок. Одноклассник просто сшибал десятки с бабушек. Но Невшупа не похож на одноклассника. О «боевых» криминальных группах из контрактников и офицеров (и даже из срочников) ему приходилось слышать. О выездах разведчиков его части на какие-то разборки, о «командировках» контрактников и офицеров, о зарегистрированных на жён и двоюродных братьев ночных клубах, которые надо было «обеспечивать», — тоже. Это всё было мерзко, Ильюшина никогда не касалось. С другой стороны — это была жизнь, было естественно. Продавались бойцы в работы, сдавались «братве» дембеля с плотно набитыми карманами боевых денег. И тут Невшупа… Было о чём подумать Ильюшину у «Волги».
Ильюшин хотел закурить ещё одну, но пошёл в рынок, подумав: «Пива, может, хоть себе взять».
Невшупа до сих пор решал вопрос с продавщицей. И мало сказать решал, он высился над этой небольшой женщиной, а она его распекала. Ильюшин, взяв неподалёку «Жигулёвское», услышал остатки разговора и пошёл к машине…
Ильюшин допивал пиво, когда вышел Невшупа с двумя банками «Балтики-тройки». Они молча проехали во двор девятиэтажного дома (Невшупа снимал здесь квартиру). Сели на лавочку с пивом и закурили.
— Ты что в охране ещё работаешь?
— Блядь! На четыре двести товару спиздили!
— А как?
— Как! Очень просто! Залезли ночью.
— А ты чё спал?
— В другом конце были просто! Сейчас напарнику звонить надо. Деньги на двоих раскидать. Там дырка была. Говорил сто раз — заделать!
Невшупа набрал на сотовом номер напарника и стал излагать происшествие. Напарник (слышно было Ильюшину) кричал, что нахрен ему это не надо! Ничего он платить не будет! — Ах, вот ты какой!? — резанул Невшупа, распаляясь, приводя аргументы, по которым платить придётся, хочешь не хочешь, а были они там вдвоём… Напарник смяк от его напора.
— Да, Лёша, ночь через три на этом рынке работаю, — закончив разговор, ответил Невшупа с опозданием.
— А что, бабок не хватает?
— Семь тысяч?
— А ты это… не берёшь?., взятки.
— А зачем?
Ильюшин не взял в своей жизни ни одной взятки, ему никто их не предлагал. Научился он только деньги давать, а брать не приходилось. Вопрос Невшупы поставил его в тупик. Он знал (как и все мы), что в военкоматах берут взятки. А зачем?..
Но, вообще-то, на Невшупу это было похоже. Он всегда был не такой как все. Нет, он не был «правильным» или особенным — он был «ст