«Ты с моим мнением не считаешься!» Какое мнение! когда вместо мозгов одна курятина, — вот представь себе восьми летнего ребёнка, он постоянно дёргает тебя за штанину и объясняет, как надо жить. Я говорю ей: «Зая, я считаюсь с твоим слишком важным для меня мнением, я его выслушал, и понял, что оно нам не подходит». И тут начинается истерика с попытками суицида! Да…
Мы запираемся в ванной и кричим оттуда: «Прощай!» Мы запираемся на балконе. Мы едим горы парацетамола и витаминов. Мы играем роль!..
Вот я был дурак!.. Твердил ей — поступай, поступай… Да ещё и к экзаменам подготовил. Поступила… Всё! Теперь она бизнесвумен. Теперь я мало зарабатываю. Я инертный. Я не знаю компьютер.
А мне нравится моя работа! Я не хочу заниматься коммерцией! Нет, иди работать к нам — и всё… Она теперь менеджер или дилер. Да хрен его знает кто!..
«Давай разведемся!» Давай. Развелись… Потом она мне заявляет с обиженным видом: «Я думала, ты в суде скажешь, что любишь меня и не хочешь разводиться»… Звездец!..
Сына только жалко… Мирить нас пытается. Жаль пацана… Да пусть он лучше всего этого ужаса не видит…
Что такое любовь?! Любил ли я свою жену? Любил!
А почему тогда изменял ей?.. При первой же возможности — прыг под юбку.
А мы любовью, Миша, называем всё что угодно! Сейчас мы даже любовью занимаемся.
Ложечки серебристо позвякивали в последних чашках чая. Мы погружались в полудрём. Я зевал и потягивался. Компьютер вдруг просыпался и вспыхивал экраном. Игорь вздрагивал.
— Ладно, Миш, пойду я, трамваи уже поехали.
— А сколько времени?
— Полшестого.
— Il parait que monsieur est decidementpour les suivantes.— Que volez-vous, madame? Elies sontplus fratches.(— Вы, кажется, решительно предпочитаете камеристок— Что делать? Они свежее.)
Лаура — это «женщина, которая приходит ко мне иногда»;[10] ей около сорока; на её левой щиколотке контур: прекрасный контур. Он отвлекает меня от морщин и обвислости очень красивого в прошлом тела: он настраивает меня на поэтический лад. Когда-то Лаура была стюардессой на международных линиях в Баку; и в постели с ней мы методичны, как на учениях.
Бывшая жена тоже спит со мной от тоски. Её печальные глаза смотрят одиноко; она произносит привычно: «Узнаю своего мужа» (очевидно, она имеет ввиду застывший на полу в позе расчленённого как попало трупа спортивный костюм)…
Через час она уходит повеселевшая: у неё женатый любовник с двумя взрослыми детьми.
«Развод порождает разврат!» — занудно басил Лев Николаевич, поручик артиллерии, бывший сначала крайне счастлив в браке, а потом — крайне наоборот: и от этого несчастья сделавшийся субъективным философом. Уходя в себя от издёвок и пошлостей супруги, он задавался вопросом: «Почему нельзя жить как два цветка?..» А вот нельзя! Непременно нужно — как два гладиатора!
Когда появляются деньги, — а они появлялись у Сантуция в день его получки, — машины привозят проституток.
Из такой машины выходит сначала сутер.
Сутер, похожий на юного юриста из сберегательного банка, осматривает мою квартиру. Что думает сутер, созерцая рухнувший стол-тумбу в кухне и тяжёлую половую тряпку, засыпанную давним песком? Этот интеллигентный юноша с мобилой в руке?
Потом он заглядывает в комнату и видит коробку из под монитора. Коробка накрыта синей скатертью и ломится от уцелевших после раздела имущества хрустальных стаканов, гармошкой вдавленных в блюдца окурков и закусей а 1а завтрак туриста. Вместе с компьютером и диваном коробка занимает почти всё пространство комнаты… Постепенно сутер понимает, что здесь с девушками ничего не входящего в тариф не сделают, — здесь люди простые, по счёту соответствуют заявке, и под диван навряд ли кто забрался неучтённый: формальность соблюдена, и юноша удаляется, морщась от табачного удушья…
Здесь во времянке я вспомнил, как дедушка, обеспокоенный моей успеваемостью в восьмом классе, говорил: «Будешь плохо учиться — станешь шмаравозником!» (Вообще же дедушке не было дела до моей успеваемости, перед ним стояли задачи посерьёзней: он увлечённо выращивал комплексно-устойчивый виноград; это был вежливый старикан — просто ему нажаловалась моя мама: тогда я уже курил и пробовал пить, успеваемость моя к восьмому классу, мягко сказать, ухудшилась: я не знал, для чего она должна улучшиться, жизненный план мне не могли привить, он отлетал от меня, как футбольный мяч от кирпичных стен школы № 18.)
И вот сейчас — я наконец понял — кто такие шмара-возни ки (!). Кажется, они не плохо зарабатывают…[11]
— А ну-ка, покажитесь!..
Девчонки смотрят затравленно и стервозно, выдавливают улыбки и огрызаются. Они не слишком приветливы: натрахались за ночь бедовые… В их фигурах нет ничего от манекенщиц — это продавщицы… уставшие от нищеты, соблазнённые «лёгким» баблом… часто они просто шабашат по ночам.
..! Мы снова напяливаем козлячьи мундиры! Мы орём строевые песни!.. — девки! ррр-эйссь! иррра… словно вакханки… с распущенными волосами… они пляшут в наших кителях… позвякивают ордена и медали… и их голые ноги выразительно грациозны… и мы не стесняемся своих тел… у нас только одна комната… у нас оргия… вакханалия… до утра!..
После лихого солдафонского угара Сантуций, этот отставной гвардии центурион из мотострелковых войск, поднимает тяжёлые веки и первым делом ощупывает серебряный крест на измученном кителе, его пальцы дрожат, другая его рука находит длинный бычок. Поутру Сантуций всегда безжизненно хмур:
— Им бы, сука… семачками торговать… почему они не привозят что-нибудь возвышенное? Студенточек?..
— Может тебе ещё и княгинь с баронессами? За двести пятьдесят в час?..
— Я хочу виконтессу.
— Charmant, бля……….какая всё-таки гадость!., этот их мин'ет в презервативе….
…Вспомни, откуда ты пришёл и куда ты идёшь, и прежде всего подумай о том, почему ты создал беспорядок, в который сам попал…
В те грустные дни, когда никто не приходит ко мне, я бережно потрошу окурки из пепельницы и набиваю ирландскую трубку красного дерева (а есть ли в Ирландии красное дерево?).
Я выхожу во двор и курю трубку. Через её чубук я втягиваю мудрость веков. Меня охватывает утренняя прохлада; мягкое солнце снова обещает мне жару; едкий дым погружает меня в задумчивость.
Здесь я познаю бедность: войну я уже познал… Любовь (?) — … нет… Это было в будущем; это было самым трудным…
Впрочем, моя бедность, или лучше сказать, нужда — всего лишь безобидный гибрид неприхотливости, экономии и лени. Мне лень пройти два квартала в магазин, и я весь день питаюсь жареными корочками, а иногда мне их лень жарить, и я питаюсь корочками хлеба с солью. Моё пристрастие к алкоголю часто превозмогает любовь к сытости, и вместо булки хлеба и консервы я покупаю бутылку пива.
Я намазываю на хлеб шпротный паштет за шесть рублей и редко балую себя килькой в томате за семь тридцать. Иногда я кипячу воду для вьетнамской лапши. Но всё же мой рацион скорее причудлив, чем жалок: порой я запиваю вяленую тарань косре или сочетаю шоколад с сыром Hochland.
Мне лень стирать и лень убирать. Только в особенном состоянии духа, а оно посещаем меня исключительно раз в месяц, я делаю генеральную уборку. Я выметаю горы песка, стираю покрывало пыли с компа (прости, дружище, но мне тоже приходилось в жизни туго), вымываю все свои хрустальные стаканы и две тарелки, заодно я бреюсь, под настроение оставляя эспаньолку.
На самом деле я не делал в тот год ничего. Всё мне было скучно делать — я только думал и понимал. Я просто жил в этом мире. Я готовился изменить его.
Я думаю: как, в сущности, противно спать с женщиной без чувства любви… Мы просто привыкли… Это лучше, чем ничего… Суррогат вместо жизни… Я вместе с кем попало: один быть я не смог… Может быть… тогда я даже думал, что любви нет на свете. Может быть… Впрочем, я никогда не верил в это…
А бронепоезд «Козьма Минин» уже вбирает в себя новую партию вояк, чтоб выплеснуть её на блоки, и легендарно вползает на насыпь; и «крокодилы» сверху бросают узкие тени; и лейтенант Живцов уже вышел в последний РД; и задёрганная техника, подобно лошадям на наших чёрных шевронах, разнузданно мчит вояк по разрушенным улицам и уходит из под ударов фугаса…
В тот неполный год мне особенно часто снился мой готический замок с золочёными портретами величавых предков. Во сне я знаю, что это мой замок и что это мои предки. Мне кажется, что я знаю расположение комнат и что я барон……..
В тот год в тесном дворике росла огромная клещевина, похожая на тропические пальмы. Времянку я, должно быть в память о замке, аристократично называл — флигелем. Сейчас её нет. На этом месте построили элитный дом с подземным гаражом и видом на набережную; но конструкция его неудачна.
Командир роты 46-й отдельной бригады оперативного назначения внутренних войск майор Кудинов Михаил Денисович погиб 1 января 2011 года в Республике Чечня.
СОРОК ДНЕЙ ДО ПРИКАЗА
Первый снег
В грубый защитный рюкзак ложатся завёрнутый в бумагу кусок простыни, железная кружка, бритвенный станок, лезвия… Особенно беспокоится бабушка. Она стоит над душой, а Миша говорит ей: «Ба, ты ещё валенки мне принеси дедушкины!..» Миша устал отбиваться от доброй старушки, потому что она и в самом деле собралась идти за валенками. В конце концов сошлись на тёплых вязаных носках.
Наконец, легли спать. Всем не спалось, кроме маленького Женьки. Миша выходил на улицу курить. Он крался по залу, чтобы никого не разбудить. Но всё равно мама окликала его: — Ты куда? Миша.