буду заботиться, и я не смогу оставить ее в покое. Держаться на расстоянии – да, но потребуется что-то похлеще, чем покатушки с Лоусоном, чтобы заставить меня перестать за нее волноваться.
Глава 26Кейси
– Ты меня опозорила!
На следующее утро визгливое обвинение эхом разносится по коридору. Выглянув из шкафчика, я вижу, как ко мне на всех парах несется Энзли.
– О, привет. – Мило улыбаюсь ей и тут же отворачиваюсь обратно к учебникам по истории и математике, которые нужны мне на первые два урока. – Хорошо выглядишь сегодня.
– Сучка, – выплевывает Энзли. – Этот твой вчерашний фокус…
Убрав книги под мышку, я закрываю шкафчик.
– Понятия не имею, о чем ты. – Вскидываю бровь. – Уверена, что это не ты сегодня забыла таблетки принять?
Ее щеки заливаются краской. Сегодня она подозрительно одна, и подхалимки Бри нигде не видать. Спорить готова, ей стыдно за то, как Лоусон ее вчера кинул, и не особенно хочется напоминать об этом подругам.
– Не знаю, что за игру ты ведешь, но Лоусон Кент…
– А что он? – перебиваю я. – Мой друг? Да. – Моя улыбка становится шире. – Больше чем друг? Ну, иногда.
– Херня собачья. Дружба еще куда ни шло, но парень вроде него никогда бы не стал водиться с такой, как ты. – К Энзли возвращается уверенность, и ее голос становится резче. – Если он тебя вчера и трахнул, то только из жалости. Бросил подачку бедной психичке. Наверное, просто испугался, что ты вскроешься, если он тебе откажет.
– Ага. Можешь себя этим успокаивать. – Я иронично смотрю на нее. – Так тебе что-то еще нужно? А то мне на урок пора.
Она прожигает меня разъяренным взглядом.
– Держись от него подальше. И от меня тоже.
– От тебя – с радостью, – заверяю я.
К сожалению, это обещание немного сложно выполнить, учитывая, что я буквально сижу за ними с Бри на истории. Почти разочарована, что Энзли меня игнорирует. Теперь, когда я укрепила метафорический позвоночник, мне даже начало нравиться сбивать с нее спесь. Но увы, весь урок она смотрит вперед с прямой, как палка, спиной.
Но, так как они буквально в метре от меня, я так или иначе слышу их разговор. Они обсуждают Снежный Бал, который пройдет в Балларде в следующем месяце. Энзли возмущается, что только студенток Балларда могут избрать Снежной Королевой.
– Вообще несправедливо. Ты бы точно победила, – заверяет ее подлиза Бри.
– Не думаю, – скромно говорит Энзли, и я закатываю глаза в направлении ее спины. – Это очевидно будет кто-то из выпускниц. Мила Уитлок. Или Ами Рид. Правда, ее парень не может стать королем, он же в Сэндовере.
– О. Боже. Мой. Я тебе что, не сказала? Он больше не ее парень, – шушукается Бри. – Грей сказал, они расстались.
– Да ладно. Сайлас Хейзелтон снова свободен?
Не удержавшись, я фыркаю.
Напряженная, как струна, Энзли разворачивается ко мне и резко спрашивает:
– Что?
– Ничего. Меня просто умиляет, как высоко ты себя ценишь. Сначала Лоусон, теперь Сайлас… ты правда думаешь, что у тебя с кем-то из них есть шанс?
Ее лицо становится фиолетовым от злости, но ответить она не успевает, потому что сестра Катерина шикает на нас и приказывает всем сосредоточиться на задании.
На втором уроке я сажусь на свое место рядом с Жасмин, и она начинает выпытывать у меня детали нашего с Лоусоном приключения. Мы болтаем, пока к нам не подходит сестра Мэри-Элис и не машет угрожающе линейкой. Поклясться готова, эту женщину заводят телесные наказания. Наверное, в прошлой жизни она была тюремщиком.
Еще позже, когда звенит звонок на обед, я натыкаюсь на сестру возле своего шкафчика. Слоан проводит рукой по длинным темным волосам и настороженно смотрит на меня. Мы все еще слегка сторонимся друг друга после вчерашнего вечера. Утром за завтраком она смотрела на меня так, словно я в любой момент могла на нее наброситься.
– Что такое? – спрашиваю я.
– Папа ждет тебя снаружи.
У меня отвисает челюсть.
– Что, прости?
– Он пытался тебе написать, но у тебя телефон отключен…
– Ага, потому что я была на уроке, – раздраженно перебиваю я. – Какого черта он приперся?
– Эй, в гонца-то не стреляй? – Она пятится от меня, пожимая плечами. – Он просто сказал, что ждет на улице.
Черт.
Когда родитель заявляется в твою школу посреди дня, это не предвещает ничего хорошего. По крайней мере, я знаю, что ситуация не чрезвычайная, иначе он бы посвятил в дело Слоан.
Когда я выхожу наружу и вижу папино лицо, мои подозрения утраиваются. Он стоит, прислонившись к пассажирской двери своего черного внедорожника, в шерстяном блейзере и с серьезным выражением на лице.
Спустившись по лестнице, я подхожу к нему.
– Что происходит? – спрашиваю я вместо приветствия.
Это он тут же подмечает.
– И тебе привет, солнце. – Открыв для меня дверь, он добавляет: – У нас прием.
Я уже почти готова развернуться и забежать обратно в школу, но понимаю, что это бессмысленно. Папа просто позвонит преподобной, и она небось лично вытащит меня обратно.
Так что я нехотя сажусь на пассажирское сиденье и пристегиваюсь.
Обойдя машину, папа садится за руль и бросает на меня короткий взгляд, снимая ручник.
– Прости, что так заявился на обеде, но у нее на этой неделе было только одно окно. А так пришлось бы ждать еще две.
– У «нее»? – хмурюсь я.
– У доктора Энтони. – Он трусливо смотрит прямо перед собой, боясь взглянуть в мои разъяренные глаза.
– Ты издеваешься надо мной? Это же несправедливо, пап. Ты бы стал так со Слоан поступать?
– В каком смысле? – Он все еще не смотрит на меня.
– Ты прекрасно знаешь, в каком. Если бы вы со Слоан поругались, ты бы стал на следующий день забирать ее из школы, чтобы отвести к гребанному психиатру?
– Следи за языком, юная леди.
Я игнорирую замечание.
– Да ладно, пап, можешь и дальше избегать ответа. Мы же оба знаем, что ответ «нет». Нет, ты бы не стал так делать. Слоан же у нас сильная, так? – Горло обжигает горечью. – Ей-то не надо, чтобы в ее голове копался врач, только чтобы понять, почему это она разозлилась, когда ее отец сошел с ума, потому что она посмела опоздать на ужин на пару часов.
– Дело не только во вчера, Кейси. У тебя эмоции бьют фонтаном. То ты просыпаешься с криками после кошмаров, то злишься и не слушаешься. Доктор Энтони поможет тебе контролировать…
– Замолчи, – приказываю я. – Просто замолчи.
Ощущение предательства такое сильное, что у меня подскакивает пульс. Я буквально чувствую, как трясутся мои руки, когда прижимаю ладони к коленям и делаю вдох.
– Вы со Слоан ужасны, – безэмоционально говорю я. – Если я мягкая и эмоций слишком много, то со мной что-то не так. Если я становлюсь жестче и беру эмоции в свои руки, опять со мной что-то не так. – Резкий выдох. – Просто дайте мне быть собой.
Он косится на меня, и на его лице проступает искренняя досада.
– Милая, я пытаюсь. Но ты не похожа сама на себя. Это не ты. Тебя не оставляют после уроков…
– Иногда оставляют, – перебиваю его я. – Иногда мне надоедает, что меня задирают и обзывают суицидальной психичкой, которая утопила машину в озере. Ты правда думаешь, что я неправа?
– Нет, но… – Не договорив, он переводит взгляд обратно на дорогу. – Посмотрим, что скажет доктор Энтони.
Полчаса спустя доктор Энтони приглашает меня в кабинет. Она принимает на третьем этаже кирпичного здания в Парсоне, втором по величине городе поблизости от Сэндовера. Ближайший к нам клочок цивилизации – это Калден, и там есть маленькая больница и ветеринарная клиника, но в вопросах психиатрии они немного отстают.
Нависнув надо мной, она приглашает меня сесть. В ней чуть меньше двух метров роста, и сложена она, как тростинка, ни одного изгиба. У нее короткие волосы, тронутые сединой. Но, несмотря на угловатое лицо, которое должно было придавать ей суровости, она вся излучает тепло.
– Рада вас видеть, – говорит она, когда мы устраиваемся в мягких креслах друг напротив друга. Она не из тех мозгоправов, что отправляют тебя лежать на диване. – Как вы?
– А что, папа вам не сказал, что у меня полнейший нервный срыв? – сухо спрашиваю я.
Ее губы трогает легкая улыбка.
– А что, он есть? – отбивает она.
– Мне так не казалось. Но судя по тому, как они со Слоан со мной обращаются, меня уже пора в психушку класть.
Откинувшись на спинку кресла, я подтягиваю колени к груди, поставив ноги в носках на край сиденья. Доктор Энтони всегда просит разуться в коридоре, прежде чем заходить к ней. Мне не сложно. Это уютно.
– Итак, последний раз мы виделись семь недель назад, – говорит она, глядя на меня хитрыми, но добрыми глазами. – Расскажите, что я пропустила. Вас все еще задирают в школе?
– Не-а. Прекратили, когда я начала отвечать им тем же.
– Ясно.
– Что? – вызывающе смотрю я на нее. – Не одобряете? Вас разве не должно радовать, что мне теперь плевать, что они обо мне думают?
Она отвечает мне мягкой улыбкой.
– Одобрение или неодобрение не входит в мою работу, Кейси. Я здесь не для того, чтобы вас осуждать. Но в наши прошлые встречи вас волновало то, что о вас думают. Что о вас говорят. Очень даже волновало.
– И больше не волнует.
– Ясно. – Она берет желтый планшет для бумаг со стола рядом и снимает колпачок с ручки. – И что же, по-вашему, изменилось?
– Я изменилась, – просто отвечаю.
Доктор Энтони смотрит на меня. Ждет продолжения. Это одна из ее тактик – ждать, пока человек напротив не сломается и не вывалит все свои секреты. Я один раз видела документалку о полицейских допросах, где один из опрашиваемых детективов сказал, что тишина – это его лучшее оружие. Люди не любят сидеть и вариться в тишине. Это слишком неловко, и наши инстинкты говорят нам ее нарушить. Чем-то заполнить. А чем больше люди говорят, тем чаще проговариваются.