— В этом часть твоей роли: следить, чтобы я не споткнулась, — напомнила мне Эйн, изящно вложив свою руку в мою, когда мы начали подниматься по ступенькам. — Моё платье не создано для таких простых задач, как переход из одного места в другое.
На платье с длинным шлейфом, с кружевами цвета слоновой кости и лифом, расшитым золотом, настояла принцесса-регент со словами: «Герцогиня не может выходить замуж в лохмотьях». Мы поднимались по ступенькам, а принцесса Дюсинда позади нас послушно несла в своих маленьких ручках край шёлкового шлейфа.
Сама церемония была, к счастью, короткой. Её проводил незнакомый мне старший священник в ранге стремящегося, который избежал чисток Эвадины потому, что во время всего кризиса удачно находился в паломничестве далеко на востоке. Герцог Гилферд выглядел довольно красиво в серебряных позолоченных доспехах и беззастенчиво восхищался своей невестой. Эйн же со своей стороны сохраняла безмятежность и достоинство на протяжении всей церемонии. Очевидно, её не беспокоило присутствие значительной части знати Альбермайна, переживших то, что стало известно, как Война мученицы. Герцог Лермин Дульсианский, разумеется, отсутствовал, поскольку оставался под строгим королевским запретом выходить за пределы своего герцогства. Герцогиня Лорайн прислала впечатляюще дорогие подарки, но попросила прощения за своё отсутствие из-за множества неотложных обязанностей в Шейвинской Марке, главной из которых была ликвидация ущерба, нанесённого за́мку Амбрис. Кроме того, лишь горстка рианвельской знати подчинилась призыву принцессы-регента, и главный среди них — бывший посол Жакель Эбрин, недавно назначенный на роль лорд-губернатора. По его напряжённому поведению я мог сказать, что он предпочёл бы играть в кости где-нибудь в таверне, а немногочисленность его свиты не предвещала ничего хорошего для будущего единства королевства. Я решил не заостряться на этом, поскольку подобные заботы больше не были в моей компетенции.
Когда пришло время, и стремящийся спросил: «Кто провожает эту женщину на попечение её мужа?», я послушно вложил руку Эйн в протянутую ладонь Гилферда, после чего священник связал их шёлковой лентой.
— И сим, — протянул он, — эти две души соединяются пред Серафилями и по примеру мучеников отныне и во веки веков.
Когда они поцеловались, и я увидел, с какой яростью Эйн обняла своего мужа, все мои сомнения относительно мудрости её выбора улетучились. Теперь это была исцелённая душа, для которой убийства, как я надеялся, останутся смутным и отвратительным воспоминанием. Я чувствовал, что хотя бы с ней у меня получилось что-то правильное.
За официальной церемонией последовало собрание в саду собора, где однажды я наблюдал, как Эвадина заключила сделку с братом Леаноры. Теперь казалось, всё это произошло настолько давно, что это событие уже отошло в историю, а не в относительно недавнюю память. Я пил вино из хрустального кубка и смотрел, как Эйн и Гилферд, со связанными лентой руками, обходят гостей. Молодой герцог казался мне чопорным и неуклюжим на фоне общительного обаяния его невесты.
— Я льщу себя надеждой, — сказала Леанора, подходя ко мне и склонив голову в сторону счастливой пары, — что неплохо её обучила, вам так не кажется?
— Она будет править герцогством под вашим любезным руководством, а он сразится в любых битвах, в каких только потребуется. — Я поднял за неё свой кубок. — Прекрасная партия, ваше величество.
— Это целиком и полностью их собственный выбор, уверяю вас. По правде говоря, я даже просила её на время отказаться от брака, поскольку считаю самой полезной фрейлиной, когда-либо появлявшейся при дворе. Но любви, а тем более юной любви, так просто не прикажешь. — Она замолчала, потягивая вино, и осторожно глянула поверх края бокала. — Интересно, милорд, вы больше не обдумывали моё предложение?
— Обдумывал, и пришёл к выводу, что моё мнение не изменилось. Хотя, разумеется, я благодарю вас за ваше внимание.
— Стать лорд-маршалом войска Короны — это, возможно, вершина рыцарских амбиций, и всё же вы этого избегаете.
— Ваше величество, у меня никогда не было рыцарских амбиций, и я чувствую, что на своём веку повидал достаточно сражений. И буду считать себя счастливейшей из душ, если никогда не стану свидетелем нового. Кроме того, — я указал на небольшой отряд присутствующих алундийских дворян, среди которых Рулгарт был самым высоким, — мне кажется, что под рукой есть гораздо более подходящий кандидат.
— Алундийский лорд-маршал. — Леанора усмехнулась. — Вряд ли. И к тому же лорд Рулгарт любезно принял роль лорд-губернатора Алундии до тех пор, пока его племянница не достигнет совершеннолетия. Когда же настанет тот день, он заявил о желании вернуться в каэритские земли. По всей видимости, там он в большей степени чувствует себя дома.
Я перевёл взгляд на Дюсинду, которая играла с группой других бегающих и хихикающих детей. Молодой король Артин стоял в стороне от них, и с его лица не сходило раздражённое выражение.
— Итак, — сказал я, — Дюсинда будет одновременно герцогиней Алундии и королевой Альбермайна. Немало власти для такой юной особы.
— Моя будущая невестка для меня драгоценна.
«Драгоценней, чем избалованный, лишённый чувства юмора щенок, которым является ваш сын?», подумал я, сдерживая ужасное искушение задать этот вопрос вслух.
— Что ж, милорд, — продолжала Леанора, — если я не могу соблазнить вас военными делами, то на какую роль вы бы согласились?
— Ваше величество, как бы ни была велика ваша доброта, я собираюсь некоторое время путешествовать один. Мне кажется, моё настроение оживится от одиночества и смены обстановки.
Веселье Леаноры угасло, и она натянуто улыбнулась.
— Я знаю, вам есть, о чём горевать. Ваш сын… — Она всегда могла подобрать нужные слова, но даже самую многословную душу сразила бы необходимость выразить должное сочувствие человеку, который видел, как его маленький ребёнок сгорел заживо.
— Ваше величество, с вашего позволения, — сказал я с поклоном. Решив избавить её от этих мучений. — Мне нужно сделать приготовления к путешествию.
— Разумеется, милорд. — Она поклонилась в ответ и, но когда я повернулся уходить, взяла меня за руку. — Если когда-нибудь устанете от путешествий и одиночества, знайте, что вам всегда найдётся место при этом дворе.
Поклонившись ещё ниже, я отступил, и в последний раз увидел принцессу-регента Леанору Алгатинет-Кевилль, когда она подошла к молодожёнам и со смехом пожала руки своей любимой фрейлине. Рискну предположить, что в жизни, полной штормов, это был самый счастливый момент для Леаноры. Пускай ей не достался титул монарха, но она остаётся величайшим правителем, когда-либо управлявшим Альбермайном. Хотя, если вы разбираетесь в истории, то знаете, что она заплатила очень высокую цену за долгие годы мира, которые стали её наследием.
Я встретил Десмену, которая скрывалась среди колонн наверху лестницы собора. На небо опустились сумерки, вытянулись длинные тени, и здесь легко было укрыться. Если бы она желала мне зла, то могла бы добиться успеха там, где многие другие потерпели неудачу. И всё же я не увидел в её руке ножа — только вопрос, явно написанный на лице.
— Не желаете присоединиться к празднованиям, миледи? — спросил я.
Она пренебрежительно хмыкнула.
— Меня не звали. Не всем бунтовщикам по-настоящему рады при дворе принцессы-регента, какое бы там помилование она ни даровала.
— Так вы вступите в войско Короны, правильно я понимаю?
Её лицо оскорблённо скривилось от отвращения.
— Служить Алгатинетам? Никогда.
— Держитесь за дело Истинного Короля, даже сейчас?
— Такое справедливое дело никогда нельзя бросать. Я пойду на восток и найду других, сосланных за участие в походе Локлайна. Попомните мои слова, Писарь, его знамя снова поднимется.
Я сдержал усталый вздох и кивнул на прощание.
— Тогда я желаю вам счастливого пути. Хотя вы, я уверен, простите меня за то, что не стану желать вам успеха. Эта земля уже повидала достаточно войн.
— Постойте, — сказала она, когда я пошёл вниз по лестнице. Остановившись, я увидел редкую неуверенность на её лице, а мольба в глазах рассказала мне о сути её вопроса ещё до того, как она его задала. — Он же соврал? Уилхем. Это не он предал моего отца.
На этот раз я не скрывал вздоха, окрашенного теперь скорее гневом, чем усталостью.
— Ваш отец был садистом и задирой с гнусными наклонностями, который полностью заслужил свою отвратительную кончину, и даже более того. Кто бы ни направил его на путь к виселице, он заслуживает вашей благодарности. — Я увидел, как её лицо внезапно побледнело, когда до неё дошли мои слова, и мой гнев рассеялся. — А Уилхем заслуживал лучшей смерти, — добавил я. — Ибо он был достоин вашего брата, хотя не думаю, что он бы с этим согласился. Оплакивайте их обоих, миледи.
Я повернулся и спустился по ступеням, не ожидая ответа.
Каэриты практически исчезли из Шейвинской Марки через несколько дней после окончания битвы. Некоторые из них задержались — как я предполагал, из любопытства или из-за авантюристского духа, — но через несколько недель основная масса огромного воинства таолишь, вейлишь и паэлитов вернулась за пределы гор. Утрен, однако, решил остаться, и именно на его спине я покинул Атильтор той ночью. Я не прощался и внимательно следил за тем, что никто не следует за мной, пока пробирался через заброшенные земляные валы на окраине города, где и обнаружил ожидавшего меня паэла.
— Думал, ты отправился домой, — сказал я, подняв руку к его морде. Он в ответ легонько куснул мою ладонь и мотнул головой, видимо, желая скорее уезжать.
Ему потребовалось два дня, чтобы доставить меня в самое сердце Шейвинского леса. Пекло, зародившееся в за́мке Амбрис, сеяло немалые разрушения, прежде чем небеса соизволили обрушить долгожданный поток дождя. Мы проехали несколько обугленных участков земли, и с большим облегчением обнаружили знакомый заросший каменный овал поляны Леффолд, неповреждённый и скрытый в густой чаще деревьев.