Я протолкнулся через толпу к линии пикетов и увидел, что стражники с пиками в шеренге обмениваются озадаченными взглядами.
— Милорд, нас атакуют? — спросил юнец с выпученными глазами. — Трубить в горны?
— Заткнись! — рявкнул я, силясь снова услышать невидимого герольда, кем бы он ни был.
— Охраняйте Леди! — Источник криков наконец-то показался в поле зрения: в полусотне ярдов слева от меня из темноты выскочила лошадь со всадником. Я побежал к нему, выкрикивая приказы лучникам опустить оружие. Завидев меня, всадник изменил курс, хлестая явно измученного скакуна, чтобы тот в последний раз прибавил скорости.
— Леди, милорд! — Я узнал острое бледное лицо Тайлера, который дёрнул поводья, остановив лошадь в нескольких шагах от меня. — Они здесь!
— Кто?
— Вергундийцы, наёмники.
— С какой стороны?
Он покачал головой и поник в седле, чтобы вдохнуть воздуха, и только потом выпалил ответ:
— Нет. Они уже здесь. Тессил отправил их раньше нас. Постоялый двор. Они под полом!
Я закричал на бегу, поднимая каждого солдата, которого видел, перепрыгивая через костры и оббегая палатки. Мои слова было сложно разобрать, но блеск меча в руке и поглощённое яростью лицо говорили сами за себя. К тому времени, как в поле зрения показался постоялый двор, за моей спиной уже бежало по меньшей мере полсотни вооружённых участников священного похода. При виде стражников, неподвижно лежавших у дверей постоялого двора, я побежал быстрее, а потом помчался, сломя голову, услышав изнутри звуки боя. Влетев в распахнувшиеся двери, я немедленно споткнулся об окровавленный труп вергундийца. Потратив драгоценную секунду, чтобы взглянуть на его лицо — с разинутым ртом, окаймлённое украшенными шёлком косичками, на кожу, забрызганную алой кровью из перерезанного горла, — я пнул тело в сторону и бросился дальше.
Мигом стало понятно, что место действия по большей части представляет собой хаос, в котором сражаются фигуры, собравшиеся в дальней части помещения. Повсюду посреди ручейков и лужиц крови лежали расколотые половицы. Мелькали короткие изогнутые ножи, раздавались боевые кличи и крики боли. В толкучке я мельком заметил зажатую в угол Эвадину с мрачной решимостью на лице, а её длинный меч рубил и резал, неутомимо и эффективно.
Помню, как с моих губ сорвался дикий крик, и я сломя голову бросился в схватку. Только первый, кого я зарубил, ясно остался в моей памяти — коренастый наёмник с топориком в руках, с короткострижеными волосами, как это принято у тех, кто часто носит шлемы. Он развернулся и тут же получил в лицо удар мечом, силы которого хватило, чтобы клинок пробил череп насквозь. Я напирал дальше, прижав плечо к его груди и толкая дёргающееся тело в толпу, а потом вытащил в красном фонтане меч из его головы и рубанул влево-вправо, почти не замечая солдат Ковенанта, бросившихся вперёд по бокам от меня. Дальше всё слилось в сплошное размытое пятно бешеного насилия, и, считаю, мне повезло, что я этого не помню. Знаю, что в хаосе потерял меч, потому что, когда здравый смысл вернулся, я обнаружил, что душу́ вергундийца, и, плюясь потоком непристойностей, сунул его уже обугленную, дымящуюся голову в горящие угли камина.
— Гори, уёбок! — прохрипел я в последней вспышке ярости, отпустил его голову в пламя и убрал руки с горла. Они оказались красными по запястья, и с пальцев свисали ошмётки плоти. Я с трудом выпрямился, отчаянно осматривая разрушения в поисках Эвадины. Она стояла в центре помещения, и с её меча капала кровь. В питейном притоне тесно и хаотично валялись тела, всё вокруг было забрызгано кровью. Одни солдаты Ковенанта добивали раненых убийц, а остальные просто стояли, тяжело дыша, с отупевшими лицами, как случается после первого сражения. Мне очень сильно хотелось броситься к Эвадине, и прижаться к ней губами. С трудом я сдержал этот порыв, но взгляд, которым мы обменялись, убедил меня, что она не пострадала. Её чёрное хлопковое одеяние порвалось в нескольких местах, и видны были несколько царапин, но никаких серьёзных порезов.
На губах Эвадины мелькнула улыбка, и она отвернулась. Затем она нахмурила лоб, проведя дрожащей рукой по бедру и по животу, и этому жесту я должен был уделить гораздо больше внимания. Однако внезапно рычание сзади неё отбросило все прочие заботы. Вергундиец — огромный, разъярённый бычара с дикими глазами, — которому, наверное, было очень нелегко укрыться под половицами. Он выпрыгнул из-под кучи тел с кривыми ножами в обеих руках, слишком близко к Эвадине, и слишком быстро, чтобы я успел зарубить его.
Мимо уха Эвадины, едва не задев её, серебристой дугой промелькнул нож и вонзился вергундийцу в глаз. Он ещё немного пошатался, свесив ножи в обмякших пальцах, и в другое время этот танец показался бы даже забавным. Всё закончилось, когда Эйн с забрызганным красным лицом и залитыми чужой кровью волосами вышла позади него и перерезала ему горло от уха до уха.
Я повернулся ко входу в постоялый двор и увидел в дверях Адлара Спиннера, всё ещё пригнувшегося после своего броска. По его бледному застывшему лицу стало ясно, что он впервые оборвал жизнь при помощи своего мастерства.
— Вот этот падлюка ещё не помер, — отвлёк моё внимание грубый голос солдата. Он наклонился над телом вергундийца, сжал руку на заплетённых косах и поднял его голову с половиц. Лицо жителя равнин выглядело обмякшим, но полуоткрытые глаза выдавали блеск сознания.
— Стой, — сказал я, когда солдат приставил кинжал к горлу вергундийца. — Оставь его.
Солдат явно был ветераном прошлых походов и, возможно, нескольких войн. Его смуглое лицо — покрытое шрамами, до сих пор красное от недавней битвы — озадаченно сморщилось, когда я подошёл ближе.
— Мертвецу язык не развяжешь, — объяснил я и повернулся к жонглёру, по-прежнему застывшему в дверном проёме. — Ну что, мастер Спиннер? Хочешь ещё раз заработать монет?
ГЛАВА ПЯТАЯ
Вергундиец не очнулся до полудня, когда большая часть лагеря уже собралась, и священный поход начал свой марш на Атильтор. Не так-то легко было все эти часы сохранять пленнику жизнь, и лишь краткая проповедь самой Помазанной Леди успокоила мстительных последователей, собравшихся у постоялого двора.
— Вы считаете меня убийцей? — вопросила она. — И хуже того, вы считаете меня дурой? Этот человек под моей защитой, поскольку он лишь очередная жертва ереси. Благодаря ему мы выясним диспозицию нашего врага. Победы добьёмся милосердием.
Возможно, этих слов хватило, чтобы сохранить вергундийцу жизнь до рассвета, только потому, что это было наибольшее количество слов, которые они слышали от своей Воскресшей мученицы за многие дни. Пока войско с трудом выстраивалось для марша, я со своими самыми верными разведчиками и Адларом Спиннером оставались позади. Трупы вытащили из постоялого двора и сложили снаружи безо всяких церемоний, хотя в том, как участники похода плевали или мочились на кучу, сквозило что-то ритуальное. Я проследил, чтобы пленнику через разрушенные двери была видна гора трупов, но усеянный мухами ужас, видимо, совершенно его не заботил.
— Уттрах! — прошипел он, когда я привёл его в чувство ведром воды из канавы. — Триак лемил, я ворка кир-эх!
— «Уттрах» означает «трус», милорд, — перевёл Адлар в ответ на мой вопросительный взгляд.
— А остальное?
Жонглёр неуютно поёжился. На его лице по-прежнему почти не было цвета. Пятно убийства на некоторых душах задерживается дольше, чем на прочих, и мне показалось, что события прошлой ночи развеяли любые идеализированные мысли, какие только этот юнец мог питать в отношении солдатской службы. По взглядам, которые он бросал на других обитателей постоялого двора, становилось ясно, какой страх и отвращение он питает к поставленной перед ним задаче. Эйн сидела в углу, положив перо на открытый ротный журнал. Лицо она умыла, но спутанные волосы по-прежнему торчали колючками. Вдова отдыхала у стойки со стаканом бренди в руках. Не знаю, что вызвало такое отсутствующее выражение на её лице, скука или ожидание. Лилат стояла дальше всех, сгорбившись у стены и натянув капюшон на лицо. Я знал, что она уйдёт, если этот допрос превратится в пытку, и почувствовал признательность к ней за это. Тайлер вёл себя оживлённее всех и расхаживал вперёд-назад по единственному участку нерасколотых половиц.
Прошлой ночью я услышал почти всю его историю. Разбойник рассказал, как ему за несколько дней удалось внедриться в группу наёмников, направлявшихся в Атильтор. Его описание священного города соответствовало тому, что говорили Вдове убегавшие по Королевскому тракту: виселицы, порки, ворующие наёмники и перепуганное население. Спустя целую неделю после этого пьяный арбалетчик из внутреннего круга Божьего капитана выдал хитрый план своего командира спрятать убийц в наиболее вероятном месте остановки Блудницы Малицитской на дороге в Атильтор. Осознав нависшую опасность, Тайлер задушил болтливого арбалетчика, украл лошадь и помчался к перекрёстку. От мысли о том, что могло случиться, если бы он хоть ненамного задержался, задрожала моя рука, которой я игрался одним из тех кривых ножей, что, видимо, так нравились вергундийцам. Этот экземпляр нашли в руке пленника, и я видел явный блеск ярости в его взгляде, когда он смотрел, как я его тереблю.
— Он сказал, — Адлар сглотнул, замолчав, — «Убей меня, если у тебя есть яйца».
— О-о, у нас-то яйца есть, козоёб! — прорычал Тайлер, подходя к пленнику. — А вот у тебя не будет, когда закончим! Отдадим тебя ей. — Он ткнул пальцем в сторону Эйн. — Она-то знает, как обращаться с такими, как ты.
Я встретился с ним взглядом, покачав головой. Тайлер прикусил язык и снова принялся ходить вперёд-назад.
— Интересное оружие, — сказал я, поворачивая клинок. — Как оно называется? — На самом деле ножей такой конструкции я раньше не видел. Клинок и рукоять были сделаны из одного куска стали — семидюймовый обоюдоострый серп крепился к изогнутой рукоятке с кольцом вместо навершия. Я видел, как вергундийцы просовывали указательный палец в кольцо, которое не давало ножу выпадать из руки, а обоюдоострое лезвие позволяло как резать, так и колоть.