— Приветствуем вас, лорд Писарь. — Герцог обратился ко мне хриплым голосом, который яснее внешности говорил о его возрасте. Из недавно прочитанного я знал, что этому человеку около семидесяти, а его наследник — плод третьего брака, тогда как в остальных рождались только дочери. Улыбка его выглядела натянутой и далеко не тёплой, а у лорда Гилферда улыбки для меня и вовсе не нашлось. За двумя лордами сидела группа из дюжины человек, которых я принял за главных вассалов герцога и его ключевых советников. Среди этой разношёрстной кучки поседевших рыцарей и учёных в шапочках никто, как и их сеньор, видимо, не обрадовался при моём появлении. Самым внушительным персонажем среди присутствующих оказалась высокая пепельноволосая женщина в серой рясе восходящей. И среди них всех только её поведение, предсказуемо, было открыто враждебным.
— Для меня большая честь смиренно стоять перед вами, милорд. — Чувствуя, что открытая лесть, которую я выказывал лорду Арчелу, здесь будет неуместна, я отвесил поклон строго соответствующей глубины. — И, позвольте сказать, как солдат, я вам признателен.
Герцог изогнул бровь.
— Отчего это, милорд?
— Оттого что в каждой битве, в которой я участвовал, мне посчастливилось иметь на своей стороне храбрых кордвайнцев.
— Для Ламбертайнов это дело чести — мы никогда не уклоняемся от своих обязательств. — Несмотря на эти слова, я не заметил никакой гордости в тоне лорда Лорента. — Король призывает солдат, и мы отвечаем. Так всегда с королями и герцогами.
— Любому монарху следует ценить вашу верность. — Я снова поклонился и заговорил сугубо официально: — Я пришёл с вестью от Воскресшей мученицы и Помазанной Леди…
— И еретички! — Перебила меня восходящая пронзительным восклицанием. Эта женщина вскочила на ноги, всё её лицо тряслось от неподдельного возмущения. — Поистине, она — самая отвратительная еретичка! Осквернительница Ковенанта. Умоляю, милорд… — она яростно глянула на лорда Лорента, — …вышвырните этого известного убийцу и лжеца из своей крепости…
— Восходящая Хейльма! — Оказалось, что громко рявкнуть герцог может совершенно без хрипотцы в голосе. Священница резко умолкла и вернулась на своё место в напряжённой позе и сжав зубы.
— Прошу прощения, лорд Писарь. — Лорент одарил меня ещё одной натянутой улыбкой, ещё слабее, чем в первый раз. — Я не приемлю никакой грубости по отношению к моим гостям. В Кордвайне издавна сложилась традиция, что тех, кто приходит с миром, принимают тем же.
— Я не обижен, милорд. — Наклонив голову, я многозначительно посмотрел на восходящую. — Перемены всегда болезненны для косных умов, особенно для тех, кто погряз в незаслуженных привилегиях.
Я отвернулся от краснеющей восходящей Хейльмы и следующие слова адресовал одному герцогу:
— Да будет известно, что Воскресшая мученица благословляет ваш дом и ваше герцогство. И для неё станет честью и радостью закрепить это благословение, если вы встретитесь с ней в Атильторе.
— И я благодарю её за это приглашение. — За этим ответом Лорента последовала намеренно затянутая пауза. Такую же хитрость я использовал при допросе пленников. Желание нуждающегося заполнить молчание часто провоцирует неправильно выбранные слова или даже раскрытие секретов. Я вынес паузу со спокойным терпением, лишь немного выжидательно приподняв брови, и увидел, как на лице герцога едва заметно промелькнуло веселье, после чего он снова заговорил:
— Как я понимаю, вы привезли артистов в мою крепость, — сказал он.
— Привёз, милорд. На самом деле даже трио. Жонглёра, менестреля и певицу, обладательницу самого чистого голоса и лучших стихов во всём Альбермайне.
— Впечатляющая похвальба.
— Милорд, я не склонен к хвастовству. Если захотите послушать её пение, то узнаете, что я не лжец. — Очередная колкость в сторону восходящей, вызвавшая язвительный смешок.
— Я её послушаю. — Герцог взялся за ручки кресла и поднялся на ноги. Придворные последовали его примеру, а я опустился на одно колено. — Сегодня, — добавил Лорент. — Каким бы хозяином я был, если бы не почтил пиром такого необычного гостя? Мы ещё поговорим, когда я послушаю вашу певчую птичку. Но предупреждаю, для получения вами столь желанной награды её песня должна быть поистине особенной.
Эйн не разочаровала, как и всегда, где дело доходило до музыки. Её представление началось после того, как Адлар захватил внимание публики ослепительным показом. После замечательного начала с обычными жезлами и шарами он устроил прощальный спектакль, попросив толпу бросать ему разные предметы для жонглирования. Один из рыцарей герцога кинул ему меч, вероятно ожидая, что Адлар, подбрасывавший в воздух штук восемь разнообразных предметов, наверняка его уронит. Не уронил. Меч он высоко метнул, быстро кружа набор горшков, бутылок и кубков. Когда меч опустился, он высоко подбросил предметы поменьше, поймал и снова метнул оружие, а потом поймал остальные предметы и продолжил процесс.
Квинтрелл отказался от сольного выступления и только аккомпанировал Эйн. По моей просьбе она начала, услаждая пирующих лордов, леди и прочих придворных, исполнением популярных песен. Мелодии поначалу были весёлыми, которые публика обычно подхватывает, но не сегодня. Все они с растущим восхищением смотрели на стройную девушку с таким лицом и голосом, что многие сочли бы её Серафилью во плоти. Как я и надеялся, восхищение сменилось восторгом с мокрыми глазами, когда она запела свои композиции. От «Кто споёт мне?» многие вытирали глаза, а потом разразились бурными аплодисментами, но венцом славы Эйн тем вечером стал «Плач Воина».
«Дни войны этой, они всё длиннее. Дела войны́ этой омрачают мою душу…»
Пока она пела, я осторожно наблюдал за реакцией лорда Лорента, увидев, что на его лице написана скорее безмятежная признательность, чем изумление, на которое я рассчитывал. Однако с его сыном всё обстояло совсем иначе. Лорд Гилферд, не мигая, смотрел на Эйн с нервным волнением молодого человека, потерявшегося в своей первой любовной одержимости. Мне это показалось в равной мере радостным и тревожным. Влюблённый наследник Кордвайнского герцогства может быть полезен, но намерение избалованного лорда преследовать солдата низкого происхождения в войске Ковенанта грозило потенциальным осложнением. Несомненно, он смотрел на Эйн и видел очаровательную девушку с голосом, способным пронзить сердце. А если он обнаружит, что она совсем другая, то это наверняка вызовет обидное разочарование.
Отец лорда Гилферда, видимо, обладал даром наблюдательности сродни моему.
— Парень, хватит ёрзать, — резко пробормотал он, заметив, что его сын всё больше теряет самообладание. Юноша, казалось, почти ничего не заметил, и его волнение только возрастало, когда Эйн приближалась к последнему куплету.
«Ибо встречу судьбу человеком великого горя, знаю, встречу судьбу по заслугам».
Когда последняя нота взлетела к потолку зала, наступил короткий миг молчания, а потом толпа разразилась аплодисментами, и все, кроме герцога, вскочили на ноги, хлопками и криками приветствуя певицу, а громче и энергичнее всех — лорд Гилферд.
Разумеется, Эйн и Квинтрелл были вынуждены несколько раз выйти на бис из-за того, что публика не хотела их отпускать. Эйн такое признание явно озадачило, но более опытный менестрель попросил их назвать свои любимые песни, которые будут спеты, только если его шляпу набьют монетами. Поэтому, когда Квинтрелл под звон монет бродил по комнате с протянутой шляпой, разные фракции громко спорили друг с другом за возможность услышать свои песни. В этом шуме я наклонился поближе к герцогу и пробормотал вопрос:
— Милорд, песня для вас достаточно особенная?
— Замечательный талант, несомненно, мастер Писарь. — Он наклонил голову. — Тем более для такой юной особы.
— Тогда приезжайте в Атильтор и послушайте её снова. — Я кивнул на его сына, который смотрел на Эйн, можно сказать, остолбенело. — Привозите и лорда Гилферда, если пожелаете.
Лицо герцога раздражённо дёрнулось, и он повернулся к своему наследнику.
— Сядь прямо, — бросил он. — Будущий герцог не должен сутулиться за столом. — Отец и сын обменялись негодующими взглядами, после чего юноша опустил взгляд и выпрямил спину в сравнительно более царственную позу.
— Интересно, — сказал Лорент, повернувшись ко мне, — а лорд Арчел согласился получить благословение Помазанной Леди во время вашего визита?
Для меня не стало сюрпризом, что он знал о моём визите к его восточному соседу. Этот человек излучал несомненную уверенность человека, который всю свою жизнь успешно ходил по зачастую смертельным течениям Альбермайнской политики. Такому человеку без разведки никак.
— Согласился, — сказал я. — Несмотря на многие трудности, осаждающие герцогство. Трудности, с решением которых Помазанная Леди с радостью поможет.
— Неужели? Деньгами или солдатами? — Он ворчливо усмехнулся и махнул рукой, избавляя меня от формулировки подходящего уклончивого ответа. — Вы думаете, мне нужна помощь Помазанной Леди? На моих землях нет бунтовщиков.
— И всё же Алгатинеты морят голодом ваше герцогство. С самого падения Фьордгельда портам Кордвайна запрещено торговать с аскарлийцами. А леди Эвадина считает, что время вражды с нашими северными соседями прошло, и, быть может, требуется новый, более прагматичный и выгодный курс.
Весёлость герцога померкла, он наклонился ко мне и тихо проговорил:
— Я вижу, милорд, вы умный человек, так позвольте говорить прямо. Моё согласие на благословение вашей леди будет сигналом всем, что я признаю её власть над Ковенантом. А ещё это ясно даст понять, что я одобряю роспуск Совета светящих. Если оставить в стороне мои собственные симпатии, то такой проницательный человек, как вы, также поймёт, что моё признание ничего не значит. Вам требуется признание Короны. Без него Воскресшая мученица — всего лишь еретичка в украденном соборе.
— Ваша откровенность освежает. — Я поклонился в знак признательности. — И, по правде говоря, я действительно претендую на некоторую проницательность. Она возникает из тщательного изучения истории, которая богата примерами тех, кого поначалу называли еретиками, а позже провозглашали мучениками или даже королями.