— Смерть преображает нас, Элвин. Могучие при жизни зачастую становятся слабыми, когда их дух ускользает из клетки плоти. Слабый может стать сильным. А жестокий — сострадательным.
— Я встретил его недавно и вынужден сказать, что он такой же жестокий, каким был всегда.
— Не всё меняется мгновенно. У Эрчела будет ещё много возможностей заново сформировать себя. Столько, сколько ему потребуется, поскольку на равнинах за пределами жизни время движется по-другому. А вот твоё время истекает.
— Если ты пришла сказать мне, что я скоро умру, то думаю, я это уже и сам понял. — Я снова повернулся к ней и увидел на её губах нежную улыбку.
— Я по тебе скучала, — проговорила она, чем только подогрела моё негодование.
— Эйтлишь искал тебя, — сказал я. — Он отправил вейлишь на поиски. Её звали Лилат. Она из-за меня умерла ужасной смертью. Но ты же это и так знаешь?
Улыбка померкла, и она кивнула.
— Что-то я могу предотвратить. А что-то — нет.
— А мою смерть? Можешь?
— Пока не знаю. Я пришла не с вестью о смерти, а с напутствием по жизни. — Она подняла руки, указывая на окружающую местность. — Мои люди называют это место «Кейн Лаэтиль».
Каэритская фраза, которой я прежде не слышал, хотя знал слова. Дословный перевод означал «зима в узкой долине».
— Не в долине, — пробормотал я, немного подумав. — Перевал зимой. Зимний перевал. Так его называют каэриты?
— Да. Проход через горы, отделяющий ваши земли от наших, который образуется только зимой. Здесь пролегает обратный путь к женщине, которую ты любишь.
«К женщине, которую ты любишь». Эти слова уязвили сильнее, чем я ожидал. И это в её тоне было осуждение? Я на самом деле её разочаровал?
— Невозможно любить чудовище, — сказал я, отчего она с сожалением нахмурила лоб.
— Ох, Элвин, — сказала она. — Конечно, возможно.
Она моргнула, и ландшафт сменился — холодный горный перевал исчез в тот миг, как Ведьма в Мешке закрыла глаза. Когда она их открыла, мы уже стояли на склоне холма, где высокая трава покачивалась на сильном ветру. И снова она принесла меня в незнакомое место. Под нами находилась широкая бухта в форме полумесяца, на белый песок пляжа накатывали высокие волны, набегающие из серого моря. Рядом стояла крепость с каменными стенами — небольшая, по сравнению со многими. По отсутствию знамени и состоянию стен я пришёл к выводу, что она уже давно не используется, хотя ещё не развалилась.
— А теперь мы где? — спросил я Ведьму в Мешке, почти ожидая загадочного ответа, так что его конкретика вызвала удивление.
— Северное побережье каэритских владений. Эту бухту часто навещал человек, которого я когда-то знала — пират по роду деятельности и исследователь в сердце. В чём-то ты мне его напоминаешь, хотя характер у него был куда более злобный, и намного более жадный.
— Гончая, — понял я. — Ты знала Морскую Гончую?
— Калим терпеть не мог эту кличку и представлялся как Повелитель Кроншельдского моря. У него были грандиозные планы однажды добиться королевского признания. «Если украсть достаточно их золота», говорил он мне, «то они дадут что угодно, лишь бы вернуть его назад». Благодаря мне мой народ позволял ему высаживаться здесь и покупать блестящие металлы и камни, которые вы так почитаете. Они даже позволили ему построить что-то вроде за́мка. — Она кивнула на покинутую крепость. — Он называл его замок Дреол, намереваясь сделать резиденцией будущих поколений своей семьи. Там внутри есть колодец свежей воды, и в склепе вы найдёте саркофаг, наполненный всем золотом и драгоценными камнями, которые только потребуются вашей армии.
— Ты хочешь, чтобы я отправился сюда?
— Думаю, ты поймёшь, что больше тебе отправиться некуда. Если только не собираешься сбежать в далёкие земли и оставить своего сына в лапах его матери. Я видела мельком, что случится, если ты так поступишь. Ничего приятного.
— Так ты знала, сотни лет назад. — Мой гнев снова взвился, и его подстёгивало чувство, будто меня контролирует чужая воля — словно я марионетка, что вечно танцует на нитках в её руке. — Ты знала всё, что случится. Знала, кем станет Эвадина.
— Не «станет», а кем она всегда была. И что ты всегда собирался пойти против неё. Но нет. Я не знала всего этого, когда однажды стояла на этом самом месте с человеком, который считал себя властелином океана. В конечном счёте, я ничего не контролирую, Элвин. Я могу только направлять.
Ещё более горячие слова едва не сорвались с моих губ, но я позволил им увянуть, внезапно утомившись от всего происходящего. Она была права. Я всегда сам выбирал пути своей жизни. Я мог бы дезертировать перед Полем Предателей. Мог позволить Эвадине погибнуть после Ольверсаля. Мог бы остановить её руку, когда та резала горло светящего Дюрейля. Но не стал.
— А она знает? — спросил я Ведьму в Мешке. — Знает, кто она?
— Нет. Злоба, которая господствует над ней, потрясающе лжива. По представлению Эвадины, она такая, какой ты её изображал: защитница бедных и угнетённых. Носительница справедливости и просвещённого правления. Душа, получившая божественное благословение выполнить великую миссию. Эта вера глубоко укоренилась в ней, настолько глубоко, что её невозможно разрушить.
Тогда Ведьма в Мешке подошла ко мне, черты её лица вновь наполнились нежным раскаянием.
— И ещё одно, — сказала она, подняла руку и провела по моей щеке. — Эйтлишь грубо ведёт себя и не питает любви ни к тебе, ни к твоему народу, но ты можешь ему верить. Ибо он знает, что твоё дело совпадает с его делом. Когда вы встретитесь, скажи ему, что тебе нужно найти каменное перо.
— И что это такое?
— Ключ, который отпирает любую ложь. — Она отступила от меня, в последний раз печально улыбнулась и моргнула.
Я проснулся в гамаке и так резко вскочил, что свалился со своей брезентовой кровати и болезненно ударился о палубу. Казалось, будто в голову воткнули даже не один, а несколько топориков, а мочевой пузырь и кишки раздулись до такой степени, что чуть не лопались.
— Видишь? — услышал я слова Тории и посмотрел наверх, увидев, как она ухмыляется намного менее весёлой Джалайне. — Говорила же, что он не помер. — Тория наклонила голову, рассматривая моё распластанное тело, и скривила рот, пытаясь подавить смех. Одна моя нога запуталась в гамаке, и я дёрнулся, безуспешно пытаясь её высвободить.
— Принцесса-регент ожидала твоего совета, — сказала Джалайна, подойдя, чтобы вытащить мою ногу из брезентовой ловушки. — Я всю роту заставила прочёсывать город в поисках твоей пьяной жопы.
Немного покряхтев от напряжения, я смог усесться на колени.
— Карты, — сказал я Тории. — Дин Фауд оставил тебе копии?
— Вот, — сказал я несколько часов спустя, тыкая пальцем в карту, развёрнутую на столе. Леанора заняла особняк торговца, который сбежал из города. Дом мог похвастаться отличной библиотекой с многочисленными картами, но вряд ли среди них нашлась бы настолько же подробная, как та, что лежала перед нами. Несмотря на то, что это была копия, в каждой строке и букве отражалось великолепное искусство картографии. С морскими картами я был знаком лишь отчасти, но те, что видел прежде, редко отличались такой полнотой, как это изображение нижних пределов Кроншельдского моря. Компасные линии пересекались в ключевых точках, а мелко начертанные цифры через равные промежутки указывали глубину океана. Пускай Калим Дреол так и не стал повелителем Кроншельда, но я был бы рад назвать его королём картографов.
Бухта под моим пальцем нашлась легко из-за её серповидной формы, и того факта, что лишь эта точка на карте была помечена символом, обозначающим крепость.
— Каэритские Пустоши, — сказала Леанора, с сомнением нахмурившись. — Туда вы хотите нас отправить?
— Да, и благодаря госпоже Сакен у нас есть средства перевезти туда все наши силы. В этой природной гавани есть за́мок, свежая вода, и там у наших врагов мало шансов по нам ударить.
— И у нас там мало шансов ударить по ним, — заметил Элберт.
— Сейчас их у нас тоже нет, — возразил я. — Это место станет нашей базой. Там мы сможем обучить наше войско, отправлять корабли обратно в королевство, чтобы набрать новых рекрутов — а их будет больше, не сомневайтесь. Когда станем достаточно сильны, пойдём на Альбермайн.
— Всем известно, как каэриты враждебны к чужакам, — сказала Леанора. — Вы думаете, они просто позволят нам высадить большую армию солдат на своём побережье?
— Да. — Я колебался, не желая рисковать вызвать презрение, которое наверняка возникло бы, если бы я объяснил источник своей уверенности. — Они меня знают. Мне благоволит Эйтлишь, их главный шаман. — Преувеличение, граничащее с вопиющим обманом, но необходимое. — И к тому же, они тоже в опасности. Эвадина страстно ненавидит таких, как они. Она давно хотела устроить священный поход против каэритов. И всё это делает их могущественным потенциальным союзником.
Я замолчал, отступив от стола, и наблюдал за расчётами, отражавшимися на лице Леаноры. Я уже решил, что если она откажется, то я возьму Свободную роту и оставлю принцессу здесь. Я бы взял и леди Дюсинду — и пускай эта задача включала в себя рискованное похищение из-под носа сэра Элберта, но я не собирался бросать её на сомнительную милость Эвадины. В отличие от её жениха. С радостью оставил бы короля на попечение матери, поскольку его требовательные манеры и периодические истерики определённо становились утомительными.
Видя в поведении Леаноры немалое сопротивление, я решил, что это предложение нужно немного позолотить.
— А ещё, — сказал я, — Мне достоверно известно, что нынешнее состояние королевской казны значительно улучшится благодаря тому, что мы найдём в этой крепости.
— Пиратские сокровища, да, Писарь? — весело спросил Элберт, скептически нахмурив брови.
— По правде говоря, да, — ответил я, и следующие слова адресовал Леаноре: — Ручаюсь, ваше величество.