Я вернулся к Лорайн, обнаружив, что её, как и остальных, захватило выступление Эйн. Она посмотрела на меня, только когда я коснулся её руки. Я ничего не сказал, лишь склонив голову в сторону боковой двери в задней части зала, которая, как я знал, вела к участку широкой зубчатой стены, известному как Герцогский насест. Лорайн печально изогнула брови и поднялась на ноги. Лишь несколько шейвинских дворян за верхним столом поднялись, чтобы отметить поклоном уход своей герцогини, и это многое говорило о привлекательности голоса Эйн.
— Эта девушка весьма примечательна, — сказала Лорайн, проводя меня через дверь, которую охранник, стоявший там, поспешил открыть. — Где ты её нашёл? — Воздух на Герцогском насесте встретил нас поздним осенним ветром, и мне пришлось накинуть на плечи плащ. На стене стояло несколько часовых, но по взмаху руки герцогини они быстро ушли за пределы слышимости. Я прошёл за ней к громоздким, выветренным зубцам, и посмотрел вниз, на раскинувшийся там Амбрисайд, и на лес за ним, где полная луна серебрила густое покрывало верхушек деревьев.
— В Каллинторе, где она отрезала яйца Эрчелу, — ответил я, не видя смысла скрывать правду.
— Так это на самом деле был не ты. — На губах Лорайн, искоса взглянувшей на меня, играла слабая улыбка. — Помню, как услышала о судьбе Эрчела. Показалось, что для нашего Элвина это слишком экстравагантно. Как говорил Декин: «Этот парень — убийца, но только когда необходимо». «Его надо хорошенько закалить, чтобы он однажды возглавил банду». Я-то подумала, что годы на Рудниках по части закалки сделали больше, чем он сам когда-нибудь смог бы.
— Это точно, но любви к пыткам они мне всё же не привили, даже в отношении Эрчела, хотя этот мелкий порочный хорёк, несомненно, заслужил кончину, которую она ему устроила. Эйн больше, чем выглядит, как и многие в роте Ковенанта.
— Чокнутые певички, опальные дворяне-перебежчики, писари-разбойники. — Лорайн хохотнула. — А твоя Воскресшая мученица проявляет любовь к тем, кому не место в этом мире. — Она встала чуть ближе, прищурившись, и вся весёлость с неё слетела. Когда она снова заговорила — неодобрительно и по-матерински — я услышал в её голосе неприятные осуждающие нотки. — Ты же ебёшь её?
Я ничего не ответил, раздражённо замерев от неловкости. Никак не мог решить, что меня больше сердило: её проницательность или осуждающий тон.
— По крайней мере, ты не оскорбляешь меня отрицанием, — пробормотала Лорайн, положив руки на камень, и покачала головой. — Ты и женщины, Элвин. Всегда плохое сочетание. Герта, да сохранят мученики её душу, часто смеялась над тем, как легко обчистить тебя до нитки. А теперь ты решил пятнать драгоценную плоть самой Помазанной Леди, Воскресшей мученицы и божественной служительницы Серафилей. Гнуснейший плотский грех, совершённый отъявленным разбойником.
— Я теперь лорд, — пробормотал я в ответ, на что она язвительно фыркнула от смеха.
— Вот что я скажу тебе, мой своенравный юнец, — настойчиво прошипела она, наклонившись поближе. — Про лордов, леди и всех остальных, которые в этом королевстве называют себя знатью, я поняла одно: всё это дерьмо, и они это знают. Титулы ничего не значат. Кровь и родство ничего не значат. В этом королевстве значение имеют три вещи: деньги, земли и способность собрать солдат, которые будут сражаться против тех, кто хочет забрать у тебя первые две. Всё остальное — просто фарс, разыгрываемый теми, кто родился в этой роли, или пришёл на сцену позже, вроде меня и тебя. У твоей божественно назначенной суки, может быть, самая сложная роль из всех. Но всё равно, это просто роль, Элвин, притворство, даже если сама она не знает, что играет.
— Я повидал всякое, — сказал я, не в силах почему-то встретиться с ней взглядом. — Путешествовал далеко, и видел много такого, чего не должно быть, но оно было. Во Фьордгельде и в Каэритских Пустошах я видел достаточно такого, что убедило меня: она не врёт. Бич на самом деле случился, и когда она говорит, что второй грядёт, я ей верю, поскольку её прозрение реально, божественное оно или нет.
Я рискнул взглянуть на её лицо, увидев во взгляде ещё более глубокое пренебрежение.
— Надо ли тебе говорить, на кого ты похож? — спросила она.
— Конюх был безумен. Я — нет.
— А она — да. И не притворяйся, что не замечаешь этого. Безумие тех, кого мы любим, может оказаться ловушкой, которая может связать тебя так же сильно, как и их. — Она замолчала, и её лицо разгладилось от печали и размышлений о себе. — Однажды я сказала тебе, что знала о безумии Декина, но всё равно шла за ним ради нашей любви. И ты знаешь, чем это закончилось. Интересно, к какому итогу приведёт тебя твоя безумная любовь?
— К трону, — честно заявил я, зная, что осторожно сформулированный намёк ничего мне не даст. — Уже до конца года Эвадина Курлайн будет коронована как восходящая-королева Альбермайна. Когда это случится — и не питай сомнений, что случится — она не забудет ни друзей, ни врагов.
— У этой женщины нет друзей. Есть только те, кого она будет использовать на службе своей иллюзорной миссии, включая и тебя. Такая женщина не любит, она обладает. Вольно или невольно, ты сделался её рабом, а рабы могут рассчитывать лишь на одну награду за свой труд — мучения и смерть.
Твёрдая уверенность, с которой она говорила, предвещала гневное молчание, и я стиснул челюсти, сдерживая неразумные слова. Тогда я говорил себе, что эта ярость проистекает от упрямой, предвзятой глупости Лорайн. Теперь же я знаю, что это естественная реакция глупца, который слышит нежеланную правду.
— Если ты не хочешь участвовать в её деле, — смог я проскрежетать после долгой паузы, — зачем вообще нас принимать?
Порыв ветра набросил прядь медных локонов на глаза Лорайн, которая любовалась открывшимся перед нами видом, вглядываясь в глубь леса.
— На прошлой неделе я получила письмо от нашей дорогой принцессы-регента. Отличное письмо, аккуратно написанное и тщательно сформулированное. Принцесса Леанора благодарит меня за верную службу в Битве Долины и обещает профинансировать помощь семьям павших в сражении. Также она выразила особую заботу о моём сыне и необходимость обеспечить ему надлежащее образование, поскольку однажды он станет герцогом этих Марок. Принцесса считает, что королевский двор станет лучшим местом для подобного обучения, и она ожидает, что обучение займёт несколько лет.
— Алгатинеты всегда так, — сказал я. — Выстраивают союзы на смеси доброты и угроз. Они захотят, чтобы Боулдин стал одним из них, может даже обручат его с кузиной подходящего возраста и положения. И всё это время он будет оставаться в их лапах, обеспечивая тем самым постоянную преданность его матери. Не сомневайтесь, герцогиня, восходящая-королева никогда не станет так жестоко отрывать ребёнка от матери.
Лорайн повернулась ко мне, её лицо выглядело бледным, если не считать россыпи веснушек на носу и щеках. Даже после всех этих лет такое сочетание придавало ей девчачий вид, хотя, когда она заговорила, её голос звучал как голос разбойника, умудрённого суровым опытом.
— Если вы победите, то я не буду к этому причастна, но всё равно преклоню колено перед твоей чокнутой мученицей. Если проиграете, то я не буду к этому причастна, и буду весело кричать вместе с толпой, когда её повесят. Надеюсь, это понятно.
Я склонил голову.
— Разумеется, миледи.
Она еле заметно кивнула.
— На свою войну против еретиков в Атильторе можете взять капитана Дервана с его Избранной ротой. Все керлы Шейвинской Марки, которые захотят идти под знаменем Помазанной Леди, тоже вольны покинуть свои земли, хотя я в любом случае не смогла бы их остановить.
— А потом?
— Если начнётся война с Алгатинетами, то это ваша война, Элвин. Во всяком случае, до тех пор, пока я не увижу, кто побеждает — а уж тогда Дерван может оказаться вам врагом, а не как союзником. Не смотри на меня так. Ты знаешь, как разыгрывается эта игра. И всё же, если ты прав, то до этого не дойдёт, не так ли? И это подводит нас к следующему вопросу.
Итак, настала кульминация этой тёмной сделки. Я молчал, и лишь немного склонил голову, приглашая Лорайн высказаться. Назначать цену за товары, которые ещё не купил, всегда плохая тактика.
— По моим подсчётам, — продолжила Лорайн, — примерно третью всех сельских угодий Шейвинской Марки владеет Ковенант. Быть может, твоя Помазанная Леди в мудрости своей разделяет моё убеждение, что такое положение дел нуждается в исправлении.
— Это зависит от того, сколько нужно исправить.
— Всё. Плюс рента за последние два года. Я не сомневаюсь, что казна Ковенанта достаточно глубока, и может это покрыть.
«Обещай ей всё, что потребуется», сказала Эвадина, но я не стал сразу объявлять о согласии. Если бы я согласился сразу, Лорайн заподозрила бы ловушку. И к тому же это оскорбило бы мои разбойничьи инстинкты.
— Один год ренты, — сказал я. — И половина земель.
— Две трети, — возразила она, и, улыбнувшись, протянула мне руку для поцелуя. — И я добавлю менестреля, раз уж он так хорошо аккомпанирует твоей пташке.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Квинтрелл шпионил на Лорайн, в этом я совершенно не сомневался. Менестрелю, который не может петь, скорее всего, приходится пополнять свой доход не только за счёт музыки. Кроме того, он вёл себя преимущественно молчаливо и смотрел осторожно, как человек, для которого наблюдать, оставаясь незамеченным, стало второй натурой. Я не винил Лорайн за то, что она отправила к нам своего агента — в конце концов, ей надо было защищать инвестиции. И, несомненно, менестрель понял, что я догадался о его истинной роли в тот момент, как он доложился мне на следующее утро. Даже относительно короткое пребывание на посту начальника шпионской сети Эвадины научило меня тому, что на удивление большая часть этой странной игры разыгрывается в открытую.
— Менестрели часто путешествуют далеко, так ведь? — спросил я его. Он представился мне в конюшнях, где Верховая рота и Разведрота готовились выезжать. Сегодня он был одет в простую одежду, а не в пёстрые шелка, как прошлым вечером, и мандолину сложил в вощёный узел, переброшенный через плечо. Я не увидел оружия на его поясе, но чувствовал, что где-то у него наверняка спрятан по меньшей мере один нож.