Он замолчал и глухо усмехнулся.
— Но я запятнал, Элвин Писарь.
— Тот паэлит, — сказал я. — Кориэт. Ты убил его.
Эйтлишь ещё ниже опустил голову, широкие плечи поникли под невидимым бременем.
— Не убивал, но это меня не извиняет. На спине паэла я разыскал все кланы паэлитов, и добился того, что они не смогли отрицать правду, которую я говорю. Старейшины кланов разделились, и сильно. Одни услышали мою правду и готовы были собрать своих воинов для похода на север, другие полностью находились под властью Кориэта. Раскол становился всё более скверным, и вскоре я понял, что, если его не разрешить, то на равнинах начнётся война. Каэрит прольёт кровь каэрита.
Эйтлишь встал на колени, положив руку на вскопанную землю на могиле.
— Вы убиваете друг друга с таким постоянством, что это уже кажется традицией, почти ритуалом. Но среди каэритов такого не случалось со времён до Элтсара. Такое невозможно было вынести. — Он взял горсть земли и пропустил почву сквозь пальцы. — Было созвано великое собрание кланов, якобы для того, чтобы все могли услышать слова Кориэта и Эйтлиша, тем самым решив это дело раз и навсегда. Но я организовал это собрание с другой целью, поскольку знал, что пока столько сердец захвачено словами Кориэта, паэлиты никогда не пойдут на войну. И потому я призвал единственную оставшуюся у меня силу, самих паэла. Я убедил собравшихся воинов, что о достоинствах слов Кориэта предстоит судить паэла. И они его осудили.
Он был так уверен в собственной мудрости, стоя, раскинув руки, и ожидая, что огромное стадо подчинится его воле. Но паэла не подчиняются воле никаких людей. После того, как последний из них промчался по его трупу, от него мало что осталось, помимо тряпья и костей. После этого ни один паэлит не смел говорить против войны, ибо волей паэла нельзя пренебрегать.
Эйтлишь раскрыл руку, дав остаткам земли просыпаться на могилу.
— Я знал, Элвин Писарь. Я знал, каким будет приговор паэла. В этом Кориэт был прав, если уж ни в чём другом. В союзе с ишличен мы пятнаем себя.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
В Оплоте Леди мы оставались ещё пять дней — неизбежная задержка для отдыха после трудного марша через Алундию. Так же она позволила Рулгарту собрать новых рекрутов с окружающих земель. Конюшня в за́мке Уолверн была наполнена сытыми и ухоженными лошадьми, и всех их быстро передали в руки недавно созданной роты, объединившей моих разведчиков и всадников Уилхема.
Паэлиты, нетерпимые к бездействию, отправились по южным берегам реки Кроухол. А мне была нужна быстрая рекогносцировка, и потому я отправил Уилхема на запад с приказом разведать брод, который представлял собой единственную переправу в Альберис. Джалайна вернулась одна через два дня, шатаясь на спине своей паэла. Суть её доклада я сразу увидел на её серьёзном, но измученном лице.
— Сколько? — спросил я.
— Мы видели только авангард, — ответила она и застонала, слезая с седла. — Три полные роты рыцарей, приближаются с востока.
— С востока? — Я надеялся, что Эвадина будет занята в Шейвинской Марке, но всегда оставался шанс, что она оставит свою мстительную миссию и выступит против нас здесь. Скорость её перехода меня удивила, как и направление атаки. — Зачем делать крюк на восток? — вслух задумался я.
— Знамёна были мне незнакомы, — сказала Джалайна. — Но Уилхем их знает. Видимо, герцог Дульсиана собрал своё войско на войну.
Мне удалось поспешно всё организовать и в течение дня заставить войско Короны двинуться на восток. Я установил жёсткий темп, заставляя их маршировать все возможные дневные часы. Я запретил ставить палатки на ночь, заставив людей спать, собравшись вокруг костров. С первыми лучами рассвета сержанты и капитаны бесцеремонно всех растолкали, и поход мрачно продолжился, пока мы не достигли брода. К тому времени начали в больших количествах возвращаться паэлиты, и потому я послал их первыми, чтобы они удерживали северный берег, пока переправляются основные силы армии. Когда Утрен вынес меня из реки, я с удивлением не обнаружил нигде в поле зрения никаких следов дульсианской армии. Даже самый несообразительный командир догадался бы, что нападение на нас здесь даёт лучшую возможность для победы. Однако за весь день над невысокими холмами на востоке их знамёна так и не появились.
Когда солнце начало садиться, капитаны собрались на возвышенности, где я выстроил армию.
— Герцог Дульсианский славится прежде всего своей жадностью, — прокомментировал Рулгарт. — Жадный человек часто бывает и трусом.
— Тогда зачем выводить против нас армию? — спросил я.
— Чтобы торговаться, — ответила Леанора. Она сидела на лучшей лошади, какую только можно было отыскать в за́мке Уолверн — её высокая, серая кобыла с длинной белой гривой, несмотря на свой замечательный внешний вид, имела далеко не царственную привычку постоянно ёрзать. Однако Леанора, похоже, не возражала и, не отрываясь, смотрела на восточный горизонт, поглаживая шею лошади, которая постоянно покачивала головой. — Я с детства знаю герцога Лермина, и он ни на одну встречу не приходил без чего-то, что могло бы подсластить сделку.
— Ваше величество, вы думаете, что он намерен вести переговоры? — спросил Элберт.
— Если только страх перед Лжекоролевой не вынудил его впервые в жизни рискнуть вступить в бой. — Леанора обернулась к Эйн. — Миледи, будьте добры, попросите принести самый большой сундук из казны. Пускай вон там поставят шатёр и поднимут штандарт. — Она махнула рукой на ровную площадку под возвышенностью. — Подождём герцогского герольда. Вряд ли ждать придётся долго.
На самом деле к моменту прибытия герольда герцога небо уже сильно потемнело, и потому мне пришлось отказаться от полного боевого порядка войска Короны. Они остались по своим ротам, но могли разжигать костры и готовить ужин. На флангах растерянно слонялись встревоженные паэлиты. Я пытался объяснить старейшинам их клана концепцию переговоров, но они сочли загадочной идею разговаривать с врагом накануне битвы. Тем не менее, они согласились не начинать атаку, пока Эйтлишь не даст сигнал. Перспектива того, что огромная орда воинов-паэлитов бросится в схватку с сильной армией рыцарей в доспехах, маячила в моей голове большим вопросом, оставшимся без ответа. Я на самом деле понятия не имел, чем такое могло закончиться, кроме как высоченной кучей трупов.
К моему удивлению, дульсианский герольд оказался весьма знакомой фигурой. Хотя, как я припоминал, время в компании лорда Терина Гасалля не показалось мне особенно поучительным. Более того, лёгкость, с которой я прочитал его настроение, хорошо говорила о намерениях его герцога.
— Как я рад видеть вас живым и несгоревшим, милорд, — поприветствовал я его, когда он остановил свою лошадь перед шатром принцессы-регента. — Надеюсь, побег из Куравеля не был слишком опасным.
Лорда Терин удостоил меня лишь кратким взглядом и немного изогнул бровь, демонстрируя неприязнь аристократа к керлу, а потом поклонился Леаноре.
— Миледи, от лица его милости, лорда Лермина Аспарда, герцога Дульсиана, я передаю приветствие…
— Ваше Величество, — вмешалась Эйн таким резким тоном, что поток слов Терина остановился. Она спокойно стояла слева от Леаноры, прямо держа спину, в отороченном горностаем плаще и в бледно-голубом хлопковом платье с серебряной вышивкой. Нынче в таком наряде она чувствовала себя явно гораздо удобнее.
— Что? — хмуро бросил Терин. Внешне Эйн выглядела, как фрейлина, но говорила, как простолюдинка.
— Правильная форма обращения к принцессе-регенту — «ваше величество», — сказала ему Эйн. — А ко мне — «миледи». Будьте любезны, исправьте свою речь, сударь. А ещё уберите свою задницу с лошади и выразите почтение должным образом.
Увидев, что Леанора лишь вежливо и выжидающе смотрит, Терин некоторое время бессильно хмурился, а потом согласился спешиться.
— Ваше величество, — сказал он, выдавив улыбку и снова поклонившись, — для меня большая честь передать вам приглашение отобедать сегодня вечером за столом герцога Лермина. Там, как он горячо надеется, насыщенная и дружеская дискуссия позволит избежать любых текущих недопониманий, которые могут привести к ненужным конфликтам.
Леанора всего лишь приподняла бровь и дала краткий ответ:
— Нет. Возвращайтесь к нему и скажите, чтобы в течение часа притащил свою раздутую тушу сюда. Если он слишком малодушен, чтобы встретиться со мной на переговорах, то может попробовать набраться смелости и встретиться со мной в бою. И лорд Терин, если мне когда-нибудь посчастливится встретиться с вами снова, любое неуважение, проявленное к членам моего двора, будет наказано хорошей поркой. А теперь убирайтесь отсюда.
Герцог Лермин, согласившись на призыв принцессы-регента, предусмотрительно привёл с собой всю армию. К тому времени, когда из мрака появились факелы, растянувшиеся в длинную мерцающую линию огромного воинства, уже совсем стемнело. Я предположил, что герцог приказал зажечь гораздо больше факелов, чем требовалось, чтобы создать впечатление бо́льшей численности. Со своей стороны, я приказал потушить половину костров войска Короны и уговорил Эйтлиша отвести паэлитов за холм. Если сегодняшние события перерастут в битву, то лучше не давать нашему врагу явных сведений о наших силах.
Герцог Лермин оказался на вид гораздо более крепким и выносливым человеком, чем предполагала его репутация. Он выехал на впечатляющем белом коне в сопровождении полной роты рыцарей. Когда он остановился, я узрел крупного бородатого мужчину с широкими плечами, в длинном плаще, отороченном жёлтым пятнистым мехом какого-то экзотического животного далёкого происхождения. Это была не единственная его нарочитая демонстрация богатства. Когда он спешился, я увидел отблеск факела на тяжёлой золотой цепи на шее, а обширный торс был облачён в тёмную кожаную тунику, украшенную серебряной филигранью и инкрустированными гранатами.