Его копыта проломили череп очередной лошади, а потом он вцепился зубами в поднятую руку рыцаря и не отпускал, пока я не вонзил меч в незащищённую щель на локте. Рыцарь громко закричал, но вскоре стих, исчезнув под кучей тел. Я уклонился от лезвия меча и ответил ударом сверху, помяв шлем и заставив его владельца наполовину выпасть из седла. Утрен встал на дыбы и замахал копытами, расчищая путь, а затем понёс меня дальше через сражение. То, что последовало за этим, осталось в моей памяти едва постижимой мешаниной: смутные воспоминания о жестоких схватках, кричащих людях и лошадях, которых сбивал с ног могучий зверь подо мной. И несмотря на все аплодисменты, обрушившиеся на меня в тот день, я без стыда признаю, что, если бы не свирепость Утрена, я наверняка присоединился бы к призракам, которые меня преследовали.
Когда всё насилие вдруг кончилось, это случилось поразительно внезапно. Помню, как вытащил кончик меча из забрала рыцаря, почувствовал на лице жаркий поток крови, а потом понял, что мы с Утреном остались одни, и драться больше не с кем. Паэла снова громко заржал, поворачиваясь вокруг, а я немного пришёл в себя и понял, что на самом деле мы окружены. От массы врагов вокруг нас отделяло несколько ярдов. Землю усеивали павшие лошади и рыцари, и некоторые всё ещё подёргивались или молотили руками и ногами, тщетно пытаясь подняться, несмотря на ужасные раны. Битва по-прежнему бушевала где-то позади. Я предположил, что это кордвайнцы атакуют остановившуюся кавалерию с тыла. И всё же в этом маленьком уголке поля боя, всего на мгновение, воцарилась тишина.
Я втянул воздух в лёгкие, и напряжение от недавнего сражения вызвало острую боль от груди до ног. Я увидел, что Утрен получил порезы на боках, и пена на них окрасилась в бледно-красный цвет. Однако он об этом явно не тревожился, вскидывал голову и вызывающе фыркал. Многие рыцари вокруг нас вздрагивали от его жестов, а некоторые даже отступили. А ещё я увидел за поднятыми забралами несколько сердитых, полных ненависти лиц. У меня не было времени надеть шлем, и многие из них знали меня в лицо. Сочетание страха и отвращения вызвало у меня извращённый смех.
— Вы же клялись умереть за неё! — Насмехался я над ними, дёрнув мечом, чтобы забрызгать ближайшего кровью. — Вам бы сказать мне спасибо, чокнутые ебланы!
Тут они зашевелились, но не от гнева, а в ответ на выкрикнутую команду. Этот звук привлёк моё внимание к высокой фигуре в доспехах, ехавшей на лошади сквозь толпу. Коня на дыбах на его шлеме было ни с чем не перепутать, как и его резкий, наполненный ненавистью настойчивый голос.
— Пропустить! Предатель мой!
Герцог Вирулис Галмейн прибыл вершить правосудие от имени своей королевы.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Просматривая различные рассказы о том, что произошло в тот день, я неоднократно поражался лени и откровенной нечестности, каковая проявляется во многих бездарных писаках, претендующих на звание учёных. Большинство из них с полной уверенностью и со ссылками на предполагаемых свидетелей рассказывают о впечатляющем вооружённом столкновении, случившимся между писарем и герцогом на этих кровавых утёсах. Каждый удар и контрудар описывается с разной степенью абсурдности. Некоторые утверждают, будто бы я, сравнив размеры наших скакунов, благородно настоял на том, чтобы сражаться с Вирулисом пешим, дабы не получить слишком большого преимущества. Другие будут доказывать, что я сразил его одним ударом. И то и другое утверждение нелепы. Я бы с радостью посмотрел, как Утрен топчет этого назойливого фанатика. Кроме того, каким бы опытным я ни был, но сомневаюсь, что одного удара моего меча хватило бы, чтобы свалить этого ублюдка. Нет, дорогой читатель, хотя мне и больно разочаровывать любое неоправданное ожидание, очевидным фактом является то, что мы с герцогом Вирулисом вообще не сражались в тот день. Хотя мне бы очень хотелось.
Я действительно напрягся, пока Вирулис ехал сквозь толпу, а Утрен энергично ёрзал подо мной. Но прежде чем он успел приблизиться на расстояние удара меча, позади него раздался сильный шум. Я уже слышал раньше этот характерный перекрывающийся хор сталкивающейся плоти и лязга металла, который означал, что Рианвельский тыл подвергся атаке кавалерии.
Вокруг нас ранее нерешительная масса рыцарей беспорядочно рассыпалась, пытаясь развернуть своих скакунов. В суматохе я потерял Вирулиса из виду. Несколько его знаменосцев попытались претендовать на честь уничтожить Писаря-Предателя, а один даже напал на меня с поднятым топором, но Утрен рванулся вперёд и отбросил противника в сторону. И снова моё сознание потерялось в водовороте битвы, а мир превратился в залитый красным кошмар с вопящими яростными лицами и рубящими клинками.
В чувство меня привела боль от пореза на лбу, и к этому времени число врагов вокруг меня значительно сократилось. Под копытами Утрена хрустнули кости, когда он добил спешившегося рыцаря. Лезвие моего меча стало красным от рукояти до кончика, а рука онемела от напряжения. Звук, похожий на звон колокола, привлёк мой взгляд к сэру Элберту Болдри, вонзавшему свой меч в шлем и голову рианвельца в дюжине шагов от меня. Судя по трупам позади него, стало ясно, что Королевский защитник проложил впечатляюще смертоносный путь, пробираясь ко мне. За его спиной драка продолжалась: плотная группа всадников металась в ярости, которая должна была разжечь боевую жажду Утрена. Однако, прежде чем паэла снова бросился в атаку, борьба утихла, рианвельцы остановились посреди боя, как будто в ответ на какой-то сигнал. Что бы это ни было, оно явно истощило последние запасы их мужества, поскольку все они бросились бежать.
Утрен немедленно помчался в погоню, не обращая внимания на пару десятков кровоточащих ран на боках. Когда мы приблизились к месту прерванного боя, причина бегства наших врагов стала ясна. Герцогское знамя Рианвеля лежало на земле, разорванное и забрызганное грязью и кровью. Рядом лежал сам герцог, пронзённый насквозь сломанным копьём в живот. Моё мрачное удовлетворение от этого зрелища быстро сменилось полным ужасом, когда я увидел тело, лежавшее рядом с павшим герцогом.
Поскольку Утрен всё ещё намеревался продолжать резню, мне пришлось покинуть его спину — я жёстко приземлился на бок, но почти не почувствовал этого. С трудом поднявшись на ноги, я заковылял по красным лужам к упавшей фигуре. Рука Вирулиса лежала у него на груди. Я оттолкнул её, обнаружив, что нагрудник под ней залит кровью.
— Ублюдок… попал мне в подмышку, — ухмыльнулся Уилхем, демонстрируя красные зубы. — Воткнул копьё… насквозь… и всё равно… он не помер…
Раздался пронзительный, панический голос, зовущий лекаря, и в этом голосе я узнал свой, только когда у меня начало болеть горло.
— Лежи спокойно, — прохрипел я Уилхему, который тщетно попытался встать. Поспешный осмотр его раны показал, что она глубокая, и кровь всё ещё хлещет. Схватив упавшее знамя герцога, я оторвал полосу, чтобы остановить поток, и заткнул ею рану, вызвав у Уилхема болезненный крик.
— Я бы предпочёл… — простонал он, — не… умирать в грязи… Нахожу это… довольно… недостойным.
— Нихуя ты не умираешь! — зарычал я на него и снова принялся звать лекаря.
— Мы за ним приглядим, — сказала Джалайна, появившись возле Уилхема, и Адлар подошёл следом за ней. На первый взгляд казалось, что лекарь нужен ей самой, настолько сильно её лицо окрасилось в неприятный красноватый оттенок бурого. Приглядевшись повнимательнее, я вздохнул с облегчением, когда стало ясно, что кровь не её. Адлару повезло меньше — его шея и куртка перепачкались красным из-за глубокого пореза вдоль линии подбородка.
— Лорд Писарь, — сказал тихий деловой голос, и я повернулся к нависшей надо мной высокой фигуре сэра Элберта. — День ещё не закончен. Солдаты ждут ваших приказов.
Он кивнул в сторону окутанного туманом поля на северо-востоке, откуда слышался мерный топот марширующих ног. Герцог Рианвеля и его рыцари были побеждены, но его пехота, очевидно, осталась неустрашимой. Я услышал этот ужасный, ненавистный речитатив, эхом разлетавшийся в дымке:
— Живём за Леди! Бьёмся за Леди!
Моим первым побуждением было ответить Элберту пренебрежительным оскорблением, ведь в тот момент я мог видеть только расфокусированные глаза Уилхема и бледнеющие черты его лица. Однако Джалайна знала, как меня отвлечь.
— Очнись! — рявкнула она, крепко хлопнув ладонью мне по лбу. — Ты позаботься об этом, — она дёрнула головой за плечо, а потом подошла и взяла Уилхема за руки, — а мы позаботимся о нём.
Я смотрел, как они с Адларом утаскивали Уилхема — из его раны по-прежнему текла кровь на истоптанное усеянное трупами поле — пока Элберт многозначительно не кашлянул.
— Соберите своих всадников, — сказал я ему. — Постройтесь на правом фланге. Я присмотрю за пехотой. Вы знаете, где лорд Рулгарт?
Элберт хотел было покачать головой, но замер, когда речитатив наших приближавшихся врагов резко сменился нестройными криками тревоги. Я не видел никакой битвы, но в тумане эхом разнёсся свист множества стрел, за которым тут же последовал скверный грохот сражения.
— Думаю, есть мыслишка об их местоположении, — сухо прокомментировал Элберт.
Чтобы организовать пехоту войска Короны в штурмовую линию, мне потребовалось гораздо больше времени, чем хотелось бы — это раздражало и вынудило раздать немало подзатыльников самым отстающим солдатам. Мой неоправданный гнев был направлен не по адресу, поскольку они только что отразили тяжёлую атаку, не претерпев ни единого прорыва своих рядов. Многие отдали за это свои жизни, а у большинства людей, которых я собрал в строй, остались кровоточащие шрамы, как свидетельства ожесточенных сражений. Тем не менее, в моём сознании с ужасающей ясностью вырисовывалось обмякшее тело Уилхема, и мне не терпелось завершить это дело. К счастью, к тому времени, когда я смог отдать приказ выдвигаться, выяснилось, что лорд Рулгарт и таолишь сделали всю работу за нас.